Я точно не знал, что это значит, но мне хотелось поскорее выбраться из ванной.
Завернувшись в огромное турецкое полотенце, я направился в спальню за чистым бельем, но остановился, не дойдя до нее, и посмотрел на Коллин.
— Вы оделись!
Ах, какая она была хитрая! Я ответил:
— Конечно. А как в отношении еще одного бокальчика?
— Олл-райт.
Я подошел к дивану и осторожно сел на него. Она принесла питье и уселась рядом со мной.
— Куда вы хотите пойти в первую очередь? — деловито спросил я.
— Что вы предлагаете?
— Сансет Стрип, Мокамбо, рестораны — “Джирс” и “Шинро”. Допивайте свой бокал. Сейчас я буду готов, и мы отправимся. О'кей?
— Идите, приводите себя в порядок. Не можете же вы отправиться в таком виде!
Перед диваном стоял большой кофейный столик с лакированным верхом, испещренный множеством кружков, оставленных стаканами и рюмками. Я поставил свой все еще полный бокал на стол, стараясь, чтобы он оказался точно на одном из кружков.
Она заинтересованно наблюдала. Я подмигнул ей:
— Глупо, правда?
— Умно... Поцелуйте меня. Прошло уже столько времени, а вы меня еще ни разу не поцеловали.
Она находилась в паре футов от меня на диване. Сначала. Потом придвинулась ближе, ее руки обхватили мою шею.
Они сомкнулись сзади, и она притянула меня к себе, должно быть удивившись, как легко это у нее получилось. Затем ее губы прижались к моим. Неожиданно в этот момент мы поняли, мы оба поняли, что больше не шутим, не играем. Между нами было лишь обоюдное желание, без кокетства и позы. Мы перестали улыбаться.
Она прижала меня еще теснее к груди и прошептала:
— Шелл, дорогой, дорогой... люби меня...
Я поднял ее на руки, отнес в темноту спальни и осторожно опустил на кровать.
Ее широко раскрытые глаза блестели, дышала она прерывисто, губы были полуоткрыты.
Сбросив с себя моментально всю одежду, совершенно нагая, она лежала, прижав руки к своему телу. Когда я наклонился к ней, она снова прошептала:
— Люби меня, Шелл, люби!
Эта мольба повторилась снова и снова, пока мои губы не заглушили ее полностью.
Я включил небольшую лампочку на прикроватной тумбочке и прикурил сигареты для нас обоих. Мы стали разговаривать отрывистыми фразами, наши голоса, как и тела, расслабились. Наконец она села на кровати и потянулась, высоко подняв рука над головой.
Я подмигнул ей:
— Ты же бесстыдница и все-таки поразительная. И потом я впервые вижу тебя с распущенными волосами. Мне так больше нравится.
Она смотрела на меня и улыбалась.
— Просто у меня такие рыжие волосы, рыжие бесстыжие!
— Волосы хорошие. И вся ты хороша. Но ты можешь снова закрутить свои волосы, и мы куда-нибудь сходим. В город или на какое-нибудь шоу. Я же обещал тебе это, Коллин, а я всегда выполняю свои обещания.
Подмигнув ей, я сказал:
— На последнее шоу мы успеем.
Она откинула назад волосы, дунула на несколько оставшихся волосинок и сказала:
— Зачем, глупый? Кому хочется уходить из дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Завернувшись в огромное турецкое полотенце, я направился в спальню за чистым бельем, но остановился, не дойдя до нее, и посмотрел на Коллин.
— Вы оделись!
Ах, какая она была хитрая! Я ответил:
— Конечно. А как в отношении еще одного бокальчика?
— Олл-райт.
Я подошел к дивану и осторожно сел на него. Она принесла питье и уселась рядом со мной.
— Куда вы хотите пойти в первую очередь? — деловито спросил я.
— Что вы предлагаете?
— Сансет Стрип, Мокамбо, рестораны — “Джирс” и “Шинро”. Допивайте свой бокал. Сейчас я буду готов, и мы отправимся. О'кей?
— Идите, приводите себя в порядок. Не можете же вы отправиться в таком виде!
Перед диваном стоял большой кофейный столик с лакированным верхом, испещренный множеством кружков, оставленных стаканами и рюмками. Я поставил свой все еще полный бокал на стол, стараясь, чтобы он оказался точно на одном из кружков.
Она заинтересованно наблюдала. Я подмигнул ей:
— Глупо, правда?
— Умно... Поцелуйте меня. Прошло уже столько времени, а вы меня еще ни разу не поцеловали.
Она находилась в паре футов от меня на диване. Сначала. Потом придвинулась ближе, ее руки обхватили мою шею.
Они сомкнулись сзади, и она притянула меня к себе, должно быть удивившись, как легко это у нее получилось. Затем ее губы прижались к моим. Неожиданно в этот момент мы поняли, мы оба поняли, что больше не шутим, не играем. Между нами было лишь обоюдное желание, без кокетства и позы. Мы перестали улыбаться.
Она прижала меня еще теснее к груди и прошептала:
— Шелл, дорогой, дорогой... люби меня...
Я поднял ее на руки, отнес в темноту спальни и осторожно опустил на кровать.
Ее широко раскрытые глаза блестели, дышала она прерывисто, губы были полуоткрыты.
Сбросив с себя моментально всю одежду, совершенно нагая, она лежала, прижав руки к своему телу. Когда я наклонился к ней, она снова прошептала:
— Люби меня, Шелл, люби!
Эта мольба повторилась снова и снова, пока мои губы не заглушили ее полностью.
Я включил небольшую лампочку на прикроватной тумбочке и прикурил сигареты для нас обоих. Мы стали разговаривать отрывистыми фразами, наши голоса, как и тела, расслабились. Наконец она села на кровати и потянулась, высоко подняв рука над головой.
Я подмигнул ей:
— Ты же бесстыдница и все-таки поразительная. И потом я впервые вижу тебя с распущенными волосами. Мне так больше нравится.
Она смотрела на меня и улыбалась.
— Просто у меня такие рыжие волосы, рыжие бесстыжие!
— Волосы хорошие. И вся ты хороша. Но ты можешь снова закрутить свои волосы, и мы куда-нибудь сходим. В город или на какое-нибудь шоу. Я же обещал тебе это, Коллин, а я всегда выполняю свои обещания.
Подмигнув ей, я сказал:
— На последнее шоу мы успеем.
Она откинула назад волосы, дунула на несколько оставшихся волосинок и сказала:
— Зачем, глупый? Кому хочется уходить из дома?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43