– тихо спросил он, сунув перо в стоявшую на столе чернильницу.
– Да, – прошептала Мадлен в ответ, глядя в его блестящие медово-карие глаза. – Думаю, да.
И, не дожидаясь ответа, подошла к нему и, не обращая внимания на изумленное выражение его лица, уселась к нему на колени, обхватив его обеими ногами, прильнула к его мощной груди, обняла руками за шею и принялась целовать, в щеки, подбородок, нос, вдыхая исходящий от него такой знакомый запах.
Молча обняв Мадлен, Томас стал покрывать легкими поцелуями ее щеки, подбородок, брови, губы.
Через несколько секунд Мадлен решила, что прелюдии достаточно. Прильнув губами к губам Томаса, она поцеловала его со всей страстью, на которую только была способна. Вскинув руки, Томас вытащил шпильки из ее косы, а когда волосы водопадом рассыпались у нее по спине, запустил в них руки, наслаждаясь их мягкостью. Вдоволь насладившись ими, он положил руку Мадлен на грудь, отыскал сквозь платье сосок и принялся будоражить его. Легкий сладострастный стон сорвался с губ Мадлен.
Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала, как Томас возбужден, и придвинулась к нему еще ближе, раздвинув ноги. Отвечая на молчаливую просьбу Мадлен, Томас принялся поглаживать ее по бедру. Запустив руки в его густые волосы, Мадлен слегка приподнялась, без слов прося Томаса прикоснуться к ней.
Томас застонал. Секунда – и он уже был охвачен яростным огнем желания, тем же, что и Мадлен. Рванув ворот его рубашки, она принялась покрывать жадными поцелуями его грудь и, добравшись до сосков, – ласкать их влажным языком. Дрожащими руками подняв ей юбки, Томас отыскал интимное местечко Мадлен и принялся поглаживать его, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Мадлен тихонько застонала, дыхание с трудом вырывалось из ее груди. Она вновь принялась покрывать поцелуями грудь Томаса, потом шею, подбородок, шрам рядом с губами, сами губы.
Томас прерывисто дышал, продолжая ласкать Мадлен, постепенно подводя ее к вершине наслаждения.
Его ловкие пальцы продолжали свой волшебный натиск, губы прильнули к ее рту, язык вонзался в него все сильнее.
Внезапно Мадлен запрокинула голову, закрыла глаза и вскрикнула от удовольствия, наслаждаясь чудеснейшим, еще не изведанным ощущением.
Наконец вернувшись с небес на землю, она выпрямилась, крепко обхватила Томаса руками за шею, прильнула к его груди и прошептала едва слышно:
– Я хочу остаться здесь навсегда...
Томас не стал спрашивать, где именно. Вытащив руку из-под платья Мадлен, он подхватил ее на руки, прижал к себе, вышел прихрамывая из кухни и начал подниматься по лестнице, в спальню.
Глава 22
Когда Мадлен проснулась, стояло серое, пасмурное утро, а по крыше барабанил дождь. Он шел уже два дня, превращая снег в грязное месиво, которым были покрыты все дороги. Деревня, еще совсем недавно запорошенная пушистым снежком, приобрела неприглядный вид: казалось, вся она стала мерзкого коричневого цвета. Мадлен ненавидела эту промозглую ненастную погоду и с удовольствием сидела дома, где было тепло и сухо, однако сегодня пребывание дома не сулило ничего хорошего: должен был приехать сэр Райли, что означало неизбежный и скорый конец ее пребывания в Уинтер-Гарден.
Томас уже поднялся и теперь, должно быть, готовил на кухне чай, хотя Мадлен и не слышала, как он встал. Она нырнула под одеяло, решив еще немного понежиться в постели.
Последние две ночи она провела обнаженной на огромной кровати Томаса, в его объятиях. Подушка все еще хранила его запах. Комната Томаса изумительно подчеркивала его индивидуальность и элегантность: добротный гардероб, в котором висели четыре шерстяных костюма и нарядные шелковые рубашки; резная шкатулка из слоновой кости, стоявшая на комоде красного дерева с золочеными ручками, – истинное произведение искусства. Под стать ему были и спинки кровати, и декоративный сундук, стоявший в изголовье кровати. Но самым поразительным предметом, от которого невозможно было отвести глаз, была картина, написанная масляными красками в персиковых тонах, старинная, в дорогой золоченой раме. На ней был изображен большой двухэтажный дом с колоннами и белым мраморным крыльцом, расположенный у подножия пологого холма. Перед ним расстилалась поляна, покрытая изумрудной травой, и росли роскошные дубы. К дому вела усыпанная гравием дорожка, окаймленная яркими пионами, хризантемами и розами. Эту картину – единственное яркое пятно на четырех темных стенах – Томас привез из своего дома в Истли.
Вздохнув – все-таки нужно вставать, – Мадлен нехотя села и поежилась: в комнате было прохладно, и тело тотчас же покрылось мурашками. В этот момент в спальню вошел Томас с подносом в руках. В старенькой серовато-бежевой рубашке, расстегнутой у шеи, и темно-синих брюках, он был потрясающе красив.
Он лукаво улыбнулся ей:
– Я принес тебе завтрак и предупреждаю, если ты намереваешься меня соблазнить, ничего не выйдет.
Мадлен проследила за его взглядом. О Господи! Да у нее соски затвердели от холода!
– Очень хорошо, что в комнате так холодно, – шутливо заметила она. – Может быть, удастся соблазнить следующего мужчину, который сюда войдет.
Закрыв за собой дверь, Томас обиженно спросил:
– Значит, ты бы соблазнила еше кого-то, кроме меня? Улыбнувшись, Мадлен облокотилась на подушки и ответила:
– Только если бы у него было больше денег.
– Понятно... – С подносом в руках Томас подошел к кровати и, не глядя на Мадлен, поставил поднос рядом с ней. – Забавно, мне кажется, так ответить могла бы девица либо вдова. Тебя же ни к тем, ни к другим отнести нельзя. – И прежде чем Мадлен успела ответить, оперся обеими руками о кровать по обеим сторонам от Мадлен и, взяв в рот ее сосок, нежно пососал.
Тело тотчас же отозвалось на ласку, однако Мадлен, взяв себя в руки, тихонько рассмеялась и, взъерошив ему волосы, бросила:
– Я вас поняла, сэр. А теперь, пока все не остыло, разрешите мне поесть.
Томас поспешно выпрямился, а Мадлен откинулась на спинку кровати, не удосужившись прикрыть обнаженные груди. Пускай полюбуется, а то еще забудет, как ласкал их всю ночь. Это самое меньшее, что она может сделать.
Довольная собой, Мадлен взглянула на еду. Томас приготовил омлет, жареную ветчину, толстые ломти хлеба намазал черносмородиновым джемом, а на десерт подал консервированные груши. Разложив еду на двух фарфоровых тарелках, поставил перед каждой из них по кружке с горячим чаем со сливками и сахаром. При виде вкусной еды у Мадлен заурчало в животе.
– Как вкусно пахнет, – совершенно искренне проговорила она.
– Спасибо. – Усевшись на кровать, Томас расстелил на коленях салфетку и сделал рукой приглашающий жест. – Прошу вас, мадам.
Улыбнувшись, Мадлен взяла вилку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Да, – прошептала Мадлен в ответ, глядя в его блестящие медово-карие глаза. – Думаю, да.
И, не дожидаясь ответа, подошла к нему и, не обращая внимания на изумленное выражение его лица, уселась к нему на колени, обхватив его обеими ногами, прильнула к его мощной груди, обняла руками за шею и принялась целовать, в щеки, подбородок, нос, вдыхая исходящий от него такой знакомый запах.
Молча обняв Мадлен, Томас стал покрывать легкими поцелуями ее щеки, подбородок, брови, губы.
Через несколько секунд Мадлен решила, что прелюдии достаточно. Прильнув губами к губам Томаса, она поцеловала его со всей страстью, на которую только была способна. Вскинув руки, Томас вытащил шпильки из ее косы, а когда волосы водопадом рассыпались у нее по спине, запустил в них руки, наслаждаясь их мягкостью. Вдоволь насладившись ими, он положил руку Мадлен на грудь, отыскал сквозь платье сосок и принялся будоражить его. Легкий сладострастный стон сорвался с губ Мадлен.
Сквозь тонкую ткань платья она чувствовала, как Томас возбужден, и придвинулась к нему еще ближе, раздвинув ноги. Отвечая на молчаливую просьбу Мадлен, Томас принялся поглаживать ее по бедру. Запустив руки в его густые волосы, Мадлен слегка приподнялась, без слов прося Томаса прикоснуться к ней.
Томас застонал. Секунда – и он уже был охвачен яростным огнем желания, тем же, что и Мадлен. Рванув ворот его рубашки, она принялась покрывать жадными поцелуями его грудь и, добравшись до сосков, – ласкать их влажным языком. Дрожащими руками подняв ей юбки, Томас отыскал интимное местечко Мадлен и принялся поглаживать его, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Мадлен тихонько застонала, дыхание с трудом вырывалось из ее груди. Она вновь принялась покрывать поцелуями грудь Томаса, потом шею, подбородок, шрам рядом с губами, сами губы.
Томас прерывисто дышал, продолжая ласкать Мадлен, постепенно подводя ее к вершине наслаждения.
Его ловкие пальцы продолжали свой волшебный натиск, губы прильнули к ее рту, язык вонзался в него все сильнее.
Внезапно Мадлен запрокинула голову, закрыла глаза и вскрикнула от удовольствия, наслаждаясь чудеснейшим, еще не изведанным ощущением.
Наконец вернувшись с небес на землю, она выпрямилась, крепко обхватила Томаса руками за шею, прильнула к его груди и прошептала едва слышно:
– Я хочу остаться здесь навсегда...
Томас не стал спрашивать, где именно. Вытащив руку из-под платья Мадлен, он подхватил ее на руки, прижал к себе, вышел прихрамывая из кухни и начал подниматься по лестнице, в спальню.
Глава 22
Когда Мадлен проснулась, стояло серое, пасмурное утро, а по крыше барабанил дождь. Он шел уже два дня, превращая снег в грязное месиво, которым были покрыты все дороги. Деревня, еще совсем недавно запорошенная пушистым снежком, приобрела неприглядный вид: казалось, вся она стала мерзкого коричневого цвета. Мадлен ненавидела эту промозглую ненастную погоду и с удовольствием сидела дома, где было тепло и сухо, однако сегодня пребывание дома не сулило ничего хорошего: должен был приехать сэр Райли, что означало неизбежный и скорый конец ее пребывания в Уинтер-Гарден.
Томас уже поднялся и теперь, должно быть, готовил на кухне чай, хотя Мадлен и не слышала, как он встал. Она нырнула под одеяло, решив еще немного понежиться в постели.
Последние две ночи она провела обнаженной на огромной кровати Томаса, в его объятиях. Подушка все еще хранила его запах. Комната Томаса изумительно подчеркивала его индивидуальность и элегантность: добротный гардероб, в котором висели четыре шерстяных костюма и нарядные шелковые рубашки; резная шкатулка из слоновой кости, стоявшая на комоде красного дерева с золочеными ручками, – истинное произведение искусства. Под стать ему были и спинки кровати, и декоративный сундук, стоявший в изголовье кровати. Но самым поразительным предметом, от которого невозможно было отвести глаз, была картина, написанная масляными красками в персиковых тонах, старинная, в дорогой золоченой раме. На ней был изображен большой двухэтажный дом с колоннами и белым мраморным крыльцом, расположенный у подножия пологого холма. Перед ним расстилалась поляна, покрытая изумрудной травой, и росли роскошные дубы. К дому вела усыпанная гравием дорожка, окаймленная яркими пионами, хризантемами и розами. Эту картину – единственное яркое пятно на четырех темных стенах – Томас привез из своего дома в Истли.
Вздохнув – все-таки нужно вставать, – Мадлен нехотя села и поежилась: в комнате было прохладно, и тело тотчас же покрылось мурашками. В этот момент в спальню вошел Томас с подносом в руках. В старенькой серовато-бежевой рубашке, расстегнутой у шеи, и темно-синих брюках, он был потрясающе красив.
Он лукаво улыбнулся ей:
– Я принес тебе завтрак и предупреждаю, если ты намереваешься меня соблазнить, ничего не выйдет.
Мадлен проследила за его взглядом. О Господи! Да у нее соски затвердели от холода!
– Очень хорошо, что в комнате так холодно, – шутливо заметила она. – Может быть, удастся соблазнить следующего мужчину, который сюда войдет.
Закрыв за собой дверь, Томас обиженно спросил:
– Значит, ты бы соблазнила еше кого-то, кроме меня? Улыбнувшись, Мадлен облокотилась на подушки и ответила:
– Только если бы у него было больше денег.
– Понятно... – С подносом в руках Томас подошел к кровати и, не глядя на Мадлен, поставил поднос рядом с ней. – Забавно, мне кажется, так ответить могла бы девица либо вдова. Тебя же ни к тем, ни к другим отнести нельзя. – И прежде чем Мадлен успела ответить, оперся обеими руками о кровать по обеим сторонам от Мадлен и, взяв в рот ее сосок, нежно пососал.
Тело тотчас же отозвалось на ласку, однако Мадлен, взяв себя в руки, тихонько рассмеялась и, взъерошив ему волосы, бросила:
– Я вас поняла, сэр. А теперь, пока все не остыло, разрешите мне поесть.
Томас поспешно выпрямился, а Мадлен откинулась на спинку кровати, не удосужившись прикрыть обнаженные груди. Пускай полюбуется, а то еще забудет, как ласкал их всю ночь. Это самое меньшее, что она может сделать.
Довольная собой, Мадлен взглянула на еду. Томас приготовил омлет, жареную ветчину, толстые ломти хлеба намазал черносмородиновым джемом, а на десерт подал консервированные груши. Разложив еду на двух фарфоровых тарелках, поставил перед каждой из них по кружке с горячим чаем со сливками и сахаром. При виде вкусной еды у Мадлен заурчало в животе.
– Как вкусно пахнет, – совершенно искренне проговорила она.
– Спасибо. – Усевшись на кровать, Томас расстелил на коленях салфетку и сделал рукой приглашающий жест. – Прошу вас, мадам.
Улыбнувшись, Мадлен взяла вилку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71