Надо уничтожить… уничтожить мозг! Остальное все восстановимо. Всегда тебе отыщут тело, временно твой мозг могут поместить в тело каракатицы, лишь бы оно имело обмен веществ и температуру, подходящую для твоего мозга.
Итак, Тесея, то есть принца Густава, нельзя убить копьем в грудь, ножом в спину, нельзя задушить и повесить, нельзя утопить и сбросить в пропасть. Убийца должен быть уверен в том, что мозг жертвы наверняка и бесповоротно разрушен…
Грохот копыт вернул Кору к действительности. Вдоль берега тяжело дыша несся кентавр Хирон. Его седая борода в две струи окаймляла щеки.
— О боги! — закричал он издали, распугав равномерный шепот прибоя и тихий шелест ветра в листве прибрежного кустарника. — Она жива! Как ты смеешь так пугать старого Хирона, какое ты имеешь право выбивать из равновесия пожилых людей? — Прости, Хирон, — сказала Кора, — меня привела сюда судьба.
И она рассказала о встрече с дельфинами, которые приплыли именно к этому месту, к «Арго», куда в тот момент подходил несчастный Ясон.
Хирон расстроился, увидев своего ученика. Он громко рыдал и рвал бороду. Он хотел предать тело героя погребальному костру, но Кора предупредила, что Афродита велела не трогать тела.
Некоторые жители Коринфа, узнавшие откуда-то о смерти Ясона, подошли к берегу. Но не посмели приблизиться к герою, потому что в его смерти была их вина — справедливо или несправедливо, но они выгнали его из города.
Из океана вышло несколько голубых девушек, в волосы которых были вплетены водоросли и морские звезды, а в руках они держали большие розовые раковины. Хирон сказал, что это и есть океаниды — дочери старого бога Океана. Океаниды украсили ложе, на котором лежал Ясон, звездами и раковинами. И совсем уж странным показалось появление Медеи. Она возникла на высоком берегу за спинами коринфинян. Она шла медленно, как будто гуляла, и в руке у нее был какой-то горшок с хвостом.
Именно в этот момент при полной тишине в море родилась высокая немая зеленая волна, которая наказывалась на берег, как накатывается море во сне. Хирон подхватил Кору, кинул себе на плечо и в два прыжка оказался на высоком берегу, среди жителей Коринфа, которые глазели оттуда на Ясона.
Гигантская волна в мгновение ока покрыла берег зеленым бутылочным стеклом, замерла, словно ожидая приказа, и так же беззвучно откатилась обратно. Берег был пуст. Исчез корабль «Арго». Исчез его капитан.
Но на поверхности воды не было видно ни единой щепки или иного предмета, напоминавшего о корабле. Море успокоилось.
— Его взял Посейдон, — сказал кентавр. — По воле богов. Потому что теперь не нам судить, в чем прав, а в чем виноват этот человек.
Все расступались, опасаясь прикоснуться к ней. Но Медею это не задевало. Она никого не видела, не узнавала и ни на кого не глядела.
Только когда Медея подошла к лежащему Ясону, Кора поняла, что в руке у нее боевой шлем, который она несла, держа за подбородочный ремень. Шлем был медный, некогда позолоченный, но позолота с него стерлась, вычеканенные по бокам сцены боевых схваток от частых ударов казались просто неровностями, гребень, сделанный из лошадиного волоса, вытерся и поредел. Забрало было утеряно.
Медея присела на корточки возле тела своего возлюбленного, которому доставила столько горя, нежно приподняла его голову и надела на него шлем.
Она не вставала, глядела на Ясона, и Кора поняла, что сходство ее с Клариссой весьма поверхностно и могло таковым показаться лишь с первого взгляда. В Медее, еще далеко не старой женщине, была некая бессмертная древность прекрасной ведьмы, каждая морщинка на ее лице, будто специально высвеченная и подчеркнутая лучом заходящего солнца, казалась шрамом, и глаза были глубже и чернее ночи, в которой царит Аид. Нет, это не Кларисса, а само олицетворение трагедии.
Наконец Медея поднялась и пошла обратно, туда, где, как оказалось, ее ждала колесница, которой раньше Кора не заметила. Коре не надо было ничего объяснять, ибо она уже прониклась знанием, которым обладали древние эллины, — узнавать героев и богов. Хоть солнце, поднявшееся высоко, било в глаза, Кора увидела, что место возничего на золотой колеснице занимал царь Эгей.
Медея легко взошла на маленькую колесницу, которой правил ее чернобородый муж, обняла его сзади за пояс, и Эгей взмахнул длинным бичом. Кони легко тронули, и колесница исчезла, словно растворилась в воздухе. Кора вновь обернулась к Ясону. Это было последнее мгновение.
Пока они возвращались к Истму и Кора, уже освоившись на широкой спине Хирона, вертела головой, любуясь пейзажами, Хирон рассказал ей еще об одном подвиге Тесея. Оказывается, пастухи поведали кентавру о том, что Тесей добрался до разбойника Скирона. Впрочем, этого и следовало ожидать, потому что тот сидел точно на пути Тесея и миновать его он мог, лишь свернув с дороги. Но Тесей, как Коре уже было известно, отличался тем, что никогда не сворачивал с дороги.
У Скирона была скверная привычка. Он сидел на скале, которая нависала над морем, и всем путникам предлагал не больше, не меньше, как вымыть ему ноги. Ноги у него и на самом деле были такие грязные, мозолистые и противные, что, говорят, из-за этого его в свое время выгнали из Коринфа. И жена от него ушла.
Сидел Скирон над скалой и приказывал мыть себе ноги. Разумеется, свое предложение он подкреплял острым мечом, которым размахивал, как тростиночкой. Те путники, что знали, чем это кончается, вообще делали в том месте большой крюк, чтобы Скирон их не приметил, а вот мужей наивных и неосведомленных Скирон вылавливал.
Рядом со Скироном из скалы выбивался родник и пробил за века углубление вроде ванны. Путник начинал мыть правую ногу разбойнику, полагая, что ему еще повезло, и в этот момент Скирон левой ногой изо всей силы ударял путника в спину, и тот, перевалившись через край обрыва, падал в воду с высоты в сто локтей. А там уже дежурила гигантская морская черепаха, таких больше в других местах не водится, может, только где-нибудь на Галапагосских островах. Черепаха тут же пожирала оглушенного человека, а Скирон, посмеиваясь, подбирал его добро и потом сдавал перекупщикам или сам употреблял в пищу.
Разумеется, как рассказывают очевидцы, завидев, юношу, Скирон потребовал, чтобы тот вымыл ему ноги. Тесей спросил его, а хорошо ли разбойник обдумал свои — слова, ведь принуждать свободного человека мыть себе ноги — это значит нанести ему оскорбление.
Разбойник нагло расхохотался, схватил Тесея за край хитона и потащил к своей ванне.
Тесей сказал тогда разбойнику: — Учти, я тебя предупреждал.
Он взял его за ногу, поднял в воздух, раскрутил, будто это был не разбойник весом в двух быков, а зайчик, и закинул его так далеко в море, что черепаха еле его отыскала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Итак, Тесея, то есть принца Густава, нельзя убить копьем в грудь, ножом в спину, нельзя задушить и повесить, нельзя утопить и сбросить в пропасть. Убийца должен быть уверен в том, что мозг жертвы наверняка и бесповоротно разрушен…
Грохот копыт вернул Кору к действительности. Вдоль берега тяжело дыша несся кентавр Хирон. Его седая борода в две струи окаймляла щеки.
— О боги! — закричал он издали, распугав равномерный шепот прибоя и тихий шелест ветра в листве прибрежного кустарника. — Она жива! Как ты смеешь так пугать старого Хирона, какое ты имеешь право выбивать из равновесия пожилых людей? — Прости, Хирон, — сказала Кора, — меня привела сюда судьба.
И она рассказала о встрече с дельфинами, которые приплыли именно к этому месту, к «Арго», куда в тот момент подходил несчастный Ясон.
Хирон расстроился, увидев своего ученика. Он громко рыдал и рвал бороду. Он хотел предать тело героя погребальному костру, но Кора предупредила, что Афродита велела не трогать тела.
Некоторые жители Коринфа, узнавшие откуда-то о смерти Ясона, подошли к берегу. Но не посмели приблизиться к герою, потому что в его смерти была их вина — справедливо или несправедливо, но они выгнали его из города.
Из океана вышло несколько голубых девушек, в волосы которых были вплетены водоросли и морские звезды, а в руках они держали большие розовые раковины. Хирон сказал, что это и есть океаниды — дочери старого бога Океана. Океаниды украсили ложе, на котором лежал Ясон, звездами и раковинами. И совсем уж странным показалось появление Медеи. Она возникла на высоком берегу за спинами коринфинян. Она шла медленно, как будто гуляла, и в руке у нее был какой-то горшок с хвостом.
Именно в этот момент при полной тишине в море родилась высокая немая зеленая волна, которая наказывалась на берег, как накатывается море во сне. Хирон подхватил Кору, кинул себе на плечо и в два прыжка оказался на высоком берегу, среди жителей Коринфа, которые глазели оттуда на Ясона.
Гигантская волна в мгновение ока покрыла берег зеленым бутылочным стеклом, замерла, словно ожидая приказа, и так же беззвучно откатилась обратно. Берег был пуст. Исчез корабль «Арго». Исчез его капитан.
Но на поверхности воды не было видно ни единой щепки или иного предмета, напоминавшего о корабле. Море успокоилось.
— Его взял Посейдон, — сказал кентавр. — По воле богов. Потому что теперь не нам судить, в чем прав, а в чем виноват этот человек.
Все расступались, опасаясь прикоснуться к ней. Но Медею это не задевало. Она никого не видела, не узнавала и ни на кого не глядела.
Только когда Медея подошла к лежащему Ясону, Кора поняла, что в руке у нее боевой шлем, который она несла, держа за подбородочный ремень. Шлем был медный, некогда позолоченный, но позолота с него стерлась, вычеканенные по бокам сцены боевых схваток от частых ударов казались просто неровностями, гребень, сделанный из лошадиного волоса, вытерся и поредел. Забрало было утеряно.
Медея присела на корточки возле тела своего возлюбленного, которому доставила столько горя, нежно приподняла его голову и надела на него шлем.
Она не вставала, глядела на Ясона, и Кора поняла, что сходство ее с Клариссой весьма поверхностно и могло таковым показаться лишь с первого взгляда. В Медее, еще далеко не старой женщине, была некая бессмертная древность прекрасной ведьмы, каждая морщинка на ее лице, будто специально высвеченная и подчеркнутая лучом заходящего солнца, казалась шрамом, и глаза были глубже и чернее ночи, в которой царит Аид. Нет, это не Кларисса, а само олицетворение трагедии.
Наконец Медея поднялась и пошла обратно, туда, где, как оказалось, ее ждала колесница, которой раньше Кора не заметила. Коре не надо было ничего объяснять, ибо она уже прониклась знанием, которым обладали древние эллины, — узнавать героев и богов. Хоть солнце, поднявшееся высоко, било в глаза, Кора увидела, что место возничего на золотой колеснице занимал царь Эгей.
Медея легко взошла на маленькую колесницу, которой правил ее чернобородый муж, обняла его сзади за пояс, и Эгей взмахнул длинным бичом. Кони легко тронули, и колесница исчезла, словно растворилась в воздухе. Кора вновь обернулась к Ясону. Это было последнее мгновение.
Пока они возвращались к Истму и Кора, уже освоившись на широкой спине Хирона, вертела головой, любуясь пейзажами, Хирон рассказал ей еще об одном подвиге Тесея. Оказывается, пастухи поведали кентавру о том, что Тесей добрался до разбойника Скирона. Впрочем, этого и следовало ожидать, потому что тот сидел точно на пути Тесея и миновать его он мог, лишь свернув с дороги. Но Тесей, как Коре уже было известно, отличался тем, что никогда не сворачивал с дороги.
У Скирона была скверная привычка. Он сидел на скале, которая нависала над морем, и всем путникам предлагал не больше, не меньше, как вымыть ему ноги. Ноги у него и на самом деле были такие грязные, мозолистые и противные, что, говорят, из-за этого его в свое время выгнали из Коринфа. И жена от него ушла.
Сидел Скирон над скалой и приказывал мыть себе ноги. Разумеется, свое предложение он подкреплял острым мечом, которым размахивал, как тростиночкой. Те путники, что знали, чем это кончается, вообще делали в том месте большой крюк, чтобы Скирон их не приметил, а вот мужей наивных и неосведомленных Скирон вылавливал.
Рядом со Скироном из скалы выбивался родник и пробил за века углубление вроде ванны. Путник начинал мыть правую ногу разбойнику, полагая, что ему еще повезло, и в этот момент Скирон левой ногой изо всей силы ударял путника в спину, и тот, перевалившись через край обрыва, падал в воду с высоты в сто локтей. А там уже дежурила гигантская морская черепаха, таких больше в других местах не водится, может, только где-нибудь на Галапагосских островах. Черепаха тут же пожирала оглушенного человека, а Скирон, посмеиваясь, подбирал его добро и потом сдавал перекупщикам или сам употреблял в пищу.
Разумеется, как рассказывают очевидцы, завидев, юношу, Скирон потребовал, чтобы тот вымыл ему ноги. Тесей спросил его, а хорошо ли разбойник обдумал свои — слова, ведь принуждать свободного человека мыть себе ноги — это значит нанести ему оскорбление.
Разбойник нагло расхохотался, схватил Тесея за край хитона и потащил к своей ванне.
Тесей сказал тогда разбойнику: — Учти, я тебя предупреждал.
Он взял его за ногу, поднял в воздух, раскрутил, будто это был не разбойник весом в двух быков, а зайчик, и закинул его так далеко в море, что черепаха еле его отыскала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121