Испанские завоеватели засыпали гигантское индейское святилище тысячами тонн глины и над погребенной таким образом «языческой пирамидой» воздвигли христианский храм. К внешней облицовке засыпанной пирамиды я смог проникнуть лишь по узким коридорам, которые в самое недавнее время прорыли в недрах этой культовой горы мексиканские археологи.
Так же, как спит под искусственным холмом чолульская пирамида, так же, как две тысячи лет спала под наносами лавы древняя куикуилькская пирамида, так спят и другие индейские пирамиды, может быть, прямо под ногами пешеходом, топчущих улицы Мехико. Дело в том, что фундаментом мексиканской столицы служит другой город: разрушенный Теночтитлан, прославленная метрополия ацтеков. Испанцы «втоптали его в землю», чтобы от могучей ацтекской империи не осталось и следа.
Впрочем, я приехал на поиски городов майя, а не городов ацтеков. Майяские города постигла иная участь. Многие из них были покинуты обитателями еще до прихода белых, другие сами сдались на милость новых властителей Америки. Главным противником этих городов было время. Это оно взрастило посреди городов деревья, опутало индейские пирамиды тяжелыми лианами, занесло дворцы слоем глины. И сейчас исследователи отправляются в джунгли и горы, разыскивают дворцы и пирамиды, снимают с них покровы природы, а потом заносят в списки названия все новых и новых великолепных майяских городов, богатейшее наследие самой поразительной архитектуры индейской Америки.
От Мехико до майяских городов Центральной Америки еще очень далеко. Поэтому я не хочу терять время. В ацтекский Теночтитлан и к современным индейцам самой Мексики я отправлюсь позднее, в следующие поездки. А сейчас я посещаю в главном городе республики лишь тех местных ученых, которые так или иначе связаны с изучением наследия центральноамериканских майя, - Хуана Комаса, Альберто Руса, Деметрио Соди, Эйсебио Давалоса, Рикардо Росаса, Исабелу Оркаситас и других.
А затем - прощай Мехико! Неподалеку от Сокало, важнейшего перекрестка города, расположен автобусный вокзал. Отсюда ежедневно отходят машины на юго-восток - в тропические штаты Веракрус и Табаско. Я сажусь в автобус, который направляется в Халапу. Ведь именно Халапа, а вовсе не порт Веракрус, является столицей штата.
Именно здесь, в Халапе, за последние годы был создан Веракрусский археологический музей, которому мой халапские друзья д-р Медельин Сениль и д-р Франсиско Беверидо подарили множество реликвий доколумбовых индейских культур этого мексиканского штата.
Сейчас на территории штата Веракрус исследованы две культуры: тотонаков и хуастеков. Известны и их города, такие, как Семпоала, и их пирамиды, например та, что возвышается в Тахине.
Племенная территория тотонаков и хуастеков - север штата Веракрус.
Южную половину этого штата и прилегающую к ней часть штата Табаско, вплоть до тех мест, где начиналась территория майя и где уже встречаются первые майяские города, то есть примерно до реки Грихальвы, археологи, по сути дела, начали изучать лишь в 40-х годах. Это тропическое морское побережье Мексики, право, было не самым приятным местом для археологических исследований, для поисков следов истории индейской Америки. Это обширная скучная низменность, разрезанная реками, разливающимися подчас необычайно широко, край топей, болот, прибрежных мангровых лесов. Это земля, на которую в летние месяцы обрушиваются бесконечные ливни. Необычайно влажный край, который часто страдает от сильных ветров, жары, где нередко термометр даже в тени показывал свыше 40 градусов, до недавнего времени край без дорог, почти без городов, зато с москитами, ягуарами и гремучими змеями.
Первые открытия в этой прибрежной полосе, длиной в 400 километров и шириной в 80-120 километров, протянувшейся между племенной территорией тотонаков и хуастеков на севере и границами земель майя на юге, были сделаны на своеобразных островах из песчаника, которые то здесь, то там поднимаются над обширной приморской низменностью.
Кроме «островов», в северной части этой территории имеются и настоящие горы. Их называют здесь Лос-Тустлас. Это ряд недавно еще действовавших вулканов. И вот сюда, в городок Сан-Андрес-Тустла, центр этой области, я теперь и отправляюсь. В послевоенные годы от порта Веракрус было проложено шоссе, соединившее его с главным городом штата Табаско - Вилья-Эрмосой, и по нему, нескольких дней пребывания в романтическом портовом городе Веракрус, я сейчас и еду в автобусе. У Лагуна-де-Альварадо мы пересекаем устье реки Рио-Бланка. А за Рио-Бланка начинается уже южный Веракрус - это до недавнего времени совершенно неизвестное исследователям индейского прошлого преддверие майяского мира.
Я еду в Сан-Андрес-Тустлу ради майя, точнее сказать, ради того, чтобы узнать историю статуэтки - якобы майяского происхождения - фигурки зеленого человечка, поставившего перед майяологами множество неожиданных вопросов.
Статуэтку, которую я уже ранее имел возможность видеть в одном североамериканском музее, нашел в 1902 году на табачном поле в предместье Сан-Андрес-Тустлы местный крестьянин. Семнадцатисантиметровая фигурка, вырезанная из гло-зеленого нефрита, изображает улыбчивого толстого человечка с крыльями гиды и птичьим клювом. Статуэтка сама по себе весьма необычна. Ученые, например, до сих пор спорят о том, кого это диковинное произведение индейского мастера изображает. Одни видели в зеленом человечке «птичьего бога» - Birdgod, как его называют в специальной американистской литературе, другие - индейского жреца. Мне этот нефритовый индеец в первую минуту напомнил «птичьего человека», на следы которого я натолкнулся во время одной из своих полинезийских экспедиций в Оронго, на острове Пасхи, и полубожественного человека-птицу, о котором мне рассказывали папуасы, когда я странствовал по внутренним областям Новой Гвинеи.
Однако американских специалистов, которые приобрели тогда эту необычную таинственную статуэтку для вашингтонского музея, заинтересовала дата на ее груди в значительно большей степени, чем даже странная внешность человечка (к тому же я не уверен, не является ли, например, клюв зеленого человека всего лишь надетой на его лицо маской, а его «крылья» - накинутым на плечи плащом из птичьих перьев).
Дата, несомненно, была написана майяскими цифрами. И когда исследователи нашли соответствие этой дате (8.6.4.2.17(8). Кабан 0 Канкин) в нашем календаре, получился 162 год.
Фигурка маленького человечка задала ученым сразу два вопроса. И каждый из них, по крайней мере в свое время, казался неразрешимым. Во-первых, откуда здесь, в сотнях километров от границ майяского мира, границ, которые до той поры считались бесспорными, взялись майя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Так же, как спит под искусственным холмом чолульская пирамида, так же, как две тысячи лет спала под наносами лавы древняя куикуилькская пирамида, так спят и другие индейские пирамиды, может быть, прямо под ногами пешеходом, топчущих улицы Мехико. Дело в том, что фундаментом мексиканской столицы служит другой город: разрушенный Теночтитлан, прославленная метрополия ацтеков. Испанцы «втоптали его в землю», чтобы от могучей ацтекской империи не осталось и следа.
Впрочем, я приехал на поиски городов майя, а не городов ацтеков. Майяские города постигла иная участь. Многие из них были покинуты обитателями еще до прихода белых, другие сами сдались на милость новых властителей Америки. Главным противником этих городов было время. Это оно взрастило посреди городов деревья, опутало индейские пирамиды тяжелыми лианами, занесло дворцы слоем глины. И сейчас исследователи отправляются в джунгли и горы, разыскивают дворцы и пирамиды, снимают с них покровы природы, а потом заносят в списки названия все новых и новых великолепных майяских городов, богатейшее наследие самой поразительной архитектуры индейской Америки.
От Мехико до майяских городов Центральной Америки еще очень далеко. Поэтому я не хочу терять время. В ацтекский Теночтитлан и к современным индейцам самой Мексики я отправлюсь позднее, в следующие поездки. А сейчас я посещаю в главном городе республики лишь тех местных ученых, которые так или иначе связаны с изучением наследия центральноамериканских майя, - Хуана Комаса, Альберто Руса, Деметрио Соди, Эйсебио Давалоса, Рикардо Росаса, Исабелу Оркаситас и других.
А затем - прощай Мехико! Неподалеку от Сокало, важнейшего перекрестка города, расположен автобусный вокзал. Отсюда ежедневно отходят машины на юго-восток - в тропические штаты Веракрус и Табаско. Я сажусь в автобус, который направляется в Халапу. Ведь именно Халапа, а вовсе не порт Веракрус, является столицей штата.
Именно здесь, в Халапе, за последние годы был создан Веракрусский археологический музей, которому мой халапские друзья д-р Медельин Сениль и д-р Франсиско Беверидо подарили множество реликвий доколумбовых индейских культур этого мексиканского штата.
Сейчас на территории штата Веракрус исследованы две культуры: тотонаков и хуастеков. Известны и их города, такие, как Семпоала, и их пирамиды, например та, что возвышается в Тахине.
Племенная территория тотонаков и хуастеков - север штата Веракрус.
Южную половину этого штата и прилегающую к ней часть штата Табаско, вплоть до тех мест, где начиналась территория майя и где уже встречаются первые майяские города, то есть примерно до реки Грихальвы, археологи, по сути дела, начали изучать лишь в 40-х годах. Это тропическое морское побережье Мексики, право, было не самым приятным местом для археологических исследований, для поисков следов истории индейской Америки. Это обширная скучная низменность, разрезанная реками, разливающимися подчас необычайно широко, край топей, болот, прибрежных мангровых лесов. Это земля, на которую в летние месяцы обрушиваются бесконечные ливни. Необычайно влажный край, который часто страдает от сильных ветров, жары, где нередко термометр даже в тени показывал свыше 40 градусов, до недавнего времени край без дорог, почти без городов, зато с москитами, ягуарами и гремучими змеями.
Первые открытия в этой прибрежной полосе, длиной в 400 километров и шириной в 80-120 километров, протянувшейся между племенной территорией тотонаков и хуастеков на севере и границами земель майя на юге, были сделаны на своеобразных островах из песчаника, которые то здесь, то там поднимаются над обширной приморской низменностью.
Кроме «островов», в северной части этой территории имеются и настоящие горы. Их называют здесь Лос-Тустлас. Это ряд недавно еще действовавших вулканов. И вот сюда, в городок Сан-Андрес-Тустла, центр этой области, я теперь и отправляюсь. В послевоенные годы от порта Веракрус было проложено шоссе, соединившее его с главным городом штата Табаско - Вилья-Эрмосой, и по нему, нескольких дней пребывания в романтическом портовом городе Веракрус, я сейчас и еду в автобусе. У Лагуна-де-Альварадо мы пересекаем устье реки Рио-Бланка. А за Рио-Бланка начинается уже южный Веракрус - это до недавнего времени совершенно неизвестное исследователям индейского прошлого преддверие майяского мира.
Я еду в Сан-Андрес-Тустлу ради майя, точнее сказать, ради того, чтобы узнать историю статуэтки - якобы майяского происхождения - фигурки зеленого человечка, поставившего перед майяологами множество неожиданных вопросов.
Статуэтку, которую я уже ранее имел возможность видеть в одном североамериканском музее, нашел в 1902 году на табачном поле в предместье Сан-Андрес-Тустлы местный крестьянин. Семнадцатисантиметровая фигурка, вырезанная из гло-зеленого нефрита, изображает улыбчивого толстого человечка с крыльями гиды и птичьим клювом. Статуэтка сама по себе весьма необычна. Ученые, например, до сих пор спорят о том, кого это диковинное произведение индейского мастера изображает. Одни видели в зеленом человечке «птичьего бога» - Birdgod, как его называют в специальной американистской литературе, другие - индейского жреца. Мне этот нефритовый индеец в первую минуту напомнил «птичьего человека», на следы которого я натолкнулся во время одной из своих полинезийских экспедиций в Оронго, на острове Пасхи, и полубожественного человека-птицу, о котором мне рассказывали папуасы, когда я странствовал по внутренним областям Новой Гвинеи.
Однако американских специалистов, которые приобрели тогда эту необычную таинственную статуэтку для вашингтонского музея, заинтересовала дата на ее груди в значительно большей степени, чем даже странная внешность человечка (к тому же я не уверен, не является ли, например, клюв зеленого человека всего лишь надетой на его лицо маской, а его «крылья» - накинутым на плечи плащом из птичьих перьев).
Дата, несомненно, была написана майяскими цифрами. И когда исследователи нашли соответствие этой дате (8.6.4.2.17(8). Кабан 0 Канкин) в нашем календаре, получился 162 год.
Фигурка маленького человечка задала ученым сразу два вопроса. И каждый из них, по крайней мере в свое время, казался неразрешимым. Во-первых, откуда здесь, в сотнях километров от границ майяского мира, границ, которые до той поры считались бесспорными, взялись майя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77