Милый мой Франсуа, как у тебя дела?
— У меня?
— Не занимаешься ли ты за моей спиной сбором информации?
— Конечно, нет.
— С кем ты здесь общаешься?
— С Альфредом Нуреем, с мсье Дюрбаном, с Симоном. Симон даже показал мне коллекцию оловянных солдатиков.
— Да, ты продвинулся дальше меня…
— Папа, это великолепная коллекция! Мсье Шальмон хочет теперь воссоздать панораму Дуомонского кладбища. Знаешь, по—моему, он все—таки сумасшедший.
Мсье Робьон задумался.
— Я думаю, сумасшедших людей не бывает, — тихо сказал он. — Есть только люди страдающие. Запомни это на тот случай, если в один прекрасный день ты тоже станешь адвокатом… Что ты еще узнал?
— Ничего особенного. Они все считают, что в замке живет привидение.
— И ты в это веришь? Признайся, ты заинтригован?
— Ну… немного.
Мэтр Робьон встал с кресла, улыбнулся и ласково произнес:
— Ладно. Пойдем обедать. Через несколько дней я увезу тебя в Париж. Я вижу, здешний воздух не очень тебе на пользу.
— А как же твое расследование?
— Бог с тобой, Франсуа! Я ведь не обещал Раулю, что раскрою преступление. Обещал только немного покопаться в этом деле.
— После обеда ты вернешься в Ля Рошель?
— Нет, останусь здесь. Я тебя совсем забросил… Итак, ты обещаешь мне не думать ни о каких привидениях и не слушать глупых историй? Доктор прописал тебе пляж, купание, хороший сон — и это все. А теперь заканчивай свое письмо. Не забудь передать привет родителям Поля.
— Подожди, папа, я еще должен написать ему кое—что важное…
— Оставь это, пожалуйста, до завтра. Ты ведь никогда еще не пробовал уху по—шарантски? Расскажешь мне, как она тебе понравилась…
4
«Дорогой мой калека!
Ну и натворил ты дел! Заметь, что я за это на тебя не сержусь. Но ты поставил меня в довольно трудное положение. Ну да, согласен, я послал тебе незаконченное письмо. Но я же не виноват! Это папа заставил меня заклеить конверт. Ты понимаешь, бывают в жизни моменты, когда приходится делать что велят!.. Но сегодня у меня есть время и есть что тебе рассказать. По сравнению с тем, что ты сейчас узнаешь, та ужасная ночь, о которой я обещал тебе поведать, — просто пустяк! Поэтому не буду особенно о ней распространяться, скажу только, что в ту ночь в моей комнате кто—то был, я жутко перепугался и позвонил Симону. Он, бедняга, явился в пижаме и шлепанцах, зажег свет — и, конечно, не нашел ни души! Совершенно непонятная история! Ты, наверное, сейчас крутишь пальцем у виска, однако все это правда. В комнате кто—то был, я в этом уверен, и, возможно, это существо… не такое, как мы с тобой. Оно было неощутимо и неуловимо… Помнишь, что мне рассказывал Альфред Нурей о телекинезе, о камнях, летающих по комнате, проникающих сквозь стены и ударяющихся о мебель? Эта история не выходит у меня из головы. Я тогда еще подумал, что, если бы мне пришлось увидеть нечто подобное, я бы, наверно, свихнулся. Так вот: это произошло, и я расскажу тебе обо всем подробно. Какое же все—таки счастье, что я могу вот так, запросто, поболтать с тобой!
Итак, мой отец теперь не выезжает из замка. Это означает, что он влезает во все дела, всех обо всем расспрашивает. Сравнивает новые показания с предыдущими, а также с теми, которые содержатся в полицейских отчетах, по нескольку раз осматривает интересующие его места… Например, он попросил Рауля открыть окно, через которое мог скрыться убийца. У Симона он зачем—то взял взаймы складной метр и все подряд им измеряет. Он даже вырубил молодые деревца в парке, представляешь?
Я спросил, что он разыскивает. И знаешь, что он мне на это ответил?
— Ничего, просто проверяю. Когда—нибудь, мой дорогой Франсуа, ты поймешь, как верна пословица «Доверяй, но проверяй».
И он удалился, вставив в глаз свою лупу. То есть, разумеется, никакой лупы у него нет, зато он то и дело протирает стекла своих очков. Я впервые вижу его за работой. Как бы мне хотелось, чтобы он посвящал меня в ход расследования, а не отмахивался, как от назойливой мухи!
Он даже кофе после обеда пьет не со мной, а с Раулем. Они усаживаются в углу салона и начинают перешептываться, а если я подхожу к ним, папа делает беззаботное лицо и, по—моему, едва сдерживается, чтобы не сказать мне: «Пойди, дорогой, поиграй». Ну что ж, у меня тоже будет свой секрет — мои письма тебе! Только тебе я могу признаться, что выяснил уже больше, чем он… Да, так на чем я остановился?..
Прошло два дня. Как—то раз мы сидели за столом и ели папины любимые мидии. Подошел Мишель: «Мсье Робьон, вас просят к телефону». Видел бы ты лицо моего папочки! Он весь напрягся, смял салфетку и бросил ее на стол. Минуту спустя он вернулся; выражение у него на лице не предвещало ничего хорошего.
— Собственно, это тебе звонили. Твой друг Поль.
Я так и подскочил!
— Знаешь, он был очень краток. Поздоровавшись, он сказал мне буквально следующее: «Не стоит звать его к телефону. Передайте ему только, что его письмо я получил. Жаль, что он ничего не понял в игре в скрабл. Что же касается той необыкновенной ночи, то пусть он хранит эти воспоминания при себе». Поль был очень сердит. Ты не хочешь объяснить мне, что это была за необыкновенная ночь?
Ну и проклинал же я тебя в эту минуту! Щеки у меня горели… Рассказать? Или нет? Отец смотрел на меня поверх очков взглядом не адвоката, а прокурора. И я повел себя как опытный преступник…
— Да ну, ерунда! Мне просто приснился страшный сон, который я обещал ему рассказать. Это бы его позабавило; я стараюсь хоть как—то развлечь беднягу. А потом я просто об этом забыл, вот и все.
Папа настаивать не стал. Но скажи, с чего это вдруг ты решил мне позвонить? А вот насчет игры в скрабл ты прав, я в ней решительно ничего не понял. Признаюсь, я немного приукрашиваю события, когда пишу тебе. Мне хочется тебя позабавить, и я развлекаюсь вместе с тобой. Но если вы все против меня, я ведь могу и перестать! И тогда ты никогда не узнаешь, что я нашел в моем чемодане под одеждой… Впрочем, это меня так поразило, что я не могу удержаться и не рассказать тебе все…
Итак, когда я гулял по пляжу, мне в носки попал песок. Не знаю почему, но здесь все время в носки набивается много песка; более того, он даже на зубах скрипит. Может, потому, что здесь всегда ветрено? В общем, я решил вернуться к себе. Учти, что, уходя, я закрыл дверь на ключ; мой чемодан тоже был заперт. Он лежал на сундуке, как я его оставил. Везде был полный порядок. С некоторых пор папа стал часто заходить ко мне в комнату, вот я и стараюсь, как могу. У меня даже в чемодане ни к чему не придерешься: пуловеры, трусы, майки, рубашки, платки — все это уложено ровными стопками, как на выставке. Носки лежали на дне чемодана. Я взял наугад первую попавшуюся пару, и из нее что—то выпало. Я нагнулся, поднял эту штуку — и… меня будто ударили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— У меня?
— Не занимаешься ли ты за моей спиной сбором информации?
— Конечно, нет.
— С кем ты здесь общаешься?
— С Альфредом Нуреем, с мсье Дюрбаном, с Симоном. Симон даже показал мне коллекцию оловянных солдатиков.
— Да, ты продвинулся дальше меня…
— Папа, это великолепная коллекция! Мсье Шальмон хочет теперь воссоздать панораму Дуомонского кладбища. Знаешь, по—моему, он все—таки сумасшедший.
Мсье Робьон задумался.
— Я думаю, сумасшедших людей не бывает, — тихо сказал он. — Есть только люди страдающие. Запомни это на тот случай, если в один прекрасный день ты тоже станешь адвокатом… Что ты еще узнал?
— Ничего особенного. Они все считают, что в замке живет привидение.
— И ты в это веришь? Признайся, ты заинтригован?
— Ну… немного.
Мэтр Робьон встал с кресла, улыбнулся и ласково произнес:
— Ладно. Пойдем обедать. Через несколько дней я увезу тебя в Париж. Я вижу, здешний воздух не очень тебе на пользу.
— А как же твое расследование?
— Бог с тобой, Франсуа! Я ведь не обещал Раулю, что раскрою преступление. Обещал только немного покопаться в этом деле.
— После обеда ты вернешься в Ля Рошель?
— Нет, останусь здесь. Я тебя совсем забросил… Итак, ты обещаешь мне не думать ни о каких привидениях и не слушать глупых историй? Доктор прописал тебе пляж, купание, хороший сон — и это все. А теперь заканчивай свое письмо. Не забудь передать привет родителям Поля.
— Подожди, папа, я еще должен написать ему кое—что важное…
— Оставь это, пожалуйста, до завтра. Ты ведь никогда еще не пробовал уху по—шарантски? Расскажешь мне, как она тебе понравилась…
4
«Дорогой мой калека!
Ну и натворил ты дел! Заметь, что я за это на тебя не сержусь. Но ты поставил меня в довольно трудное положение. Ну да, согласен, я послал тебе незаконченное письмо. Но я же не виноват! Это папа заставил меня заклеить конверт. Ты понимаешь, бывают в жизни моменты, когда приходится делать что велят!.. Но сегодня у меня есть время и есть что тебе рассказать. По сравнению с тем, что ты сейчас узнаешь, та ужасная ночь, о которой я обещал тебе поведать, — просто пустяк! Поэтому не буду особенно о ней распространяться, скажу только, что в ту ночь в моей комнате кто—то был, я жутко перепугался и позвонил Симону. Он, бедняга, явился в пижаме и шлепанцах, зажег свет — и, конечно, не нашел ни души! Совершенно непонятная история! Ты, наверное, сейчас крутишь пальцем у виска, однако все это правда. В комнате кто—то был, я в этом уверен, и, возможно, это существо… не такое, как мы с тобой. Оно было неощутимо и неуловимо… Помнишь, что мне рассказывал Альфред Нурей о телекинезе, о камнях, летающих по комнате, проникающих сквозь стены и ударяющихся о мебель? Эта история не выходит у меня из головы. Я тогда еще подумал, что, если бы мне пришлось увидеть нечто подобное, я бы, наверно, свихнулся. Так вот: это произошло, и я расскажу тебе обо всем подробно. Какое же все—таки счастье, что я могу вот так, запросто, поболтать с тобой!
Итак, мой отец теперь не выезжает из замка. Это означает, что он влезает во все дела, всех обо всем расспрашивает. Сравнивает новые показания с предыдущими, а также с теми, которые содержатся в полицейских отчетах, по нескольку раз осматривает интересующие его места… Например, он попросил Рауля открыть окно, через которое мог скрыться убийца. У Симона он зачем—то взял взаймы складной метр и все подряд им измеряет. Он даже вырубил молодые деревца в парке, представляешь?
Я спросил, что он разыскивает. И знаешь, что он мне на это ответил?
— Ничего, просто проверяю. Когда—нибудь, мой дорогой Франсуа, ты поймешь, как верна пословица «Доверяй, но проверяй».
И он удалился, вставив в глаз свою лупу. То есть, разумеется, никакой лупы у него нет, зато он то и дело протирает стекла своих очков. Я впервые вижу его за работой. Как бы мне хотелось, чтобы он посвящал меня в ход расследования, а не отмахивался, как от назойливой мухи!
Он даже кофе после обеда пьет не со мной, а с Раулем. Они усаживаются в углу салона и начинают перешептываться, а если я подхожу к ним, папа делает беззаботное лицо и, по—моему, едва сдерживается, чтобы не сказать мне: «Пойди, дорогой, поиграй». Ну что ж, у меня тоже будет свой секрет — мои письма тебе! Только тебе я могу признаться, что выяснил уже больше, чем он… Да, так на чем я остановился?..
Прошло два дня. Как—то раз мы сидели за столом и ели папины любимые мидии. Подошел Мишель: «Мсье Робьон, вас просят к телефону». Видел бы ты лицо моего папочки! Он весь напрягся, смял салфетку и бросил ее на стол. Минуту спустя он вернулся; выражение у него на лице не предвещало ничего хорошего.
— Собственно, это тебе звонили. Твой друг Поль.
Я так и подскочил!
— Знаешь, он был очень краток. Поздоровавшись, он сказал мне буквально следующее: «Не стоит звать его к телефону. Передайте ему только, что его письмо я получил. Жаль, что он ничего не понял в игре в скрабл. Что же касается той необыкновенной ночи, то пусть он хранит эти воспоминания при себе». Поль был очень сердит. Ты не хочешь объяснить мне, что это была за необыкновенная ночь?
Ну и проклинал же я тебя в эту минуту! Щеки у меня горели… Рассказать? Или нет? Отец смотрел на меня поверх очков взглядом не адвоката, а прокурора. И я повел себя как опытный преступник…
— Да ну, ерунда! Мне просто приснился страшный сон, который я обещал ему рассказать. Это бы его позабавило; я стараюсь хоть как—то развлечь беднягу. А потом я просто об этом забыл, вот и все.
Папа настаивать не стал. Но скажи, с чего это вдруг ты решил мне позвонить? А вот насчет игры в скрабл ты прав, я в ней решительно ничего не понял. Признаюсь, я немного приукрашиваю события, когда пишу тебе. Мне хочется тебя позабавить, и я развлекаюсь вместе с тобой. Но если вы все против меня, я ведь могу и перестать! И тогда ты никогда не узнаешь, что я нашел в моем чемодане под одеждой… Впрочем, это меня так поразило, что я не могу удержаться и не рассказать тебе все…
Итак, когда я гулял по пляжу, мне в носки попал песок. Не знаю почему, но здесь все время в носки набивается много песка; более того, он даже на зубах скрипит. Может, потому, что здесь всегда ветрено? В общем, я решил вернуться к себе. Учти, что, уходя, я закрыл дверь на ключ; мой чемодан тоже был заперт. Он лежал на сундуке, как я его оставил. Везде был полный порядок. С некоторых пор папа стал часто заходить ко мне в комнату, вот я и стараюсь, как могу. У меня даже в чемодане ни к чему не придерешься: пуловеры, трусы, майки, рубашки, платки — все это уложено ровными стопками, как на выставке. Носки лежали на дне чемодана. Я взял наугад первую попавшуюся пару, и из нее что—то выпало. Я нагнулся, поднял эту штуку — и… меня будто ударили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31