Он отступил на шаг.
– Сейчас как раз самое время…
– Извините, – немедленно сказала она. Хлопнула входная дверь. Это Орвил вышел покормить Кудлатого. Она улыбнулась Чейзу. – Об этом мы позже поговорим, а пока присоединяйтесь к остальным, а мы с Орвилом принесем торт.
Он понял, что потерпел сокрушительное поражение, и вышел, когда она всадила длинный нож в аппетитный шоколадный торт.
Уже через пару минут он и остальные уминали торт так, что за ушами трещало, и даже попросили добавки. Оглядев комнату, Чейз смотрел на своих ребят, рассевшихся на немногих имеющихся в наличии предметах мебели и прямо на полу, с трудом удерживая в рука чашки с дымящимся кофе. Нед и Джетро были в полном восторге от Эвы, которая, сидя за органом, играла одну мелодию за другой. Лейн по ее знаку переворачивал страницы нот.
Но даже когда в комнате находилась Эва, стены как будто давили на него. Он прислонился спиной к дверному косяку и устремил взгляд на двор, жадно вдыхая ночной воздух. Была ясная лунная ночь. Музыка обволакивала его, и казалось, что даже цикады стрекочут, вторя мелодии. Скрестив руки на груди, он смотрел, как Эва улыбается Лейну, и тут, как-то неожиданно для него самого, песня смолкла. Не в состоянии пошевелиться, изо всех сил стараясь не прятать глаз, он обнаружил, что Эва наблюдает за ним. Их глаза встретились. Она одарила его улыбкой. При виде ее открытого, доверчивого личика на него как будто накатила теплая волна, и их как будто связало что-то родное – чувство, которое ему не было знакомо.
Он хотел бы ответить, возвратить ее улыбку, чтобы она узнала, как дорога ему. Он не смел зайти дальше, не мог позволить себе ничего большего, чем простой обмен взглядами. Его чувства были заперты замками такими же прочными, как и тюремные замки.
Она сидела за органом в своем небесно-голубом платье, на фоне которого ее глаза отливали бирюзой. На нее было просто приятно смотреть. И, казалось, ей не составляет труда доставлять удовольствие всем окружающим. В эту секунду ему в голову вдруг пришла мысль, что, обладай он могуществом мага, он повелел бы, чтобы на земле никогда не наступала ночь, чтобы он мог вечно наслаждаться сиянием ее глаз.
Страх, что он может заставить погаснуть этот чудный блеск, и удерживал его от признания о своем прошлом. Больше всего на свете он боялся, что в один прекрасный день она не вернется из своей поездки в город, готовая бросить ему обвинения в том, что он преступник, отсидевший в тюрьме. Может быть, Бог снова насмехается над ним, нарочно скрывая правду от Эвы, дожидаясь, пока она не займет прочное место в его сердце, чтобы ему было во много раз больнее, когда она его покинет.
А пока он наслаждался созерцанием ее волос, в которых играли отблески света лампы. Она словно парила на крыльях вдохновения. Плечи расправлены, грудь гордо поднята. Ее изящные ручки плавно движутся, и пальчики нежно касаются клавиатуры. Как бы он хотел почувствовать, как эти руки и пальцы скользят по его телу, играют с ним, как с этими клавишами. Он хотел…
Он хотел ее.
Он страстно ее хотел.
Чейз отодвинулся от дверного косяка и вышел, пока она не успела заметить вспыхнувшее в его глазах желание.
Может, холодный лунный свет, отливающий синевой, хоть немного успокоит его.
Заметив, что Чейз исчез за дверью, Эва почувствовала, что впервые за этот вечер ее улыбка дрогнула, но она продолжала с усилием улыбаться, пока не смолкли последние вариации «Слушай песню пересмешника». Лейн закрыл папку с нотками и заявил, что пошел за вторым куском торта. Нед крикнул:
– А вы знаете «Девчонки из Буффало», мисс Эва?
Сосредоточившись на внезапном исчезновении Чейза, она расслышала только вторую часть вопроса, но осмыслила его. Ее пальцы начали наигрывать бравурную мелодию, которую ее каблуки в свое время выбивали по три раза за ночь. Мужчины затянули песню. Когда они повторили все куплеты раза по четыре, она закончила играть и в самых цветистых и изысканных выражениях напомнила им о своем приглашении на завтрашний концерт, если, конечно, – особо подчеркнула она – Чейз позволит.
Ее так и подмывало сразу броситься вдогонку за Чейзом, поэтому она очень удивилась, когда к органу приблизился обычно сдержанный и молчаливый Рамон. Когда она разбиралась в своих юбках, собираясь вставать, он наклонился и протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги.
– Спасибо, сеньорита, за такой прекрасный вечер.
Эве раньше никогда не представлялось случая разговаривать с ним с глазу на глаз.
– Спасибо за добрые слова, Рамон. Он кивнул.
Между тем она продолжала:
– У меня порой возникает такое чувство, что вы меня недолюбливаете. Есть какие-то причины?
Одна темная бровь слегка приподнялась. Она догадалась, что Рамон тщательно подбирает слова.
– Скажу только, что у меня были причины не доверять вам в самом начале, сеньорита.
Неужели он знает, кто она? Изо всех сил она старалась скрыть свой страх.
– А теперь?
– Я вспомнил одно старинное изречение.
– Какое?
– Caras vemos, pero corazones no sabemos. Эва скрестила руки на груди и бросила взгляд на дверь. Чейз даже не думал возвращаться.
– Боюсь, что на вашем языке я знаю очень немного слов, Рамон. И большинство из них в порядочном обществе употреблять нельзя.
– Лица мы видим, но сердец не знаем, сеньорита.
– Как верно замечено, – тихо отозвалась она. – Сердец мы не знаем.
Он вышел из комнаты, не сказав больше ничего, и Эва тоже покинула гостиную через простую сосновую дверь. Стук ее каблучков гулко раздавался в тишине ночи. Она вышла на крыльцо и заметила Чейза у одного из загонов. Он седлал свою большую гнедую лошадь, которая, похоже, была его любимицей.
Эва прикинула, что если она поторопится, то сможет перехватить его по дороге. Ей не нужно было задавать себе вопрос, почему она так жаждет остаться в темноте наедине с Чейзом Кэссиди. Она знала ответ, как знала, что не сможет долго сдерживать все разгорающуюся страсть к нему. Она вздохнула и судорожным движением разгладила спереди юбку.
В полном расстройстве чувств, однако не желая переступать рамок приличия и, возможно, выставлять себя круглой дурой, Эва вернулась в дом.
Одна, в своей комнате, она распустила волосы и с особой тщательностью расчесала кудри, переоделась в ночную сорочку и выдвинула верхний ящик комода, где в ворохе нижнего белья спрятала письмо Джона.
Она лелеяла это письмо, как бесценную награду, откладывая прочтение напоследок, «на сладкое». Она терпела весь вечер, и вот долгожданный момент наступил. Забравшись в кровать, Эва осторожно вскрыла конверт.
Дорогая Эва,
Все девочки по тебе очень скучают, но я – особенно. Куинси чуть с ума не сошел от ярости, когда подсчитал убытки, и заявил, что ты должна ему две сотни долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91