Слова отдавались шепчущим эхом, исполненным предчувствий и обещаний, и кружились в сознании девушки, словно шуршащие листья. Жжение разлилось теперь по всему телу, точно жар от громадной печи, заслонка которой распахнута настежь.
“Многие, многие приходили ко мне до тебя. Из друидов — Чародей-Владыка и еще другие, носящие знак Черепа. Во мне нашли они ключ к тем тайнам, к которым стремились давно, и стали такими, какими стали. Но сила, она принадлежала мне, и только мне. Сила и власть. А потом проросли посеянные семена, и появились призраки-Морды — эти изгои человечества. Но опять сила была у меня. Сила всегда у меня. Каждый раз оно здесь, во мне: высшее предвидение судеб мира и его созданий. И сила вершить эти судьбы. Каждый раз предвидение это обретало форму, творимую разумом тех, кто обращался к магической мощи, заключенной в моих страницах. Но каждый раз все шло не так, как предрекало предвидение, и творцы его — те, кто считал себя повелителем судеб, — проигрывали и теряли силу. Смотри, дитя Тьмы, я покажу тебе самую малую часть того, что могу. Что, только лишь пожелай, станет твоим безраздельно”.
Руки Брин, уже не подвластные ее воле, сами открыли Идальч. Зашелестели пергаментные страницы, словно кто-то невидимый стоял за спиной у девушки и перелистывал их. Странные буквы, слова на чужом языке, древнем — древнее, чем человечество, — загадочные письмена обратились в шепчущий голос, вкрадчивый, мягкий, и смысл таинственного текста вдруг стал понятен. Приподнялся занавес, где были спрятаны секреты великой силы, темной и страшной.
А потом голос пропал; девушка снова глядела на непонятные знаки, и только смутные воспоминания об изведанных ею тайнах еще дразнили, будоражили сознание. Страницы сложились, Идальч захлопнулась. Руки Брин (она так и не отпустила книгу) дрожали.
“Теперь ты видела. Но это лишь намек на то, что есть во мне. Сила, дитя Тьмы. Сила, по сравнению с которой жалкие потуги друида Броны и его приспешников просто ничто. По сравнению с которой мощь призраков-Мордов теряет всякий смысл. Почувствуй, как эта сила течет в тебе. Почувствуй ее прикосновение”.
Волна жара прошла по телу Брин. Девушке казалось (так иногда бывает во сне), что она разрастается до неимоверных размеров и может объять и вместить в себя целый мир.
“Тысячи лет мною пользовались маги и колдуны. Еще тогда, очень давно, я все устроила так, чтобы это предопределило твою судьбу. Твою и твоих близких. Тысячи лет враги рода твоего призывали мою силу, стремясь уничтожить то, чего еще не было. Что должно было возникнуть в тебе. Вот почему ты сегодня пришла сюда: из-за меня. Это я сотворила из тебя то, что ты есть; я создала тебя. Вот причина всего. И во всем, что сейчас происходит, есть смысл, дитя Тьмы, и великий смысл. Разве ты еще не поняла? Загляни в себя”.
Внезапно предостерегающий шепот пронзил сознание Брин, и она смутно припомнила ту высокую фигуру в черном плаще, седовласую, с пронзительными глазами. Кто-то ей уже говорил об этом. Об обмане и разрушении. Брин попыталась было ухватиться за ускользающее воспоминание, но никакого имени не пришло, и видение исчезло, замутненное обжигающим жаром, разлившимся по телу, и вкрадчивым эхом слов Идальч:
“Разве ты еще не поняла? Не поняла, кто ты? Неужели ты не видишь? Загляни в себя”.
Голос оставался таким же холодным, бесчувственным и спокойным, но теперь в нем была настойчивость, которая разрывала на части мысли Брин. Зрение вдруг затуманилось, и девушка словно увидела со стороны то незнакомое, такое чужое существо, каким стала она, призвав магическую силу песни желаний.
“Теперь мы одно с тобой, дитя Тьмы. Ты ведь этого хотела. Тебе не нужна даже эльфийская магия, потому что ты — та, кто ты есть и кем была всегда. Вот почему мы соединились. Эта связь рождена только магической силой, той, что делает нас такими, какие мы есть, ибо мы есть не что иное, как сила, заключенная в нас: твоя — в теле из плоти и крови, моя — в пергаментных страницах. Жизни наши сплетены друг с другом. И все, что было раньше, было лишь для того, чтобы теперь мы могли слиться уже нерасторжимо. Вот чего я ждала все эти годы”.
“Ложь!” Слово вспыхнуло в сознании Брин, но тут же пропало. Девушка не знала, что делать, — она пребывала в полном смятении. Руки ее продолжали сжимать Идальч, словно отпустить сейчас книгу было для Брин равнозначно смерти. А потом девушка вдруг поймала себя на том, что находит слова этого призрачного голоса — голоса Идальч — в самом деле убедительными. Действительно, между ними была какая-то связь и было единение. Она — такая же, как Идальч. Может быть, даже часть ее или что-то очень близкое.
Друид. Брин звала его, пыталась вспомнить его имя, но воспоминания все время ускользали куда-то. Жгучий жар накатил яростной волной, сметая все, и вновь раздался этот голос:
“Все эти годы ждала я тебя, дитя Тьмы. С незапамятных времен. Но вот ты пришла ко мне, и теперь я твоя. И ты знаешь, что со мной надо сделать. Только шепни мне”.
Словно алая пелена встала перед глазами Брин, и слова Идальч как бы сплелись воедино — в сгусток тьмы на красном фоне. Девушке хотелось кричать, но крик застрял в пересохшем горле.
“Только шепни, что со мной надо сделать”.
Нет! Нет!
“Шепни мне, что надо сделать”.
Слезы брызнули из глаз и потекли по щекам.
“Нужно использовать твою силу”, — безмолвно ответила Брин.
Рон в ярости отвернулся и зашагал прочь от Круха. Он по-прежнему сжимал в руках черный меч Ли с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Ладно, хватит. Мне это надоело, убери кошку с дороги, Кимбер! — Рон вновь направился к лестнице, но Шепоточек только приподнял голову, и горец остановился.
Девушка опять беспомощно покачала головой:
— Я не могу, Рон. Пойми, у него есть на этот счет свое собственное разумение.
— Меня не волнует его “собственное разумение”! — взорвался Рон. — Он всего лишь животное, он не способен принимать такие решения! Все, я иду вниз. Нравится ему это — не нравится, я иду! Одну Брин в этой яме я не оставлю!
Приподняв меч, он двинулся прямо на Шепоточка. Неизвестно еще, чем бы все это кончилось, но вдруг скала содрогнулась. Дрожь шла снизу, из темных дебрей Мельморда. Толчок был столь сильным, что Рон с Кимбер едва устояли на ногах и поспешили отступить от края уступа.
— Что это? — обеспокоенно прошептал Рон. — Что происходит, Кимбер?
— Странники, я так считаю, — рявкнул Коглин за спиной у горца. — Вызывают свою черную магию, и, возможно, против девочки.
— Деда! — сердито воскликнула Кимбер. Рон тоже в ярости повернулся:
— Знаешь что, старик, если с Брин что-то случится лишь потому, что этот кот держит меня здесь…
И горец вдруг замолчал. Какие-то тени скользили по Круху вниз, от серых стен Грани Мрака, — ссутулившиеся, закутанные в плащи черные фигуры в бледном свете вечерних сумерек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147