Говорят, что мужчина-де вертикален в устремлениях, а женщина горизонтальна…. Но ведь ЛЮБОВЬ – это и есть вертикаль. То есть Бог есть Любовь, вот и вертикаль…
Мужчина сеет семя и уходит, а женщина остается и растит ребенка, а он может и не знать об этом. И вообще похоть – это, конечно, плохо. А любовь – это же хорошо? И человек так одинок в мире, и нужно ему прилепиться к кому-то, и если тебя хотя бы одно существо в мире любит, то уже не нужно доказывать никому, что ты мужчина-женщина, ты просто живешь в сиянье… Но так или иначе, в нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов… Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем его нет… Если отбросить все, что касается пола, расы, профессии и пары-тройки вздорных хобби, от человека не останется ничего – не только каркас, но и душа растворится в небытии.
Я не ратую за уничтожение различий между людьми, не собираюсь перекрашивать черных в белых и обратно. Не призываю одевать мужчин и женщин в одинаковые балахоны так, чтобы трудно было их отличить друг от друга. Я ищу в себе ЧЕЛОВЕКА, а не пустую коробку, куда природа по воле своей ураганной прихоти то кладет, а то вынимает мысли и побуждения, которые являются всего лишь незначительно усложненной версией духовного мира суки или кобеля в праздничное время гона.
Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты…
Если основная часть наших дум и устремлений выйдет за пределы этого невротического деления, то мы станем наконец людьми, а не женщинами и мужчинами с многозначительными выражениями лиц, под которыми не скрывается ничего, кроме мишуры и мелочной возни…
Ведь выбрав жизнь, мы становимся теми артистами на сцене, которые неминуемо идут на смерть и знают об этом, и стороннему зрителю не смешно, потому что Он понимает, что нет разницы, что уготовано нам до или после земного бытия, – мы только здесь и сейчас имеем мучительную возможность стать людьми, и в этом и заключается единственная сверхзадача нашего земного спектакля.
Всегда получаешь не то, к чему стремишься
И все-таки борьба за существование продолжается. Где бы я ни появлялся, что бы я ни делал – меня ненавидят и страстно желают моего уничтожения. Мнительность тут ни при чем. Это закон природы. Ату его, ату… Имеется в виду ату меня, а не закон. Закон природы горд и неизменен. Можно его презирать. Можно попытаться не обращать на него внимания, но рано или поздно он доведет свое дело до конца и невозмутимо склонит свою пропахшую смертью копну спутанных волос над нашим обессиленным необъяснимой ненавистью к нам организмом.
Может быть, вы скажете, что мне выгодно выставлять себя вот в таком, всеми ненавидимом, свете? Это ли не маслом помазанный путь к популярности , которая все чаще происходит от слова «попа »?
Нет, увы, это факт жизни, в котором мне приходится убеждаться буквально ежедневно.
Что ведет и объединяет ненавидящих меня душ? Зависть, глупость, злоба, серость? А сам я не завистлив ли? Не глуп? Не злобен? Не сер? Причем настолько сер, что это слово, продиктованное просто пасмурностью и безликостью, перетекает в свое иное, серное значение, от которого уже нет спасения даже в веках. Он был сер до серы, до серного, удушливого, мертво-морского дыхания…
Желая любви, чаще всего добиваешься ненависти, желая ненависти – чаще всего получаешь равнодушие, и лишь стремясь к равнодушию и покою, внезапно получаешь любовь, с которой не знаешь, что делать.
Достоевский лихорадочно диктовал роман «Игрок» молоденькой девушке и за несколько недель беспомощно влюбился. Потом он показал ей все прелести жизни в проникнутых чувственной эпилепсией и пагубными страстями романах, разворачивающихся наяву. Он стремился к покою, а получил любовь. Разве это не прекрасное доказательство того, что всегда получаешь не то, к чему стремишься? Любовь, когда бес в ребро, а седина, разумеется, в бороду – очень опасная штука. Она убивает мужчину наповал, а в сущности, несет в себе нереализованный накал отеческой любви, чистой и немощной, как и всё, связанное с отечеством .
Я вновь и вновь прерываю собственное добровольное изгнание и снова иду туда, где меня окружает внезапная и анонимная ненависть, которая наиболее пагубна, ибо не предполагает логического объяснения и какого-либо диалога.
Проклятие, брошенное тебе в лицо толпой, имеет несказанную силу и долго изъедает своей серной кислотой твою неизбывную серность.
Любовь – продается, ненависть – никогда, ну, или почти никогда. Вот оно, пожалуй, единственное искреннее чувство, которым нас может порадовать суетный мрак, именуемый светом. Заповеди зовут нас «возлюбить», ибо призывать «возненавидеть» нет смысла, это все равно, что сказать человеку: «дыши». Мы не можем не дышать… Мы ненавидим любящих нас, и любим ненавидящих.
Логика – это самая страшная насмешка над человеческой ложью. Аристотель со своими А и Б врал безбожно и сознательно, ибо и он понимал, что логика – это всего лишь ловкая удавка, предназначенная для уничтожения послушных ей, добровольно несущих на ее алтарь оскверненное тельце вдохновения.
Ненависть латентна и хорошо скрыта от глаз, тем страшнее ее внезапное оголение. Люди научились заменять мечи словами, тюрьмы – забвением, пытки – мелкими издевками. В этом и заключался настоящий прогресс цивилизации, отчетливо прошагавшей от грязи убийства к чистоте самостоятельной смерти в стерильном больничном углу.
В холодных широтах солнце подслеповато. Оно кажется гораздо дальше от Земли, чем где-нибудь в раскаленном аду пустыни. Холодный ад не менее раскален; его холод, подчиняясь поверьям суровых северных громил, не менее губителен для заблудших, переживших изгнание из собственного тела душ.
Мы совершенно не умеем управлять собственными чувствами, поступками, народами, планетами, вселенными… Абсолютно всё, от малого до весьма крупного, находится не в нашей власти. Мы понятия не имеем, что делать с самим собой, а тем более с другими людьми. Мы знаем только то, что кажется нам очевидным: что мы бренны и когда-нибудь все это наконец кончится, оборвется, беспомощно обрумянится выцветшей улыбкой небытия.

ЦИКЛ ЛАПОСОФСКИХ ЭССЕ
Суверенный индивидуум
Ссылка на авторитеты – дешевая монета, ею легко расплачиваться, но стоит она недорого. Однако так устроен человеческий разум, что сам по себе он не может произвести ничего, кроме звериных повадок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83