И всегда успокаивает меня. Ведь одиночество – понятие абстрактное. Мои родители умерли. Но я все равно постоянно связана с ними именно благодаря этой скульптуре. Я смотрю на нее и представляю, сколько поколений людей вот так же вечером, при тусклом свете лампы или свечи вглядывались в эту божественную красоту, в это совершенство. И во всех этих людях текла кровь, похожая на мою. И, наверное, их лица немного были похожи на мое. Мир так несовершенен. И они умерли. Но эта бронзовая Афродита – вечность. И она – совершенство и правда. И я умру. Но кто-то после меня, очень на меня похожий, будет общаться с Афродитой, как я теперь. Я с ней была не так уж одинока. Это нить, связывающая меня с близкими. Я разговариваю с ней, прошу совета. И ты знаешь, именно она часто ограждала меня от опрометчивых поступков. Поэтому говорить о ее цене… Даже думать об этом – кощунство. То же самое, что продать родных. Я никогда не расстанусь с ней, даже если у меня не будет ни гроша в кармане. Я расстанусь с ней только в случае смерти.
– Не говори так, Васенька. – Я крепко сжал ее тонкие пальчики. – Мы еще всех переживем. Но все же… Кто мог знать о существовании Афродиты?
– Ник, это смешной вопрос. Я же говорю, что никогда не думала о ней как о ценной вещи, поэтому никогда и не прятала. Она была частью моего мира. Как и другие вещи, стояла всегда на виду.
– О ней знали Вано, Толмачевский?..
– И тот, и другой бывали у меня в доме. Поэтому, конечно, знали. Но ни один из них не интересовался ею. Во всяком случае, не расспрашивал меня о ней.
– Тебя Толмачевский направил в «КОСА»?
– В общем, и да, и нет. После приема у психиатра я была направлена в Суицидальный центр. Там мне и рассказали о существовании «КОСА». И там же представили Толмачевскому. Но мы уже были знакомы, как соседи, он вечером привел меня в клуб и познакомил с Вано.
Ответы Васи не сдвинули дела с места. О фигурке мог знать кто угодно. И не обязательно Толмачевский или Вано решили выкрасть ее у Васи. Статуэтка жила в доме давно, и любой из знакомых Васи или ее семьи мог запросто проникнуть в дом. Это усложняло задачу. И все же в посторонние персонажи я слабо верил, по-прежнему считая, что похищение Афродиты обязательно связано с убийством Стаса. К тому же мои догадки подтверждала ложь Толмачевского, когда он заявлял, что понятия не имеет об Афродите. Конечно, он может выпутаться, утверждая, что не обращал на нее внимания. Но кто ему поверит? Человек, дом которого забит ценным антиквариатом и который прекрасно знает цену вещам, никогда не пройдет мимо работы старинного мастера. Толмачевский, определенно, лгал, что наводило на подозрения.
Следующим на очереди стоял самый щекотливый вопрос – о цианистом калии. Я начал издалека:
– Васенька, я понимаю, тебе больно вспоминать про тот злополучный вечер, когда мы играли эту пьесу. Но все же скажи, это очень важно: помнишь, по сценарию ты должна была выпить яд вслед за Стасом, но ты не сделала этого. Ты сразу же определила, что Стас отравлен. Каким образом ты смогла о этом узнать?
– Ах, Ник! – Вася махнула рукой. – Пожалуйста, не разговаривай со мной, как с больной, и не бойся задавать вопросы. Я знаю, что ты мне веришь, и знаю, что многое нужно уточнить, чтобы не осталось и тени сомнений. Поэтому твой мяукающий голос только раздражает и настораживает меня. Что ты хочешь узнать? Как я могла определить, что Стас умирает? Очень просто. Разве ты не помнишь, как Стас что-то прошептал? Вот видишь, вспомнил. Я не бросилась пить из этой чашки, потому что вначале увидела перекошенное лицо Стаса и поняла, что это не игра, потому что игра, по правилам, должна быть другой, а Стас всегда играл по правилам – он бы нас не подставил. И я испугалась. Прошли секунды, и тогда я услышала. Даже не услышала, а, скорее, прочла по его губам. Он несколько раз повторил: «Яд, яд, яд». Вот и все, Ник. Этого достаточно?
– Вполне. Но теперь я спрошу о другом. Ты сама сказала, что я вправе задавать любые вопросы. Скажи, Вася, как у тебя в доме оказался цианистый калий? – Я не отрывал взгляда от ее лица.
Ее лицо оставалось спокойным, только слегка побледнело.
– Я не могла тебе сразу признаться в этом, Ник. Ты прости. Я боялась, что ты заподозришь меня и разлюбишь. Этого я боялась больше всего на свете. Ты ведь и в мыслях не допускал такого. Ты сразу же предположил, что мне кто-то подложил цианид, и я боялась тебя в этом разуверить. Да и каким образом я могла все объяснить? Мне очень не хотелось, чтобы ты думал, будто я сумасшедшая, храню у себя в квартире яд. Я не сумасшедшая, Ник. И совершенно случайно он у меня оказался. Ты знаешь, я ничего не планировала. Ни доставать его, ни покупать. Но… Так вышло. Когда меня бросил Стас, я была на грани отчаяния, поверь. И вот в эти дни случайно подвернулся под руку этот цианид. И я… В общем, Ник, думай обо мне что хочешь. Но я его украла. И не спрашивай где. За последнее время я побывала во многих медицинских учреждениях, лабораториях. Просто это роковое стечение обстоятельств: яд попался мне в самый тяжелый, критический момент жизни. И этим кто-то умело воспользовался, поэтому теперь все обстоятельства обернулись против меня.
– Или кто-то удачно их против тебя обернул. И мы должны все выяснить. Скажи, кто мог знать о существовании яда? Ну же, вспомни, кто?
– Опять же, Ник, я вряд ли обрадую тебя ответом, потому что об этом знали многие. И те, кто знал, могли рассказать другим. И если спросишь о Вано и Толмачевском, то я отвечу однозначно – да, они знали.
Толмачевскому я рассказала об этом в тот самый вечер, когда в первый раз собиралась посетить «КОСА». Я же говорила, что мое состояние было не из лучших. И я нуждалась в помощи. Я много тогда говорила с управляющим. Говорила, что в любую минуту готова покончить с собой, говорила о цианистом калии. Он уговаривал меня уничтожить яд. Обещал, что в клубе мне обязательно помогут. Он оказался прав. В «КОСА» мне действительно помогли. Но не Толмачевский и его команда. Мне помогла встреча с тобой. Где бы мы еще могли встретиться?
А Вано… Ты же сам знаешь, нас с Вано посадили за один столик. Двух доведенных до отчаяния людей. И мы исповедовались друг другу. И друг у друга искали поддержки. И нашли ее. Потом пришел ты…
– Но мне ты ничего не рассказала о существовании цианида.
Вася улыбнулась. И провела прохладной рукой по моей небритой щеке. Почему у Васьки всегда такие холодные руки? Мне это безумно нравится.
– Ник, какой ты глупый. Неужели ты не понял? Ты – не Вано. Вано для меня стал всего лишь другом, душеспасителем. Ты… Ты – совсем другое. В тебе я увидела в первую очередь просто мужчину, и перед тобой я уже не могла до конца исповедаться. Мне хотелось быть лучше, чем я есть на самом деле, мне хотелось нравиться тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100