ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 


- Покорнейше благодарю вас, хорошо.
- Простуды не чувствуете?
- Нет.
Иван Васильевич как-то покряхтел и спросил:
- А здоровье вашего батюшки как?
- Мой отец умер.
- Ужасно, - ответил Иван Васильевич, - а к кому обращались? Кто
лечил?
- Не могу сказать точно, но, кажется, профессор... профессор
Янковский.
- Это напрасно, - отозвался Иван Васильевич, - нужно было
обратиться к профессору Плетушкову, тогда бы ничего не было.
Я выразил на своем лице сожаление, что не обратились к
Плетушкову.
- А еще лучше... гм... гм... гомеопаты, - продолжал Иван
Васильевич, - прямо до ужаса всем помогают. - Тут он кинул беглый
взгляд на стакан. - Вы верите в гомеопатию?
"Бомбардов - потрясающий человек", - подумал я и начал что-то
неопределенно говорить:
- С одной стороны, конечно... Я лично... хотя многие и не
верят...
- Напрасно! - сказал Иван Васильевич, - пятнадцать капель, и вы
перестанете что-нибудь чувствовать. - И опять он покряхтел и
продолжал: - А ваш батюшка, Сергей Панфилыч, кем был?
- Сергей Леонтьевич, - ласково сказал я.
- Тысячу извинений! - воскликнул Иван Васильевич. - Так он
кем был?
"Да не стану я врать!" - подумал я и сказал:
- Он служил вице-губернатором.
Это известие согнало улыбку с лица Ивана Васильевича.
- Так, так, так, - озабоченно сказал он, помолчал, побарабанил
и сказал: - Ну-с, приступим.
Я развернул рукопись, кашлянул, обмер, еще раз кашлянул и
начал читать.
Я прочел заглавие, потом длинный список действующих лиц и
приступил к чтению первого акта:
- "Огоньки вдали, двор, засыпанный снегом, дверь флигеля. Из
флигеля глухо слышен "Фауст", которого играют на
рояли..."
Приходилось ли вам когда-либо читать пьесу один на один
кому-нибудь? Это очень трудная вещь, уверяю вас. Я изредка поднимал
глаза на Ивана Васильевича, вытирал лоб платком.
Иван Васильевич сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня
в лорнет, не отрываясь. Смутило меня чрезвычайно то обстоятельство,
что он ни разу не улыбнулся, хотя уже в первой картине были смешные
места. Актеры очень смеялись, слыша их на чтении, а один рассмеялся
до слез.
Иван же Васильевич не только не смеялся, но даже перестал
крякать. И всякий раз, как я поднимал на него взор, видел одно и то
же: уставившийся на меня золотой лорнет и в нем немигающие глаза.
Вследствие этого мне стало казаться, что смешные эти места вовсе не
смешны.
Так я дошел до конца первой картины
и приступил ко второй. В полной тишине слышался только мой монотонный
голос, было похоже, что дьячок читает по покойнику.
Мною стала овладевать какая-то апатия и желание закрыть
толстую тетрадь. Мне казалось, что Иван Васильевич грозно скажет:
"Кончится ли это когда-нибудь?" Голос мой охрип, я изредка прочищал
горло кашлем, читал то тенором, то низким басом, раза два вылетели
неожиданные петухи, но и они никого не рассмешили - ни Ивана
Васильевича, ни меня.
Некоторое облегчение внесло внезапное появление женщины в
белом. Она бесшумно вошла, Иван Васильевич быстро посмотрел на часы.
Женщина подала Ивану Васильевичу рюмку, Иван Васильевич выпил
лекарство, запил его водою из стакана, закрыл его крышечкой и опять
поглядел на часы. Женщина поклонилась Ивану Васильевичу древнерусским
поклоном и надменно ушла.
- Ну-с, продолжайте, - сказал Иван Васильевич, и я опять начал
читать. Далеко прокричала кукушка. Потом где-то за ширмами прозвенел
телефон.
- Извините, - сказал Иван Васильевич, - это меня зовут по
важнейшему делу из учреждения. - Да, - послышался его голос из-за
ширм, - да... Гм... гм... Это все шайка работает. Приказываю держать
все это в строжайшем секрете. Вечером у меня будет один верный
человек, и мы разработаем план...
Иван Васильевич вернулся, и мы дошли до конца пятой картины.
И тут в начале шестой произошло поразительное происшествие. Я уловил
ухом, как где-то хлопнула дверь, послышался где-то громкий и, как мне
показалось, фальшивый плач, дверь, не та, в которую я пошел, а,
по-видимому, ведущая во внутренние покои, распахнулась, и в комнату
влетел, надо полагать осатаневший от страху, жирный полосатый кот. Он
шарахнулся мимо меня к тюлевой занавеске, вцепился в нее и полез
вверх. Тюль не выдержал его тяжести, и на нем тотчас появились дыры.
Продолжая раздирать занавеску, кот долез до верху и оттуда оглянулся
с остервенелым видом. Иван Васильевич уронил лорнет, и в комнату
вбежала Людмила Сильвестровна Пряхина. Кот, лишь только ее увидел,
сделал попытку полезть еще выше, но дальше был потолок. Животное
сорвалось с круглого карниза и повисло, закоченев, на
занавеске.
Пряхина вбежала с закрытыми глазами, прижав кулак со
скомканным и мокрым платком ко лбу, а в другой руке
держа платок кружевной, сухой
и чистый. Добежав до середины комнаты, она опустилась на одно колено,
наклонила голову и руку протянула вперед, как бы пленник, отдающий
меч победителю.
- Я не сойду с места, - прокричала визгливо Пряхина, - пока не
получу защиты, мой учитель! Пеликан - предатель! Бог все видит, все!
Тут тюль хрустнул, и под котом расплылась полуаршинная дыра.
- Брысь!! - вдруг отчаянно крикнул Иван Васильевич и захлопал
в ладоши.
Кот сполз с занавески, распоров ее донизу, и выскочил из
комнаты, а Пряхина зарыдала громовым голосом и, закрыв глаза руками,
вскричала, давясь в слезах:
- Что я слышу?! Что я слышу?! Неужели мой учитель и
благодетель гонит меня?! Боже, боже!! Ты видишь?!
- Оглянитесь, Людмила Сильвестровна! - отчаянно закричал Иван
Васильевич, и тут еще в дверях появилась старушка, которая
крикнула:
- Милочка! Назад! Чужой!..
Тут Людмила Сильвестровна открыла глаза и увидела мой серый
костюм в сером кресле. Она выпучила глаза на меня, и слезы, как мне
показалось, в мгновенье ока высохли на ней. Она вскочила с колен,
прошептала: "Господи..." - и кинулась вон. Тут же исчезла и старушка,
и дверь закрылась.
Мы помолчали с Иваном Васильевичем. После долгой паузы он
побарабанил пальцами по столу.
- Ну-с, как вам понравилось? - спросил он и добавил
тоскливо: - Пропала занавеска к черту.
Еще помолчали.
- Вас, конечно, поражает эта сцена? - осведомился Иван
Васильевич и закряхтел.
Закряхтел и я и заерзал в кресле, решительно не зная, что
ответить, - сцена меня нисколько не поразила. Я прекрасно понял, что
это продолжение той сцены, что была в предбаннике, и что Пряхина
исполнила свое обещание броситься в ноги Ивану Васильевичу.
- Это мы репетировали, - вдруг сообщил Иван Васильевич, - а вы,
наверное, подумали, что это просто скандал! Каково? А?
- Изумительно, - сказал я, пряча глаза.
- Мы любим так иногда внезапно освежить в памяти какую-нибудь
сцену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43