ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Садовники, мальчики, девушки приносили на деревянных шестах или на досках и жердочках цветочные венки, гирлянды и благоухающие букеты, а на том месте берега Нила, где стояли на якоре царские суда, рабочие обвивали зеленью и гирляндами мачты с флагами и украшали их разноцветными фонарями.
Длинная процессия празднично одетых жрецов, представителей пяти фил касты жрецов соединенной страны, с подарками и штандартами тянулась по направлению к царскому дворцу, и толпа почтительно расступилась перед нею.
Эвергет, брат царя, правитель Александрии, праздновал сегодня в Мемфисе день своего рождения, и весь город должен был принимать в этом участие.
В первом же часу по восходу солнца в храме Пта, величайшей и древнейшей святыне в славной резиденции фараонов, принесены были жертвы. Недавно найденный бык Апис, к которому рано утром Эвергет пришел на поклонение и который ел из рук царя, что считалось благоприятным предзнаменованием, был весь увешан золотыми украшениями. Дворец, где он жил, и дом его матери были богато убраны цветами. Так же украсили и помещение коровы, которую держали для Аписа.
Жителям Мемфиса было разрешено заниматься своими обычными работами только до обеда, а потом должны были закрыться рынки, лавки, мастерские и школы, а на большой базарной площади перед храмом Пта решено было дать за счет царей бесплатные светские и религиозные представления для мужчин, женщин и детей.
Двое мужчин из Александрии, один уроженец Лесбоса, другой из Палестины, член иудейской общины, ни по одежде, ни по языку не отличавшийся от своих эллинских сограждан, приветствовали друг друга возле якорной стоянки царских судов. Несколько судов, распустив пурпурные паруса, уже плыли по Нилу. Их тяжелые, выложенные слоновой костью, золоченые носы гордо поднимались над водой.
— Через два часа я отправлюсь домой, — сказал иудей. — Могу я тебя просить сопутствовать мне в моей лодке? Или ты пойдешь завтра, а сегодня решил посмотреть праздник? Везде будут устроены представления, а при наступлении темноты ожидается большая иллюминация.
— Какое мне дело до варварских затей! — возразил лесбиец. — Одна египетская музыка приводит меня в отчаяние. Мои дела закончены, товары, которые идут через Беренику и Коитос из Аравии и Индии, я осмотрел и выбрал все, что мне надо. Раньше чем мой корабль бросит якорь в Мареотийской гавани, другие встретят меня в Александрии. Я не останусь ни одного лишнего часа в этом огромном угрюмом гнезде. Вчера я осматривал гимнасии и знаменитые купальни, довольно плачевные, по правде говоря. Я не ошибусь, если скажу, что их можно сравнить с рыбными рядами и купальнями для лошадей в Александрии.
— А театр! — воскликнул иудей. — Наружный вид еще ничего, но игра! Вчера давали «Таису» Менандра . В Александрии актера, осмелившегося изображать соблазнительную и холодную гетеру, забросали бы гнилыми яблоками. Возле меня сидел толстый черный египтянин, кондитер или что-нибудь в этом роде, так он все время за бока держался от смеха. Но я могу поклясться, что он не понял ни одного слова во всей комедии. Теперь в Мемфисе мода даже между ремесленниками говорить по-гречески. Так я могу надеяться, ты будешь моим гостем?
— Охотно, охотно, — ответил лесбиец. — Я уж хотел было искать себе лодку. А как идут твои дела?
— Так себе, — промолвил иудей. — Я закупаю зерно в Верхнем Египте и складываю в здешних магазинах. Целый ряд вон тех складов я нанял за бесценок. Вообще выгоднее хранить хлеб здесь, а не в Александрии, где кладовые обходятся гораздо дороже.
— Разумно, — заметил лесбиец. — Здешняя гавань довольно оживленная, но много магазинов пустует. Одно это показывает, как отстал за последнее время Мемфис. Прежде дальше этого города корабли не ходили, а теперь большая часть судов останавливается здесь только для уплаты сбора и закупки провианта для экипажа. У этого города объемистый желудок, и здесь можно подчас делать большие дела, но большая часть из того, что должно бы остаться в Мемфисе, направляется в Александрию.
— Недостает моря, — перебил иудей. — Мемфис торгует только с Египтом, а мы со всем миром. Кто посылает товары сюда, должен навьючивать верблюдов, убогих ослов и грузиться на плоские нильские лодки, а мы в наших гаванях нагружаем огромные морские корабли. Когда зимние бури пройдут, мы одни посылаем двадцать триер с египетской пшеницей в Остию и в Понт. Ваши индийские и арабские товары, лучшие, которые вы вывозите из вновь открытых эфиопских земель, занимают меньше места, но я бы желал знать, во сколько талантов был ваш оборот за прошлый год? До свидания на моем корабле, он называется «Эфрозюна» и стоит против обеих статуй старого царя… Кто может запомнить эти имена! Тяжелые варварские слова! В три часа мы снимаемся с якоря. У меня на судне отличный повар, который стряпает по всем законам поварского искусства нашей страны. Ты найдешь также несколько новых книг и великолепное вино из Библоса.
— Значит, нам нечего бояться противных ветров, — засмеялся лесбиец. — Так до свидания в три часа!
Израильтянин движением руки простился со своим спутником и пошел в тени аллеи из сикомор с бесформенными и широколиственными кронами. Сперва он шел вдоль берега, а потом свернул в узкую улицу, ведшую из гавани в город.
У входа углового дома, одной стороной выходившего на реку, а другой на улицу, с дверью в маленькую лавчонку, торговавшую маслом, иудей на мгновение остановился. Странная картина привлекла его внимание, но, торопясь до отъезда покончить с делами, он поспешно прошел мимо, не обратив внимания на странную мужскую фигуру в плаще и дорожной шляпе.
Дом, обративший на себя внимание иудея, принадлежал ваятелю Аполлодору, а странно одетый путник был римлянин Публий Сципион.
Его внимание было тоже приковано к маленькой лавчонке у двери скульптора. Облокотившись на забор против лавки и качая головой, он долго смотрел на необычную сцену, происходившую перед его глазами.
Деревянная доска, на которую покупатели кладут деньги и где стоит обыкновенно несколько сосудов с маслом, выдавалась из окна как подоконник, и на этой своеобразной скамье, спиной к лавчонке, сидел юноша, по-видимому, знатный, в светло-голубом хитоне без рукавов. Возле него лежал белый с голубыми краями гиматий из тонкой шерсти. Ноги сидевшего свешивались на улицу и белизной своей резко отделялись от черной кожи голого мальчишки, копошившегося у его ног с клеткой, полной голубей.
Сидевший на убогом прилавке грек с золотым обручем на умащенных локонах, с сандалиями из тончайшей кожи на ногах привлекал к себе внимание не только изысканной пышностью своего наряда, но и приветливым и веселым выражением красивого лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66