Именно эта мысль и заставила ее сегодня отправиться в церковь. Дело в том, что здесь Мадлен рассчитывала встретить Дездемону. Причем в таком месте эта особа не смогла бы ее проигнорировать, так как всем присутствующим подобное поведение показалось бы неприличным.
Мадлен не понимала, почему ей раньше не пришла в голову мысль подкараулить Дездемону после вечерней службы, она уже несколько недель хотела с ней поговорить. Может быть, потому, что дома у Дездемоны они могли бы поговорить в более непринужденной обстановке, не опасаясь, что их подслушают. Кроме того, Мадлен редко посещала эту маленькую английскую церковь. Но, поразмыслив сегодня утром, она поняла: у нее нет времени на то, чтобы идти к этой женщине домой – ей бы в очередной раз сообщили, что Дездемоне нездоровится или что она отдыхает. Разговаривать на улице, конечно, тоже не очень удобно, но у Мадлен не было выбора. Она лишь надеялась, что Дездемона придет в церковь и сможет на несколько минут улизнуть от матери.
Мадлен уселась в самом дальнем ряду и принялась без малейшего интереса слушать проповедь преподобного Беркли. Тот в первый же день знакомства дал ей понять, что считает ее очаровательной женщиной и весьма рад тому, что она останется в Уинтер-Гарден. Однако викарий не одобрял того, что Мадлен поселилась под одной крышей с неженатым мужчиной. Странно, что при этом он разрешил своей дочери навещать их. Наверное, посчитал, что дочери это не повредит.
Мадлен обвела взглядом церковь и увидела женщину, которую искала. Дездемона сидела во втором ряду справа, рядом с маленьким хором, поющим фальшиво, но с чувством. На ней была пурпурная соломенная шляпа, украшенная тремя длинными перышками такого же цвета и завязанная под подбородком широкой атласной лентой. Шляпа была надета таким образом, чтобы из-под нее выбивались белокурые пряди, что очень шло Дездемоне. Пенелопы же рядом не было. А справа от Дездемоны сидела рослая девица с такими же белокурыми волосами, и они то и дело перешептывались. «Должно быть, одна из ее сестер», – решила Мадлен.
Хор допел последний псалом. Мадлен вместе со всеми встала и снова взглянула на Дездемону – та уже направлялась к выходу.
И тут Мадлен впервые получила возможность как следует рассмотреть эту женщину (на чаепитии у миссис Родни было бы неприлично ее рассматривать). Изящная, хрупкая, ухоженная и хорошо одетая, Дездемона почему-то не вызывала восхищения. По-видимому, виной тому были кислое выражение лица и слишком уж светлые голубые глаза, тусклые и безжизненные. Казалось, эта женщина не ждет от жизни ничего хорошего. Беременность уже была заметна, но, вероятно, не все разглядели ее животик – лишь самые наблюдательные. Дездемона смотрела прямо перед собой, и весь облик этой молодой женщины выражал безграничную печаль. Лицо ее казалось неестественно бледным. Очевидно, Дездемона чересчур сильно напудрилась и скрыла под толстым слоем пудры естественный румянец, который, как принято считать, присущ всем беременным женщинам. Мадлен догадывалась о причинах этой грусти, и сердце ее наполнилось состраданием и сочувствием к молодой женщине, поддавшейся искушению.
Не разговаривая ни с кем, Дездемона вышла из церкви и направилась к заснеженному саду. Сестра следовала за ней.
Отделившись от толпы, Мадлен подошла к Дездемоне, делая вид, что тоже решила прогуляться.
Повернув голову и увидев идущую рядом француженку, молодая женщина захлопала глазами – похоже, не ожидала ее увидеть.
– Доброе утро, миссис Уинсетт, – с вежливой улыбкой поздоровалась Мадлен.
Несколько секунд Дездемона молчала, видимо, ей требовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с присутствием Мадлен. Наконец, едва заметно улыбнувшись, она ответила:
– Доброе утро, миссис Дюмэ. Вы знакомы с моей сестрой Гермионой?
Мадлен перевела взгляд на девушку, шедшую позади Дездемоны, и кивнула:
– Рада с вами познакомиться, мисс Беннингтон-Джонс.
– Взаимно, мадам, – ответила девица.
Ростом она была выше сестры и более крупного телосложения. К тому же круглолицая и кареглазая. Причем глаза ее взирали на мир с поразительной наивностью, хотя Гермиона уже явно достигла брачного возраста.
– А где сегодня ваша мать? – поинтересовалась Мадлен; она хотела побыстрее покончить с формальностями и приступить к делу, так как ей казалось, что вот-вот должна появиться разъяренная Пенелопа: миссис Беннингтон-Джонс наверняка пришла бы в ярость, если бы увидела, что Мадлен посмела общаться с ее дочерью на улице.
Дездемона фыркнула и ускорила шаг. Поджав губы, сказала:
– Маме сегодня немного нездоровится после вчерашнего праздника. Кроме того, в последнее время она была очень занята – готовила мою сестру к первому выходу в свет. Так что мама очень устала...
– Понимаю, – кивнула Мадлен. – Желаю вашей маме скорейшего выздоровления.
– Благодарю вас, – пробормотала Дездемона. – Не сомневаюсь, что она скоро поправится.
Несколько секунд они молчали. Мадлен показалось, что Дездемона вовсе не стремится избавиться от ее общества. Девушка же, судя по всему, была даже рада новому знакомству.
– Есть какие-нибудь известия от вашего мужа? – осведомилась Мадлен, изобразив неподдельный интерес.
Дездемона медлила с ответом. Наконец сказала:
– В прошлом месяце я получила от него два письма. Он сейчас в Польше, служит там главным оружейным инспектором в пехотном полку. – Она искоса взглянула на Мадлен. – Вам это может показаться малозначительным, но для Англии его служба имеет очень большое значение. И я горжусь своим мужем.
Обойдя вокруг тутового куста, росшего в самом конце сада, Мадлен вьгшла на поляну, на которой не было ни души – после службы прихожане поспешили разойтись по домам.
Взглянув на собеседницу, Мадлен вновь заговорила:
– Я не сомневаюсь: ему очень приятно сознавать, что вы находитесь здесь в полной безопасности и спокойно дожидаетесь рождения ребенка.
Дездемона вздрогнула. Бросив взгляд на Гермиону, Мадлен спросила:
– Не возражаете, если я поговорю с вашей сестрой наедине?
Девушка нахмурилась, и Дездемона, заметив это, остановилась.
– Но нас ждет мама, – ответила Гермиона и вопросительно посмотрела на сестру.
– Полагаю, в моем положении не стоит долго находиться на холоде, – подхватила Дездемона; судя по всему, она уже овладела собой.
– Глупости, – отрезала Мадлен. – Свежий воздух не принесет ни вам, ни вашему малышу ничего, кроме пользы. А мне нужно поговорить с вами наедине. Это очень важно.
Дездемона не стала возражать. Однако они с сестрой обменялись нерешительными взглядами. Казалось, Дездемона опасалась Мадлен, а ее сестра боялась матери.
– Я скажу маме, что ты идешь домой, Дези, – пробормотала Гермиона, и на щеках ее выступила краска смущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Мадлен не понимала, почему ей раньше не пришла в голову мысль подкараулить Дездемону после вечерней службы, она уже несколько недель хотела с ней поговорить. Может быть, потому, что дома у Дездемоны они могли бы поговорить в более непринужденной обстановке, не опасаясь, что их подслушают. Кроме того, Мадлен редко посещала эту маленькую английскую церковь. Но, поразмыслив сегодня утром, она поняла: у нее нет времени на то, чтобы идти к этой женщине домой – ей бы в очередной раз сообщили, что Дездемоне нездоровится или что она отдыхает. Разговаривать на улице, конечно, тоже не очень удобно, но у Мадлен не было выбора. Она лишь надеялась, что Дездемона придет в церковь и сможет на несколько минут улизнуть от матери.
Мадлен уселась в самом дальнем ряду и принялась без малейшего интереса слушать проповедь преподобного Беркли. Тот в первый же день знакомства дал ей понять, что считает ее очаровательной женщиной и весьма рад тому, что она останется в Уинтер-Гарден. Однако викарий не одобрял того, что Мадлен поселилась под одной крышей с неженатым мужчиной. Странно, что при этом он разрешил своей дочери навещать их. Наверное, посчитал, что дочери это не повредит.
Мадлен обвела взглядом церковь и увидела женщину, которую искала. Дездемона сидела во втором ряду справа, рядом с маленьким хором, поющим фальшиво, но с чувством. На ней была пурпурная соломенная шляпа, украшенная тремя длинными перышками такого же цвета и завязанная под подбородком широкой атласной лентой. Шляпа была надета таким образом, чтобы из-под нее выбивались белокурые пряди, что очень шло Дездемоне. Пенелопы же рядом не было. А справа от Дездемоны сидела рослая девица с такими же белокурыми волосами, и они то и дело перешептывались. «Должно быть, одна из ее сестер», – решила Мадлен.
Хор допел последний псалом. Мадлен вместе со всеми встала и снова взглянула на Дездемону – та уже направлялась к выходу.
И тут Мадлен впервые получила возможность как следует рассмотреть эту женщину (на чаепитии у миссис Родни было бы неприлично ее рассматривать). Изящная, хрупкая, ухоженная и хорошо одетая, Дездемона почему-то не вызывала восхищения. По-видимому, виной тому были кислое выражение лица и слишком уж светлые голубые глаза, тусклые и безжизненные. Казалось, эта женщина не ждет от жизни ничего хорошего. Беременность уже была заметна, но, вероятно, не все разглядели ее животик – лишь самые наблюдательные. Дездемона смотрела прямо перед собой, и весь облик этой молодой женщины выражал безграничную печаль. Лицо ее казалось неестественно бледным. Очевидно, Дездемона чересчур сильно напудрилась и скрыла под толстым слоем пудры естественный румянец, который, как принято считать, присущ всем беременным женщинам. Мадлен догадывалась о причинах этой грусти, и сердце ее наполнилось состраданием и сочувствием к молодой женщине, поддавшейся искушению.
Не разговаривая ни с кем, Дездемона вышла из церкви и направилась к заснеженному саду. Сестра следовала за ней.
Отделившись от толпы, Мадлен подошла к Дездемоне, делая вид, что тоже решила прогуляться.
Повернув голову и увидев идущую рядом француженку, молодая женщина захлопала глазами – похоже, не ожидала ее увидеть.
– Доброе утро, миссис Уинсетт, – с вежливой улыбкой поздоровалась Мадлен.
Несколько секунд Дездемона молчала, видимо, ей требовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с присутствием Мадлен. Наконец, едва заметно улыбнувшись, она ответила:
– Доброе утро, миссис Дюмэ. Вы знакомы с моей сестрой Гермионой?
Мадлен перевела взгляд на девушку, шедшую позади Дездемоны, и кивнула:
– Рада с вами познакомиться, мисс Беннингтон-Джонс.
– Взаимно, мадам, – ответила девица.
Ростом она была выше сестры и более крупного телосложения. К тому же круглолицая и кареглазая. Причем глаза ее взирали на мир с поразительной наивностью, хотя Гермиона уже явно достигла брачного возраста.
– А где сегодня ваша мать? – поинтересовалась Мадлен; она хотела побыстрее покончить с формальностями и приступить к делу, так как ей казалось, что вот-вот должна появиться разъяренная Пенелопа: миссис Беннингтон-Джонс наверняка пришла бы в ярость, если бы увидела, что Мадлен посмела общаться с ее дочерью на улице.
Дездемона фыркнула и ускорила шаг. Поджав губы, сказала:
– Маме сегодня немного нездоровится после вчерашнего праздника. Кроме того, в последнее время она была очень занята – готовила мою сестру к первому выходу в свет. Так что мама очень устала...
– Понимаю, – кивнула Мадлен. – Желаю вашей маме скорейшего выздоровления.
– Благодарю вас, – пробормотала Дездемона. – Не сомневаюсь, что она скоро поправится.
Несколько секунд они молчали. Мадлен показалось, что Дездемона вовсе не стремится избавиться от ее общества. Девушка же, судя по всему, была даже рада новому знакомству.
– Есть какие-нибудь известия от вашего мужа? – осведомилась Мадлен, изобразив неподдельный интерес.
Дездемона медлила с ответом. Наконец сказала:
– В прошлом месяце я получила от него два письма. Он сейчас в Польше, служит там главным оружейным инспектором в пехотном полку. – Она искоса взглянула на Мадлен. – Вам это может показаться малозначительным, но для Англии его служба имеет очень большое значение. И я горжусь своим мужем.
Обойдя вокруг тутового куста, росшего в самом конце сада, Мадлен вьгшла на поляну, на которой не было ни души – после службы прихожане поспешили разойтись по домам.
Взглянув на собеседницу, Мадлен вновь заговорила:
– Я не сомневаюсь: ему очень приятно сознавать, что вы находитесь здесь в полной безопасности и спокойно дожидаетесь рождения ребенка.
Дездемона вздрогнула. Бросив взгляд на Гермиону, Мадлен спросила:
– Не возражаете, если я поговорю с вашей сестрой наедине?
Девушка нахмурилась, и Дездемона, заметив это, остановилась.
– Но нас ждет мама, – ответила Гермиона и вопросительно посмотрела на сестру.
– Полагаю, в моем положении не стоит долго находиться на холоде, – подхватила Дездемона; судя по всему, она уже овладела собой.
– Глупости, – отрезала Мадлен. – Свежий воздух не принесет ни вам, ни вашему малышу ничего, кроме пользы. А мне нужно поговорить с вами наедине. Это очень важно.
Дездемона не стала возражать. Однако они с сестрой обменялись нерешительными взглядами. Казалось, Дездемона опасалась Мадлен, а ее сестра боялась матери.
– Я скажу маме, что ты идешь домой, Дези, – пробормотала Гермиона, и на щеках ее выступила краска смущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71