Я ощутила вдруг прилив необъяснимой нежности и сочувствия... Да, с такой мамочкой, как Нина, радости мало, это ясно.
— Тогда была другая эпоха, — изрек Иган Ганн. — Добиться успеха можно было легко, один раз удачно спев песенку или покрасовавшись на лошади. Золотое времечко!
— Что вы имеете в виду? — Трейси подняла брови и уставилась на композитора немигающим взглядом.
— В сороковых годах фильмы создавали особую атмосферу, которой так не хватало в реальной жизни. В пятидесятых, когда о войне уже забыли, все изменилось...
— Те фильмы были просто очень хорошими, — возразила Трейси. — Настоящие шедевры.
— Не думаю, — Иган взглянул на Нину. — Давно хотел спросить вас: почему вы перестали?..
— Что перестала? — быстро произнесла она.
— Почему вы перестали сниматься в кино? И вы, и Трейси Денбор вдруг так резко сошли с экранов...
Нина тревожно взглянула на Селестину и с трудом отвела глаза.
— Мы перестали сниматься, потому что... Просто студии стали приглашать других актеров.
— Поменялись вкусы, — вставил мистер Томчик. — Золотая жила оказалась выработанной. Зрители захотели чего-то другого, более современного, а ковбойские штучки приелись...
— У меня есть свое мнение на этот счет, — сказал Иган Ганн. — Я специально изучал материалы и вот что скажу: фильмы с участием Нины Фарр и Трейси Денбор все время приносили студии стабильный доход. Например, последний фильм с вашим участием — кажется, он назывался «Лунный свет хрустального замка» и вышел в сорок восьмом — дал два миллиона прибыли. Что еще надо! Но тем не менее, как это ни покажется странным, вас перестали снимать.
— Зато другие музыкальные фильмы принесли громадные убытки, и на студии перепугались, — пояснила Трейси. — Поэтому решили не рисковать.
— То же самое произошло и с моим поющим ковбоем, — протрубил Алекс Блант. — Продюсеры не хотели искушать судьбу и вкладывать деньги в постановку, которая может провалиться.
— И что же с вами было все эти годы? — не унимался композитор. — Вам не хотелось вернуться на экран или на сцену?
— Ради чего? — фыркнул Алекс. — У нас были слава и деньги. Разве не к этому стремится каждый? Потом появились отвлекающие моменты...
— Я, например, вышла замуж, — скривилась Нина. — Лучше бы пошла в билетерши.
— А вы? — Иган посмотрел на Алекса. — У вас не было желания вернуться к прежней работе?
— Для чего? Мне было и здесь хорошо.
— Ваш дом связан со скандалом. Убийство Мэри Блендинг и самоубийство Олтона Эсквита в сорок седьмом году...
— Ну уж нет! Я купил дом через два года, когда все забыли историю Эсквита. Купил задешево, между прочим!
— Он заплатил столько, сколько ему отвалили за одну ковбойскую песенку, — хихикнула Трейси.
— Так, значит, скандал произошел в сорок седьмом?! — воскликнула я. — Мне сказали, что Олтон Эсквит был звездой немого кино, и я решила, что все, связанное с этим домом, происходило еще до войны.
— Олтон действительно был звездой, — кивнула Трейси, — но к сорок седьмому году о нем стали забывать. Олтону повезло: он «взлетел» еще в те времена, когда налоги были просто смешными, и шутя сколотил состояние. После смерти на его банковском счете осталось несколько миллионов!
— Мне это надоело, я хочу прогуляться, — заявила Нина и встала. — Пойдем, Уолтер.
— Я с тобой, дорогая.
Я видела, что мистер Томчик еще не допил свой кофе, но он поспешно отодвинул чашку и встал.
— Какие замечательные темы для бесед за столом, — холодно произнесла Нина. — Сначала — про моего мужа-мерзавца, потом — про этого самоубийцу Эсквита!
— Когда же мы будем работать? — опять заныл композитор.
Алекс, жуя и заглатывая очередную порцию, глянул на часы. Едва прожевав, он сказал:
— В половине одиннадцатого собираемся в гостиной.
— Ладно, — бросила Нина и, схватив Уолтера под руку, потащила к двери.
Последним в столовую явился Берт Бэнкрофт. Пряча глаза, он пробормотал «Привет», уселся на место Уолтера Томчика и плеснул себе в чашку из серебряного кофейника.
— Как спали, гений? — саркастично спросила Трейси. — Или вы этой ночью творили? Писали стихи? Сочиняли новое либретто? Трудились над книгой?
— Пытался уснуть, — прохрипел драматург.
— Вас тоже мучили кошмары? — произнесла я ледяным тоном.
Берт посмотрел на меня и страдальчески сморщился. А затем поспешно уткнулся носом в кофе. Шея его побагровела и мочки ушей стали красными.
— А вы знаете, я не видел ни одного его фильма, — неожиданно произнес Иган Ганн.
— Вы не видели фильмов по сценарию Бэнкрофта? — Алекс посмотрел на композитора в недоумении.
— Да нет же! Бэнкрофта я знаю, как облупленного. Я говорю про Эсквита. Что он представлял собой как личность? Как выглядел?
И тут на меня что-то нашло. Я решила разыграть это сборище идиотов от кино.
— Могу описать, — громко произнесла я. — Не очень высокий, скорее блондин, чем шатен, волосы длинные, зачесаны за уши, лицо с мелкими чертами, слегка вытянутый нос с острым кончиком, подбородок тоже заострен... Такое ощущение, что Эсквит вот-вот вас клюнет... Странно, но обычно женщины обожают таких уродцев...
«Чего завелась, Мэвис? — думала я про себя. — Молчала бы в тряпочку. Так нет же, разозлилась и понесла...»
За столом установилась напряженная тишина. Я налила себе еще кофе и принялась размешивать сахар. Позвякивание ложечки было каким-то зловещим.
Я подняла глаза. Все смотрели на меня и только на меня. Алекс Блант даже перестал жевать.
— Я что, описала Бестера Китона?
— Нет, — Алекс откинулся на спинку кресла. — А где вам удалось посмотреть немые фильмы?
— Я не видела немых фильмов. Я родилась попозже.
Моя улыбка вышла неестественной.
— Он умер в сорок седьмом... Вы не могли помнить его... Вы были тогда еще ребенком... — Трейси смотрела на меня недоверчиво.
— Кто «он»?
— Олтон Эсквит!
— Я не помню и не могу помнить Олтона Эсквита.
— Но вы... вы видели его! — в глазах Алекса Бланта вспыхнул огонь. — Вы описали его так, что Олтон как живой...
— Ну и что?
— Как вы смогли рассказать о человеке, которого не знали и не помнили!
Мне стало не по себе.
— Я описала вам человека из своего кошмарного сна. Этой ночью мне приснился блондин с длинными волосами и заостренным носом. Он стоял у стены и что-то говорил, говорил... А сам весь такой сине-серый...
— У меня было нечто похожее! — воскликнул Бэнкрофт. — Только мой кошмар был лиловым. Какие-то гномики бегали по мне и кололи иголками. А потом...
— Да помолчите же вы! — гаркнул на Бэнкрофта Алекс. — А вы, Мэвис, расскажите все с самого начала. Вам приснился сон, да? Как будто в комнате появился Олтон Эсквит — ненатурально синий...
— Да, так оно и было, — кивнула я. — Только я не знала, что это Эсквит.
— Что он говорил? — Трейси навалилась на стол и тяжело задышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Тогда была другая эпоха, — изрек Иган Ганн. — Добиться успеха можно было легко, один раз удачно спев песенку или покрасовавшись на лошади. Золотое времечко!
— Что вы имеете в виду? — Трейси подняла брови и уставилась на композитора немигающим взглядом.
— В сороковых годах фильмы создавали особую атмосферу, которой так не хватало в реальной жизни. В пятидесятых, когда о войне уже забыли, все изменилось...
— Те фильмы были просто очень хорошими, — возразила Трейси. — Настоящие шедевры.
— Не думаю, — Иган взглянул на Нину. — Давно хотел спросить вас: почему вы перестали?..
— Что перестала? — быстро произнесла она.
— Почему вы перестали сниматься в кино? И вы, и Трейси Денбор вдруг так резко сошли с экранов...
Нина тревожно взглянула на Селестину и с трудом отвела глаза.
— Мы перестали сниматься, потому что... Просто студии стали приглашать других актеров.
— Поменялись вкусы, — вставил мистер Томчик. — Золотая жила оказалась выработанной. Зрители захотели чего-то другого, более современного, а ковбойские штучки приелись...
— У меня есть свое мнение на этот счет, — сказал Иган Ганн. — Я специально изучал материалы и вот что скажу: фильмы с участием Нины Фарр и Трейси Денбор все время приносили студии стабильный доход. Например, последний фильм с вашим участием — кажется, он назывался «Лунный свет хрустального замка» и вышел в сорок восьмом — дал два миллиона прибыли. Что еще надо! Но тем не менее, как это ни покажется странным, вас перестали снимать.
— Зато другие музыкальные фильмы принесли громадные убытки, и на студии перепугались, — пояснила Трейси. — Поэтому решили не рисковать.
— То же самое произошло и с моим поющим ковбоем, — протрубил Алекс Блант. — Продюсеры не хотели искушать судьбу и вкладывать деньги в постановку, которая может провалиться.
— И что же с вами было все эти годы? — не унимался композитор. — Вам не хотелось вернуться на экран или на сцену?
— Ради чего? — фыркнул Алекс. — У нас были слава и деньги. Разве не к этому стремится каждый? Потом появились отвлекающие моменты...
— Я, например, вышла замуж, — скривилась Нина. — Лучше бы пошла в билетерши.
— А вы? — Иган посмотрел на Алекса. — У вас не было желания вернуться к прежней работе?
— Для чего? Мне было и здесь хорошо.
— Ваш дом связан со скандалом. Убийство Мэри Блендинг и самоубийство Олтона Эсквита в сорок седьмом году...
— Ну уж нет! Я купил дом через два года, когда все забыли историю Эсквита. Купил задешево, между прочим!
— Он заплатил столько, сколько ему отвалили за одну ковбойскую песенку, — хихикнула Трейси.
— Так, значит, скандал произошел в сорок седьмом?! — воскликнула я. — Мне сказали, что Олтон Эсквит был звездой немого кино, и я решила, что все, связанное с этим домом, происходило еще до войны.
— Олтон действительно был звездой, — кивнула Трейси, — но к сорок седьмому году о нем стали забывать. Олтону повезло: он «взлетел» еще в те времена, когда налоги были просто смешными, и шутя сколотил состояние. После смерти на его банковском счете осталось несколько миллионов!
— Мне это надоело, я хочу прогуляться, — заявила Нина и встала. — Пойдем, Уолтер.
— Я с тобой, дорогая.
Я видела, что мистер Томчик еще не допил свой кофе, но он поспешно отодвинул чашку и встал.
— Какие замечательные темы для бесед за столом, — холодно произнесла Нина. — Сначала — про моего мужа-мерзавца, потом — про этого самоубийцу Эсквита!
— Когда же мы будем работать? — опять заныл композитор.
Алекс, жуя и заглатывая очередную порцию, глянул на часы. Едва прожевав, он сказал:
— В половине одиннадцатого собираемся в гостиной.
— Ладно, — бросила Нина и, схватив Уолтера под руку, потащила к двери.
Последним в столовую явился Берт Бэнкрофт. Пряча глаза, он пробормотал «Привет», уселся на место Уолтера Томчика и плеснул себе в чашку из серебряного кофейника.
— Как спали, гений? — саркастично спросила Трейси. — Или вы этой ночью творили? Писали стихи? Сочиняли новое либретто? Трудились над книгой?
— Пытался уснуть, — прохрипел драматург.
— Вас тоже мучили кошмары? — произнесла я ледяным тоном.
Берт посмотрел на меня и страдальчески сморщился. А затем поспешно уткнулся носом в кофе. Шея его побагровела и мочки ушей стали красными.
— А вы знаете, я не видел ни одного его фильма, — неожиданно произнес Иган Ганн.
— Вы не видели фильмов по сценарию Бэнкрофта? — Алекс посмотрел на композитора в недоумении.
— Да нет же! Бэнкрофта я знаю, как облупленного. Я говорю про Эсквита. Что он представлял собой как личность? Как выглядел?
И тут на меня что-то нашло. Я решила разыграть это сборище идиотов от кино.
— Могу описать, — громко произнесла я. — Не очень высокий, скорее блондин, чем шатен, волосы длинные, зачесаны за уши, лицо с мелкими чертами, слегка вытянутый нос с острым кончиком, подбородок тоже заострен... Такое ощущение, что Эсквит вот-вот вас клюнет... Странно, но обычно женщины обожают таких уродцев...
«Чего завелась, Мэвис? — думала я про себя. — Молчала бы в тряпочку. Так нет же, разозлилась и понесла...»
За столом установилась напряженная тишина. Я налила себе еще кофе и принялась размешивать сахар. Позвякивание ложечки было каким-то зловещим.
Я подняла глаза. Все смотрели на меня и только на меня. Алекс Блант даже перестал жевать.
— Я что, описала Бестера Китона?
— Нет, — Алекс откинулся на спинку кресла. — А где вам удалось посмотреть немые фильмы?
— Я не видела немых фильмов. Я родилась попозже.
Моя улыбка вышла неестественной.
— Он умер в сорок седьмом... Вы не могли помнить его... Вы были тогда еще ребенком... — Трейси смотрела на меня недоверчиво.
— Кто «он»?
— Олтон Эсквит!
— Я не помню и не могу помнить Олтона Эсквита.
— Но вы... вы видели его! — в глазах Алекса Бланта вспыхнул огонь. — Вы описали его так, что Олтон как живой...
— Ну и что?
— Как вы смогли рассказать о человеке, которого не знали и не помнили!
Мне стало не по себе.
— Я описала вам человека из своего кошмарного сна. Этой ночью мне приснился блондин с длинными волосами и заостренным носом. Он стоял у стены и что-то говорил, говорил... А сам весь такой сине-серый...
— У меня было нечто похожее! — воскликнул Бэнкрофт. — Только мой кошмар был лиловым. Какие-то гномики бегали по мне и кололи иголками. А потом...
— Да помолчите же вы! — гаркнул на Бэнкрофта Алекс. — А вы, Мэвис, расскажите все с самого начала. Вам приснился сон, да? Как будто в комнате появился Олтон Эсквит — ненатурально синий...
— Да, так оно и было, — кивнула я. — Только я не знала, что это Эсквит.
— Что он говорил? — Трейси навалилась на стол и тяжело задышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33