— Даже сама не знаю, что я подумала.
— Ты подумала, что хочешь навестить своего друга и что нам вдвоем удастся дать отпор тем, кто напал на тебя из засады, — усмехнулся Гидеон. — А теперь иди сюда, попробуем справиться с тенями.
Серена неуверенно вошла в спальню.
— Зажечь свет? — спросила она.
— Если хочешь, зажги, но лучше не надо. Иногда лучше сражаться именно в темноте. Кстати, дай мне халат вон с того стула. Я всегда сплю голым, и мне не хочется шокировать тебя и подвергать испытанию добродетели, привитые тебе святыми сестрами в монастырской школе. — Гидеон встал и завернулся в красный махровый халат, протянутый ему Сереной. — Вот и отлично. А теперь — марш в кровать.
Он откинул простыню, уложил девушку и лег рядом с ней, обнял за плечи. От нее исходил сладкий запах чистоты, и она, казалось, была создана для его объятий. Он прижал ее к себе чуть сильнее и почувствовал, что Серена дрожит. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Если бы она была способна в одиночку справиться с мучившими ее воспоминаниями и болью, она бы к нему не пришла. Подумав об этом, Гидеон даже испытал нечто похожее на разочарование. Ему было бы гораздо приятнее, если бы ее дрожь была вызвана иной причиной.
Гидеон ласково приложил ладонь к виску Серены и поудобнее устроил ее голову на своем плече, и, отвечая на это движение, она доверчиво прижалась к нему щекой. Гидеону казалось, что девушка находится на грани нервного срыва, и ей ни в коем случае нельзя оставаться одной, если это случится.
— Ну вот, а теперь можно и поговорить. Тебе удобно.
— Да, — ответила она, и голос ее прозвучал приглушенно.
— По-моему, нам пора познакомиться поближе. Я родился на маленьком ранчо в Техасе и провел там большую часть своего детства. Когда мне исполнилось тринадцать, мы потеряли наше ранчо, и в тот же год мои родители умерли. После этого — до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, — я рос в интернате, а потом путешествовал по всей стране, принимаясь за любую работу, которая попадалась под руку. — Его пальцы снова принялись гладить висок девушки. — Потом — Вьетнам, потом снова бродяжничал. Недавно я пришел к выводу, что быть состоятельным все же гораздо лучше, чем нищенствовать, так что теперь мне на некоторое время все-таки придется остепениться. Росс будет от этого в восторге. Он любит комфортную жизнь. Вот, собственно, и все. Теперь ты знаешь, что представляет собой Гидеон Брандт, эсквайр. — Он скосил на нее глаза. — Я еще не усыпил тебя своей болтовней?
— Нет.
— А теперь расскажи про себя. Ты единственный ребенок в семье?
— Нет, у меня еще есть младший брат, но я редко его вижу. Он учится в школе в Англии. Мой отчим добился того, что его оформили опекуном… — Серена внезапно умолкла, и Гидеон почувствовал, как напряглось ее тело. — Нет, я не хочу говорить об этом.
— Ты не обязана говорить ни об этом, ни о чем-либо другом, — мягко проговорил он. — Однако пора выбить из седла преследующих тебя разбойников, Серена, а для этого существует только один способ.
— Гидеон, я…
— Ш-ш-ш… Ты должна впустить их и позволить им выстрелить в себя. Иными словами, ты должна все вспомнить. И только после этого ты вновь обретешь власть над собой.
— Нет! — с панической ноткой в голосе выкрикнула она.
— Да! — с непоколебимой уверенностью произнес Гидеон, и она внезапно вспомнила, как Росс упоминал о том, что его друг может быть жестоким. — Пришло время посмотреть в глаза тому, что тебя мучает. Только в этом случае все закончится, и ты сумеешь исцелиться. Ты не одна. Я здесь, я рядом с тобой. А теперь вспомни, Серена. Она затряслась, словно в припадке малярии.
— Гидеон…
— Можешь не говорить об этом до тех пор, пока не будешь к этому готова, но хотя бы признайся себе в том, что это было. Это действительно было.
— Нет! — процедила Серена сквозь сжатые зубы. — Не принуждай меня!
— Ну же! Ты была босая, в одной ночной рубашке…
И тут она вспомнила. По щекам девушки градом покатились слезы, а тело стало содрогаться от рыданий.
— Ужас… О боже, какой ужас! Гидеон…
— Успокойся, малышка, — ласково прошептал он возле ее уха. — Все уже позади. Все в прошлом.
— Это никогда не будет в прошлом. Перед моими глазами всегда будет стоять…
— Нет, ты всегда будешь это помнить, но видеть через некоторое время уже перестанешь. На свете существует столько чудесных вещей, и я покажу тебе их все! Когда тебя снова станут одолевать воспоминания, я выну из цилиндра очередное чудо, и они тут же растают. — Гидеон уже говорил чуть слышным шепотом, а его ладонь продолжала ласково гладить девушку по волосам. — Ты веришь мне, Серена?
— Не знаю. Я просто не… — Рыдания уже не сотрясали ее тело, но слезы продолжали неудержимо струиться. — Я не в состоянии думать.
— Тогда я больше не буду говорить об этом. Отдохни, детка, расслабься. — Он нежно прикоснулся губами к ее макушке. — Ты можешь подумать над моими словами и позже. И сейчас давай немного помечтаем. Чем ты хотела бы заняться?
— Заняться? — с недоумением переспросила сквозь слезы Серена. Такой резкий переход обескуражил ее.
— Ну, к примеру, хотелось бы тебе переплыть Ла-Манш, или устроиться клоунессой в цирке, или стать первой женщиной, которая высадится на Марсе?
— А-а-а, — протянула она, вытирая глаза тыльной стороной ладошки. — Мне всегда хотелось стать художницей. Мне очень нравится рисовать. Когда я была еще совсем маленькой, мама водила меня в Лувр, и когда-нибудь я…
Серена умолкла, изумленно поймав себя на том, что уже забыла прошлое и думает о будущем.
— Вот видишь! — мягко произнес Гидеон. — Завтрашний день все-таки существует. Теперь, заглянув в лицо прошлому, ты можешь идти дальше, в будущее. Когда-нибудь ты станешь знаменитой художницей. Ты напишешь для меня картину?
Серена обвила его руками.
— Я напишу для тебя целую фреску, — с внезапной страстностью сказала она. — Если захочешь, я напишу для тебя даже Сикстинскую мадонну.
Гидеон засмеялся и ответил:
— Это очень щедрое обещание, но с меня будет довольно и небольшого рисунка. Зато это будет оригинал.
Слезы по ее щекам уже не текли. Рана все еще ныла, но процесс заживления уже начался.
— Ты его получишь, — прошептала Серена. Сейчас она была готова подарить ему хоть луну в подарочной упаковке. Ведь он так ей помог. — Да все, что угодно!
Гидеон вдруг застыл, словно окаменев.
— Лучше бы ты этого не говорила! Я и без того постоянно твержу себе о том, что ты еще совсем девчонка. — Затем его рука снова продолжила методично поглаживать девушку по волосам. — Знаешь, до того, как ты пришла, я лежал и думал: о тебе, о нас… Пока я находился в Юго-Восточной Азии, мне в голову приходило много всяких странных мыслей. В том числе и о судьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Ты подумала, что хочешь навестить своего друга и что нам вдвоем удастся дать отпор тем, кто напал на тебя из засады, — усмехнулся Гидеон. — А теперь иди сюда, попробуем справиться с тенями.
Серена неуверенно вошла в спальню.
— Зажечь свет? — спросила она.
— Если хочешь, зажги, но лучше не надо. Иногда лучше сражаться именно в темноте. Кстати, дай мне халат вон с того стула. Я всегда сплю голым, и мне не хочется шокировать тебя и подвергать испытанию добродетели, привитые тебе святыми сестрами в монастырской школе. — Гидеон встал и завернулся в красный махровый халат, протянутый ему Сереной. — Вот и отлично. А теперь — марш в кровать.
Он откинул простыню, уложил девушку и лег рядом с ней, обнял за плечи. От нее исходил сладкий запах чистоты, и она, казалось, была создана для его объятий. Он прижал ее к себе чуть сильнее и почувствовал, что Серена дрожит. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Если бы она была способна в одиночку справиться с мучившими ее воспоминаниями и болью, она бы к нему не пришла. Подумав об этом, Гидеон даже испытал нечто похожее на разочарование. Ему было бы гораздо приятнее, если бы ее дрожь была вызвана иной причиной.
Гидеон ласково приложил ладонь к виску Серены и поудобнее устроил ее голову на своем плече, и, отвечая на это движение, она доверчиво прижалась к нему щекой. Гидеону казалось, что девушка находится на грани нервного срыва, и ей ни в коем случае нельзя оставаться одной, если это случится.
— Ну вот, а теперь можно и поговорить. Тебе удобно.
— Да, — ответила она, и голос ее прозвучал приглушенно.
— По-моему, нам пора познакомиться поближе. Я родился на маленьком ранчо в Техасе и провел там большую часть своего детства. Когда мне исполнилось тринадцать, мы потеряли наше ранчо, и в тот же год мои родители умерли. После этого — до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, — я рос в интернате, а потом путешествовал по всей стране, принимаясь за любую работу, которая попадалась под руку. — Его пальцы снова принялись гладить висок девушки. — Потом — Вьетнам, потом снова бродяжничал. Недавно я пришел к выводу, что быть состоятельным все же гораздо лучше, чем нищенствовать, так что теперь мне на некоторое время все-таки придется остепениться. Росс будет от этого в восторге. Он любит комфортную жизнь. Вот, собственно, и все. Теперь ты знаешь, что представляет собой Гидеон Брандт, эсквайр. — Он скосил на нее глаза. — Я еще не усыпил тебя своей болтовней?
— Нет.
— А теперь расскажи про себя. Ты единственный ребенок в семье?
— Нет, у меня еще есть младший брат, но я редко его вижу. Он учится в школе в Англии. Мой отчим добился того, что его оформили опекуном… — Серена внезапно умолкла, и Гидеон почувствовал, как напряглось ее тело. — Нет, я не хочу говорить об этом.
— Ты не обязана говорить ни об этом, ни о чем-либо другом, — мягко проговорил он. — Однако пора выбить из седла преследующих тебя разбойников, Серена, а для этого существует только один способ.
— Гидеон, я…
— Ш-ш-ш… Ты должна впустить их и позволить им выстрелить в себя. Иными словами, ты должна все вспомнить. И только после этого ты вновь обретешь власть над собой.
— Нет! — с панической ноткой в голосе выкрикнула она.
— Да! — с непоколебимой уверенностью произнес Гидеон, и она внезапно вспомнила, как Росс упоминал о том, что его друг может быть жестоким. — Пришло время посмотреть в глаза тому, что тебя мучает. Только в этом случае все закончится, и ты сумеешь исцелиться. Ты не одна. Я здесь, я рядом с тобой. А теперь вспомни, Серена. Она затряслась, словно в припадке малярии.
— Гидеон…
— Можешь не говорить об этом до тех пор, пока не будешь к этому готова, но хотя бы признайся себе в том, что это было. Это действительно было.
— Нет! — процедила Серена сквозь сжатые зубы. — Не принуждай меня!
— Ну же! Ты была босая, в одной ночной рубашке…
И тут она вспомнила. По щекам девушки градом покатились слезы, а тело стало содрогаться от рыданий.
— Ужас… О боже, какой ужас! Гидеон…
— Успокойся, малышка, — ласково прошептал он возле ее уха. — Все уже позади. Все в прошлом.
— Это никогда не будет в прошлом. Перед моими глазами всегда будет стоять…
— Нет, ты всегда будешь это помнить, но видеть через некоторое время уже перестанешь. На свете существует столько чудесных вещей, и я покажу тебе их все! Когда тебя снова станут одолевать воспоминания, я выну из цилиндра очередное чудо, и они тут же растают. — Гидеон уже говорил чуть слышным шепотом, а его ладонь продолжала ласково гладить девушку по волосам. — Ты веришь мне, Серена?
— Не знаю. Я просто не… — Рыдания уже не сотрясали ее тело, но слезы продолжали неудержимо струиться. — Я не в состоянии думать.
— Тогда я больше не буду говорить об этом. Отдохни, детка, расслабься. — Он нежно прикоснулся губами к ее макушке. — Ты можешь подумать над моими словами и позже. И сейчас давай немного помечтаем. Чем ты хотела бы заняться?
— Заняться? — с недоумением переспросила сквозь слезы Серена. Такой резкий переход обескуражил ее.
— Ну, к примеру, хотелось бы тебе переплыть Ла-Манш, или устроиться клоунессой в цирке, или стать первой женщиной, которая высадится на Марсе?
— А-а-а, — протянула она, вытирая глаза тыльной стороной ладошки. — Мне всегда хотелось стать художницей. Мне очень нравится рисовать. Когда я была еще совсем маленькой, мама водила меня в Лувр, и когда-нибудь я…
Серена умолкла, изумленно поймав себя на том, что уже забыла прошлое и думает о будущем.
— Вот видишь! — мягко произнес Гидеон. — Завтрашний день все-таки существует. Теперь, заглянув в лицо прошлому, ты можешь идти дальше, в будущее. Когда-нибудь ты станешь знаменитой художницей. Ты напишешь для меня картину?
Серена обвила его руками.
— Я напишу для тебя целую фреску, — с внезапной страстностью сказала она. — Если захочешь, я напишу для тебя даже Сикстинскую мадонну.
Гидеон засмеялся и ответил:
— Это очень щедрое обещание, но с меня будет довольно и небольшого рисунка. Зато это будет оригинал.
Слезы по ее щекам уже не текли. Рана все еще ныла, но процесс заживления уже начался.
— Ты его получишь, — прошептала Серена. Сейчас она была готова подарить ему хоть луну в подарочной упаковке. Ведь он так ей помог. — Да все, что угодно!
Гидеон вдруг застыл, словно окаменев.
— Лучше бы ты этого не говорила! Я и без того постоянно твержу себе о том, что ты еще совсем девчонка. — Затем его рука снова продолжила методично поглаживать девушку по волосам. — Знаешь, до того, как ты пришла, я лежал и думал: о тебе, о нас… Пока я находился в Юго-Восточной Азии, мне в голову приходило много всяких странных мыслей. В том числе и о судьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44