Клеа без страха прошла мимо. Нож за поясом, на рукоятку которого она положила руку, придавал ей мужество.
Перед гостиницей расположился отряд солдат, они пили вино Какема, изготовлявшееся из винограда, росшего на восточном склоне Ливийских гор.
Люди были очень веселы. После целого месяца, проведенного на страже у могил Аписа и храма в некрополе, сегодня неожиданно явился из Мемфиса начальник диадохов и приказал им снять стражу и явиться ко дворцу перед наступлением ночи.
Утром на их место должны были заступить другие наемники.
Все это узнала Клеа от посланца египетского храма в городе мертвых, встретившегося по пути. Он шел в Мемфис по поручению жрецов Осириса, Аписа и Сокара, с письмом к царю, в котором жрецы просили о скорейшей замене отозванного отряда.
Некоторое время девушка шла вместе с гонцом, но вскоре была не в состоянии поспевать за ним и отстала.
У следующего кабачка сидели за кружками с вином начальники солдат. И здесь Клеа проскользнула незамеченной, потому что всеобщее внимание было поглощено дикой пляской двух египетских танцовщиц, плясавших под такт, выбиваемый ладонями зрителей.
Эти сцены и вообще вся уличная жизнь пугала девушку, не привыкшую в своем уединении к шуму. Она пошла по боковой дороге, ведшей, по-видимому, тоже в город. Городские пилоны, крепость и дома, заволакиваемые вечерней мглой, уже скрылись из ее глаз.
Через четверть часа Клеа рассчитывала достичь города.
Солнце скрылось за Ливийскими горами, и короткие сумерки сменила полная тьма.
Западный ветер, поднявшийся еще с полудня, к вечеру значительно усилился и теперь обдавал Клеа горячим песком пустыни. Спустя немного времени она услышала свист капуры кваквы (водяного быка), и воздух сделался заметно влажнее. Еще несколько шагов, и ее нога погрузилась в ил. Клеа заметила, что она стояла у широкого рва, из которого высоко поднимались побеги папируса. Боковая дорожка здесь кончалась. Девушка должна была вернуться на старую дорогу и теперь шла против ветра и жгучей пыли.
Свет таверны указывал направление, которого ей следовало держаться. Хотя луна уже взошла, но черные тучи, быстро пробегавшие по небу, по временам закрывали и луну, и звезды. Она еще не чувствовала усталости, однако крики солдат и взвизгивания женщин, раздававшиеся из таверны, опять наполнили ее страхом и отвращением.
Цепляясь одеждой за чертополох и колючки, густо разросшиеся в пустыне, девушка шла, далеко обходя гостиницу.
И потом, когда она шла по болишой улице, ее все преследовали дикий смех и крики танцовщиц.
Кровь быстро переливалась по жилам, голова горела, Клеа видела Ирену отчетливо, ясно, с распущенными волосами, с развевающимися одеждами, подобно менаде на празднике Диониса, вертящейся в бешеном танце, переходящей из рук в руки среди необузданных и бесстыдных криков.
Безотчетный страх за сестру охватил ее с такой силой, что девушка, словно преследуемая Эриниями , помчалась как ветер, забыв о поручении Кратеса.
XVIII
Перед высокими воротами царского дворца сидело множество просителей, ожидавших здесь с раннего утра до поздней ночи, пока их позовут во дворец для получения ответа на поданное прошение.
Достигнув цели, Клеа почувствовала себя такой утомленной и разбитой, что решила немного отдохнуть и собраться с мыслями. Она присела к просителям возле одной женщины из Верхнего Египта. Едва она с немым поклоном заняла место возле этой женщины, как та начала рассказывать с большими подробностями, зачем она прибыла в Мемфис и как несправедливы судьи, которые заодно с ее негодным мужем — мужчины ведь всегда против женщин — не признают за ней и ее детьми прав, обусловленных брачным договором. Уже два месяца, говорила она, приходится ей здесь просиживать целые дни. Она уже проела все свои деньги и продаст в конце концов все свои золотые украшения. Но все равно она отсюда не уйдет. Раз дело ее дойдет до царя, то ее негодный муж и его сообщники увидят, на чьей стороне право.
Клеа мало что поняла в этом потоке слов.
Наконец ее соседка заметила, что Клеа совсем не слушает ее жалоб, она толкнула девушку в плечо и сказала:
— Ты, по-видимому, думаешь только о собственных делах, о которых, вероятно, нельзя рассказывать другим.
Тон, которым были произнесены эти слова, был так многозначителен, что Клеа, как уколотая, быстро поднялась и пошла к воротам.
Несколько резких слов было брошено ей вслед ее соседкой. Не обращая на них внимания, надвинув плотнее темное покрывало, она быстро вошла через ворота дворца в пространный, ярко освещенный смоляными факелами и плошками двор, заполненный пешими и конными солдатами.
Стража у ворот не обратила на девушку никакого внимания. Клеа беспрепятственно прошла через первый двор. Солдаты слишком были заняты своими делами, чтобы остановить ее.
В узком, освещенном фонарями проходе, ведущем во второй двор, ей попался навстречу один из конных телохранителей, так называемых филобазилистов.
Это был юноша высокомерного вида, в желтых сапогах и в блестящем панцире, надетом на красный кафтан. Заметив Клеа, он загородил ей дорогу своим конем и протянул руку, чтобы сдернуть с лица покрывало. Клеа, протянув руки, уклонилась от головы лошади, почти коснувшейся ее лица.
Всадник, забавляясь страхом девушки, со смехом заметил:
— Стой спокойно, он не злой!
— Твой конь или ты? — спросила Клеа с такой строгостью в голосе, что на одно мгновение телохранитель растерялся, а девушка, воспользовавшись его смущением, быстро проскользнула между стеной и лошадью.
Эти резкие слова разозлили избалованного юношу, но, не имея времени ее преследовать, он крикнул кипрским наемникам, мимо которых должна была проходить испуганная девушка:
— Товарищи, загляните под покрывало этой девочки. Если она так же хороша, как стройна, то желаю вам успеха.
Смеясь, он дал шенкеля своему рыжему. Киприоты нарочно дали Клеа время войти во второй, еще ярче освещенный двор и там окружили ее веселой и дерзкой толпой.
У беззащитной девушки кровь застыла в жилах. В продолжение нескольких мгновений она ничего не видела, кроме сверкающих глаз, блестящего оружия и рук, поднявшихся над ней, слышала слова и звуки, которых не понимала, но чувствовала их отвратительное, ужасное значение. Ей казалось, что в них слышатся смерть и позор.
Она стояла, скрестив руки на груди. Но чья-то грубая рука потянула с головы ее покрывало, и она невольно подняла руки, чтобы закрыть лицо.
Наглый жест киприота вывел ее из оцепенения. Полная негодования, она смерила сверкающими глазами своих бородатых противников и гневно крикнула:
— Стыд вам! Во дворце царя вы, как волки, нападаете на беззащитных женщин и в мирном месте срываете с головы девушки покрывало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Перед гостиницей расположился отряд солдат, они пили вино Какема, изготовлявшееся из винограда, росшего на восточном склоне Ливийских гор.
Люди были очень веселы. После целого месяца, проведенного на страже у могил Аписа и храма в некрополе, сегодня неожиданно явился из Мемфиса начальник диадохов и приказал им снять стражу и явиться ко дворцу перед наступлением ночи.
Утром на их место должны были заступить другие наемники.
Все это узнала Клеа от посланца египетского храма в городе мертвых, встретившегося по пути. Он шел в Мемфис по поручению жрецов Осириса, Аписа и Сокара, с письмом к царю, в котором жрецы просили о скорейшей замене отозванного отряда.
Некоторое время девушка шла вместе с гонцом, но вскоре была не в состоянии поспевать за ним и отстала.
У следующего кабачка сидели за кружками с вином начальники солдат. И здесь Клеа проскользнула незамеченной, потому что всеобщее внимание было поглощено дикой пляской двух египетских танцовщиц, плясавших под такт, выбиваемый ладонями зрителей.
Эти сцены и вообще вся уличная жизнь пугала девушку, не привыкшую в своем уединении к шуму. Она пошла по боковой дороге, ведшей, по-видимому, тоже в город. Городские пилоны, крепость и дома, заволакиваемые вечерней мглой, уже скрылись из ее глаз.
Через четверть часа Клеа рассчитывала достичь города.
Солнце скрылось за Ливийскими горами, и короткие сумерки сменила полная тьма.
Западный ветер, поднявшийся еще с полудня, к вечеру значительно усилился и теперь обдавал Клеа горячим песком пустыни. Спустя немного времени она услышала свист капуры кваквы (водяного быка), и воздух сделался заметно влажнее. Еще несколько шагов, и ее нога погрузилась в ил. Клеа заметила, что она стояла у широкого рва, из которого высоко поднимались побеги папируса. Боковая дорожка здесь кончалась. Девушка должна была вернуться на старую дорогу и теперь шла против ветра и жгучей пыли.
Свет таверны указывал направление, которого ей следовало держаться. Хотя луна уже взошла, но черные тучи, быстро пробегавшие по небу, по временам закрывали и луну, и звезды. Она еще не чувствовала усталости, однако крики солдат и взвизгивания женщин, раздававшиеся из таверны, опять наполнили ее страхом и отвращением.
Цепляясь одеждой за чертополох и колючки, густо разросшиеся в пустыне, девушка шла, далеко обходя гостиницу.
И потом, когда она шла по болишой улице, ее все преследовали дикий смех и крики танцовщиц.
Кровь быстро переливалась по жилам, голова горела, Клеа видела Ирену отчетливо, ясно, с распущенными волосами, с развевающимися одеждами, подобно менаде на празднике Диониса, вертящейся в бешеном танце, переходящей из рук в руки среди необузданных и бесстыдных криков.
Безотчетный страх за сестру охватил ее с такой силой, что девушка, словно преследуемая Эриниями , помчалась как ветер, забыв о поручении Кратеса.
XVIII
Перед высокими воротами царского дворца сидело множество просителей, ожидавших здесь с раннего утра до поздней ночи, пока их позовут во дворец для получения ответа на поданное прошение.
Достигнув цели, Клеа почувствовала себя такой утомленной и разбитой, что решила немного отдохнуть и собраться с мыслями. Она присела к просителям возле одной женщины из Верхнего Египта. Едва она с немым поклоном заняла место возле этой женщины, как та начала рассказывать с большими подробностями, зачем она прибыла в Мемфис и как несправедливы судьи, которые заодно с ее негодным мужем — мужчины ведь всегда против женщин — не признают за ней и ее детьми прав, обусловленных брачным договором. Уже два месяца, говорила она, приходится ей здесь просиживать целые дни. Она уже проела все свои деньги и продаст в конце концов все свои золотые украшения. Но все равно она отсюда не уйдет. Раз дело ее дойдет до царя, то ее негодный муж и его сообщники увидят, на чьей стороне право.
Клеа мало что поняла в этом потоке слов.
Наконец ее соседка заметила, что Клеа совсем не слушает ее жалоб, она толкнула девушку в плечо и сказала:
— Ты, по-видимому, думаешь только о собственных делах, о которых, вероятно, нельзя рассказывать другим.
Тон, которым были произнесены эти слова, был так многозначителен, что Клеа, как уколотая, быстро поднялась и пошла к воротам.
Несколько резких слов было брошено ей вслед ее соседкой. Не обращая на них внимания, надвинув плотнее темное покрывало, она быстро вошла через ворота дворца в пространный, ярко освещенный смоляными факелами и плошками двор, заполненный пешими и конными солдатами.
Стража у ворот не обратила на девушку никакого внимания. Клеа беспрепятственно прошла через первый двор. Солдаты слишком были заняты своими делами, чтобы остановить ее.
В узком, освещенном фонарями проходе, ведущем во второй двор, ей попался навстречу один из конных телохранителей, так называемых филобазилистов.
Это был юноша высокомерного вида, в желтых сапогах и в блестящем панцире, надетом на красный кафтан. Заметив Клеа, он загородил ей дорогу своим конем и протянул руку, чтобы сдернуть с лица покрывало. Клеа, протянув руки, уклонилась от головы лошади, почти коснувшейся ее лица.
Всадник, забавляясь страхом девушки, со смехом заметил:
— Стой спокойно, он не злой!
— Твой конь или ты? — спросила Клеа с такой строгостью в голосе, что на одно мгновение телохранитель растерялся, а девушка, воспользовавшись его смущением, быстро проскользнула между стеной и лошадью.
Эти резкие слова разозлили избалованного юношу, но, не имея времени ее преследовать, он крикнул кипрским наемникам, мимо которых должна была проходить испуганная девушка:
— Товарищи, загляните под покрывало этой девочки. Если она так же хороша, как стройна, то желаю вам успеха.
Смеясь, он дал шенкеля своему рыжему. Киприоты нарочно дали Клеа время войти во второй, еще ярче освещенный двор и там окружили ее веселой и дерзкой толпой.
У беззащитной девушки кровь застыла в жилах. В продолжение нескольких мгновений она ничего не видела, кроме сверкающих глаз, блестящего оружия и рук, поднявшихся над ней, слышала слова и звуки, которых не понимала, но чувствовала их отвратительное, ужасное значение. Ей казалось, что в них слышатся смерть и позор.
Она стояла, скрестив руки на груди. Но чья-то грубая рука потянула с головы ее покрывало, и она невольно подняла руки, чтобы закрыть лицо.
Наглый жест киприота вывел ее из оцепенения. Полная негодования, она смерила сверкающими глазами своих бородатых противников и гневно крикнула:
— Стыд вам! Во дворце царя вы, как волки, нападаете на беззащитных женщин и в мирном месте срываете с головы девушки покрывало!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66