Айан, старший брат, стоявший на расстоянии вытянутой руки от девяти тысяч отлично вооруженных и вымуштрованных солдат армии графа Камберлендского, заполнивших долину. Ярость шотландцев в тот день была слабой подмогой.
Возможно, именно поэтому он так много делал сейчас, чтобы прокормить своих людей, помочь фермерам выжить, подготовить их к будущему, научить их заново жить, надеяться и верить на земле, где даже надежда была выжжена из людских сердец.
Голос его слился с жалкими голосами меньшинства, которое призывало к осторожности, умоляло Лохиэля и вождей других влиятельных кланов выждать, пойти на переговоры, выяснить, что стоит за обещаниями Прекрасного Принца.
Даже Айана не тревожило, что человек, претендующий на трон, является слабохарактерным двадцатитрехлетним эгоистом.
– Для него ничего не стоит пожертвовать жизнью пяти тысяч плохо вооруженных солдат, которые покинули свои дома и семьи и пошли за обреченной мечтой, Айан. Твой принц еще ни разу не прислал обещанную помощь. – Алисдер помнил тот разговор во всех подробностях.
Айан только улыбнулся в ответ с терпением человека, который не собирается возражать.
– Помощь придет, Алисдер. Нужно верить в наше дело. – Очень похоже на брата – с готовностью верить, отдать себя без колебаний безнадежному и опасному делу.
– Он требует атласа и шелков в походной палатке вместо грубого полотна. Жалуется на простую шотландскую пищу. И это человек, которого ты хочешь видеть своим королем?
– Одно его имя объединит кланы.
– Он хнычет оттого, что никто не помогает ему разрабатывать стратегию, словно это игра с оловянными солдатиками, не желает слушать даже собственных генералов.
– Если у него столько недостатков, что ты здесь делаешь, брат? – Айан осмотрел его сверху донизу, хотя Алисдер еще с детства был крупнее и выше старшего брата.
Как объяснить Айану ужас, который он предчувствует, ужас не только перед предстоящим сражением и бессмысленными убийствами, но и перед будущим?
– Я здесь потому, что ты – мой брат. Потому что я – Маклеод.
Они долго смотрели тогда друг на друга, понимая, что их мысли и взгляды разделяет пропасть, но любовь друг к другу всегда будет мостом, соединяющим их прочными узами.
В конце концов Алисдер встал плечом к плечу с Айаном, и вместе с отцом сыновья Маклеода пошли на врага. Алисдер стоял под пулями, и ужас охватывал его. Он слышал звуки волынки, которые словно эхо повторяли его желание закричать и броситься наутек. Алисдер смотрел в лицо ухмыляющейся белозубой смерти, но, вместо того чтобы бежать с места кровавой бойни, принялся убивать во имя свободы.
Жизнь, которой он жил теперь, была настоящим раем маленьких радостей по сравнению с тем сражением.
Алисдер начал обретать покой.
Пока не появилась эта женщина.
И что это нашло на бабушку? С чего она решила, что они с англичанкой подходят друг другу? Почему он сразу же не положил этому конец? Он уважал ее, ведь она была единственным родным человеком, единственным лучиком света в его безнадежной жизни. Ужас еще не отступил.
Причина, по которой Алисдер отказался от роскошной жизни в Париже и сам пахал землю и убеждал людей клана забыть о прошлом, была той же, по которой он сейчас не мог притвориться, что никакой брачной церемонии не было. Честь. Совесть. Наследие, которое досталось ему, обязывало и требовало многого. Старые порядки сломать несложно, но что тогда станет с ним? Клан воспротивится англичанке, но человек, нарушивший слово и солгавший однажды, солжет и во второй раз. Даже если он забудет об обычаях предков, как он заглушит собственную совесть? Надежда и честь – все, что у него осталось.
Он помнил, как она испуганно вздрогнула, побледнела, какими безжизненными вдруг стали ее глаза. А ведь никогда в жизни он не испугал ни одной женщины.
Глава 8
Софи Элизабет Ажинкур Маклеод тяжело оперлась на клюку с ручкой из слоновой кости. Ее глубоко запавшие, но все еще блестящие синие глаза следили за тем, как Джудит поднималась по небольшому склону, направляясь к домикам фермеров.
Первая часть ее плана воплощена в жизнь: они согласились на ее условия.
Вторую часть плана удалось тоже осуществить, но не так легко. Джудит оказалась на удивление строптивой: вела себя так, будто кто-то убедил ее, что она – некрасивая, и теперь делала все, чтобы оправдать это мнение. Роскошные каштановые волосы, сравнимые красотой цвета с закатом солнца на фоне горных вершин, она гладко зачесывала назад и собирала в унылый пучок на затылке. Софи распустила их, расчесала щеткой до блеска и в конце концов сумела убедить Джудит, что простая лента удержит их не хуже бесчисленных заколок. Если бы Джудит удалось настоять на своем, она до сих пор ходила бы в выношенном темно-синем, казавшемся почти черным платье, висевшем на ней и будто специально скроенном так, чтобы скрыть все достоинства фигуры.
Мать Алисдера закричала бы от возмущения, узнав, что ее наряды наденет другая женщина, но гардеробная Луизы стала первым местом, куда направилась Софи в поисках подходящей одежды, которую можно было бы перешить. Увы, здесь следы насилия были заметны так же отчетливо, как и в других частях замка. Софи помнила, сколько шиллингов ушло на покупку отделанных ручной вышивкой портьер с тяжелой золотой нитью и стульев с красно-золотой обивкой. Теперь вся мебель сгорела, а с окон свисали остатки обгоревших и почерневших от копоти портьер. Но вандалы, разграбившие весь замок, не смогли унести все платья Луизы.
– Софи, мне не нужно новое платье, – твердила Джудит в то утро, решительно цепляясь за свое старое темно-синее одеяние.
С самого детства в доме сквайра Кутбертсона все ее платья шились из грубой прочной ткани, практичного коричневого или темно-синего цвета, на которой не видно грязи и которая носилась очень долго. Мать Питера тряслась над каждым пенни, не желая тратить деньги на невестку, а все, что оставалось от жалованья Питера, уходило, как правило, на выпивку и азартные игры, а не на платья для жены.
Джудит уже давно поставила крест на хороших платьях, кокетливых шляпках и других аксессуарах, которые могли бы подчеркнуть ее природную привлекательность. Все эти уловки предназначены для женщин с приятными глазу округлостями фигуры и хорошеньким личиком. А ее лицо уже ничем не исправить, так же как ничто не поможет ей стать не такой высокой, не укоротит рук и ног, не изменит цвета волос. У одежды всего одно утилитарное назначение – прикрывать наготу, а не подчеркивать воображаемые прелести. Именно с этими убеждениями Софи спокойно и упрямо повела борьбу.
– Одно дело, если темные тона ношу я, детка, – спокойно говорила она, проводя рукой по ткани. – Я стара, у меня за плечами вся жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Возможно, именно поэтому он так много делал сейчас, чтобы прокормить своих людей, помочь фермерам выжить, подготовить их к будущему, научить их заново жить, надеяться и верить на земле, где даже надежда была выжжена из людских сердец.
Голос его слился с жалкими голосами меньшинства, которое призывало к осторожности, умоляло Лохиэля и вождей других влиятельных кланов выждать, пойти на переговоры, выяснить, что стоит за обещаниями Прекрасного Принца.
Даже Айана не тревожило, что человек, претендующий на трон, является слабохарактерным двадцатитрехлетним эгоистом.
– Для него ничего не стоит пожертвовать жизнью пяти тысяч плохо вооруженных солдат, которые покинули свои дома и семьи и пошли за обреченной мечтой, Айан. Твой принц еще ни разу не прислал обещанную помощь. – Алисдер помнил тот разговор во всех подробностях.
Айан только улыбнулся в ответ с терпением человека, который не собирается возражать.
– Помощь придет, Алисдер. Нужно верить в наше дело. – Очень похоже на брата – с готовностью верить, отдать себя без колебаний безнадежному и опасному делу.
– Он требует атласа и шелков в походной палатке вместо грубого полотна. Жалуется на простую шотландскую пищу. И это человек, которого ты хочешь видеть своим королем?
– Одно его имя объединит кланы.
– Он хнычет оттого, что никто не помогает ему разрабатывать стратегию, словно это игра с оловянными солдатиками, не желает слушать даже собственных генералов.
– Если у него столько недостатков, что ты здесь делаешь, брат? – Айан осмотрел его сверху донизу, хотя Алисдер еще с детства был крупнее и выше старшего брата.
Как объяснить Айану ужас, который он предчувствует, ужас не только перед предстоящим сражением и бессмысленными убийствами, но и перед будущим?
– Я здесь потому, что ты – мой брат. Потому что я – Маклеод.
Они долго смотрели тогда друг на друга, понимая, что их мысли и взгляды разделяет пропасть, но любовь друг к другу всегда будет мостом, соединяющим их прочными узами.
В конце концов Алисдер встал плечом к плечу с Айаном, и вместе с отцом сыновья Маклеода пошли на врага. Алисдер стоял под пулями, и ужас охватывал его. Он слышал звуки волынки, которые словно эхо повторяли его желание закричать и броситься наутек. Алисдер смотрел в лицо ухмыляющейся белозубой смерти, но, вместо того чтобы бежать с места кровавой бойни, принялся убивать во имя свободы.
Жизнь, которой он жил теперь, была настоящим раем маленьких радостей по сравнению с тем сражением.
Алисдер начал обретать покой.
Пока не появилась эта женщина.
И что это нашло на бабушку? С чего она решила, что они с англичанкой подходят друг другу? Почему он сразу же не положил этому конец? Он уважал ее, ведь она была единственным родным человеком, единственным лучиком света в его безнадежной жизни. Ужас еще не отступил.
Причина, по которой Алисдер отказался от роскошной жизни в Париже и сам пахал землю и убеждал людей клана забыть о прошлом, была той же, по которой он сейчас не мог притвориться, что никакой брачной церемонии не было. Честь. Совесть. Наследие, которое досталось ему, обязывало и требовало многого. Старые порядки сломать несложно, но что тогда станет с ним? Клан воспротивится англичанке, но человек, нарушивший слово и солгавший однажды, солжет и во второй раз. Даже если он забудет об обычаях предков, как он заглушит собственную совесть? Надежда и честь – все, что у него осталось.
Он помнил, как она испуганно вздрогнула, побледнела, какими безжизненными вдруг стали ее глаза. А ведь никогда в жизни он не испугал ни одной женщины.
Глава 8
Софи Элизабет Ажинкур Маклеод тяжело оперлась на клюку с ручкой из слоновой кости. Ее глубоко запавшие, но все еще блестящие синие глаза следили за тем, как Джудит поднималась по небольшому склону, направляясь к домикам фермеров.
Первая часть ее плана воплощена в жизнь: они согласились на ее условия.
Вторую часть плана удалось тоже осуществить, но не так легко. Джудит оказалась на удивление строптивой: вела себя так, будто кто-то убедил ее, что она – некрасивая, и теперь делала все, чтобы оправдать это мнение. Роскошные каштановые волосы, сравнимые красотой цвета с закатом солнца на фоне горных вершин, она гладко зачесывала назад и собирала в унылый пучок на затылке. Софи распустила их, расчесала щеткой до блеска и в конце концов сумела убедить Джудит, что простая лента удержит их не хуже бесчисленных заколок. Если бы Джудит удалось настоять на своем, она до сих пор ходила бы в выношенном темно-синем, казавшемся почти черным платье, висевшем на ней и будто специально скроенном так, чтобы скрыть все достоинства фигуры.
Мать Алисдера закричала бы от возмущения, узнав, что ее наряды наденет другая женщина, но гардеробная Луизы стала первым местом, куда направилась Софи в поисках подходящей одежды, которую можно было бы перешить. Увы, здесь следы насилия были заметны так же отчетливо, как и в других частях замка. Софи помнила, сколько шиллингов ушло на покупку отделанных ручной вышивкой портьер с тяжелой золотой нитью и стульев с красно-золотой обивкой. Теперь вся мебель сгорела, а с окон свисали остатки обгоревших и почерневших от копоти портьер. Но вандалы, разграбившие весь замок, не смогли унести все платья Луизы.
– Софи, мне не нужно новое платье, – твердила Джудит в то утро, решительно цепляясь за свое старое темно-синее одеяние.
С самого детства в доме сквайра Кутбертсона все ее платья шились из грубой прочной ткани, практичного коричневого или темно-синего цвета, на которой не видно грязи и которая носилась очень долго. Мать Питера тряслась над каждым пенни, не желая тратить деньги на невестку, а все, что оставалось от жалованья Питера, уходило, как правило, на выпивку и азартные игры, а не на платья для жены.
Джудит уже давно поставила крест на хороших платьях, кокетливых шляпках и других аксессуарах, которые могли бы подчеркнуть ее природную привлекательность. Все эти уловки предназначены для женщин с приятными глазу округлостями фигуры и хорошеньким личиком. А ее лицо уже ничем не исправить, так же как ничто не поможет ей стать не такой высокой, не укоротит рук и ног, не изменит цвета волос. У одежды всего одно утилитарное назначение – прикрывать наготу, а не подчеркивать воображаемые прелести. Именно с этими убеждениями Софи спокойно и упрямо повела борьбу.
– Одно дело, если темные тона ношу я, детка, – спокойно говорила она, проводя рукой по ткани. – Я стара, у меня за плечами вся жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74