За три месяца, что она жила в этой квартире, она уже успела привыкнуть к повадкам бабки Стефании и сейчас сразу догадалась — будет лекция. Опять о чем-нибудь непонятном и фантастическом, но заставляющем задуматься.
— Наносить смертельные удары — просто. Это невероятно просто. Раз — и человек лежит на земле, а вокруг него растекается багряная лужа. Раз — и покатилась рука с зажатым в ней клинком. Раз — и у противника вместо лица — кровавая каша. — Бабка Стефания села в кресло и насмешливо посмотрела на свою домработницу. — Тебе этого не понять, Жанна. Ты никогда не была в бою. Даже в ваших, местных, когда садят друг в друга из автоматов, не видя противника. И здесь тоже убивать — легко. Смотри, ты стреляешь, летит пуля и попадает врагу в глаз. Ты даже не видишь его, не знаешь, кому и куда попала выпущенная тобой пуля. Убивать, Жанночка, легко. Гораздо сложнее сдержать себя и не выстрелить, не добить уже беспомощного врага, сдержать руку и не нанести смертельного удара. Немногие, научившиеся убивать, умеют НЕ убивать. Это гораздо, гораздо сложнее… — бабка Стефания помолчала, глядя в стену и задумчиво водя тростью по полу. — Да… Тяжело остановить руку с уже занесенным для убийства клинком. Это все равно, что остановить разогнавшийся поезд. Невероятно трудная задача. Особенно, если видишь, что это твой враг, которого ты ненавидишь всей душой и хочешь уничтожить. Вот он, стоит перед тобой на коленях, беспомощный, истекающий кровью, трясущийся и молящий о пощаде. Трудно остановить руку, тяжело не нажать на курок. И почти невозможно этому научиться.
Убивать легко. Этому быстро учатся. Достаточно всего раз нанести смертельный удар — и готово. Понимаешь, что нет ничего в смерти ни красивого, ни возвышенного. Все умирают одинаково. И не важно, кем ты был при жизни — бродягой или императором, портовым нищим или королем. Не важно, от чего ты умираешь — от клинка врага или случайности в дружеском поединке, болезни или дурной пули… Не важно. Все умирают одинаково, агонизируя и не желая умирать. Не бывает тех, кто не боится смерти. Это все ложь про бесстрашных людей. Таких не бывает. Да, Жанночка. Я многое видела и сталкивалась с самыми смелыми людьми и нелюдями. И все они, что бы ни говорили и как бы красиво ни старались принять смерть, боялись ее. Боялись до умопомрачения и судорог. Даже если знали, что их ждет за Гранью… Точнее, не так — особенно, если знали…
Убивать легко. Достаточно просто не останавливать руку, когда клинок занесен для удара, не убирать палец с курка. Этому легко научиться. Страшно только в первый раз. Потом — это как привычная работа, иногда приносящая радость, иногда противная, но все равно привычная. И потому странно задерживать руку, останавливать смертельный удар и уходить, оставляя за спиной хоть кого-то. Ведь когда идет бой, самое главное, чтобы за спиной никого не было — ни друзей, ни врагов. В такие моменты совершенно перестаешь различать, кого ты убиваешь. Это так просто. Удар или выстрел — и не думаешь о том, что этот может на тебя напасть.
Убивать легко, Жанночка, очень легко. К этому привыкаешь и уже странно слышать: взять живым! Тогда, спрашивается, зачем посылать убийц? А затем, чтоб они удерживать руку научились. Ведь если научишься убивать, то уже не различаешь мужчин, женщин, стариков, детей… Есть враг. Его надо уничтожить и желательно подчистую. Чтобы мстить никто не мог.
А потом учишься удерживать руку. Учишься различать детей, каких еще можно вылечить от ненависти, каких еще можно заставить научиться любить и НЕ убивать. Вот это и есть самое сложное. Научиться не убивать, оставлять за спиной тех, кто, возможно, никогда не постигнет этой страшной науки.
Убивать легко, Жанна. Этому быстро и легко учишься,..
Бабка Стефания умолкла, глядя в стену. Жанна с сомнением смотрела на нее и пыталась понять, к чему была вся эта лекция. Сама она никогда и никого не убивала, если не считать комаров и колорадских жуков. Тем более она врач. Ей это вообще заказано…
«А может, бабулька сама в свое время навоевалась где? — лениво подумала Жанна, поправляя волосы. — шрамы-то у нее отнюдь не от операций в клинике…»
— Ты права, — опять угадала ее мысли бабка Стефа-ния. — Некогда я хорошо повоевала. Прекрасно научилась убивать. Потом долго пришлось учиться сдерживать руку. Жаль, что я так и не постигла этой науки до конца… Световид так и остался мной недоволен. И братья стораз говорили, что надо научиться не убивать… А я так и не умею сдерживать руку. Всегда наношу смертельный удар. За то, наверное, и пострадала…
Бабка Стефания тяжело поднялась и ушла в спальню, шаркая и кряхтя. Жанна смотрела ей вслед и думала, что трудно себе представить эту старую развалину воюющей и убивающей. Да, девушка прекрасно понимала, что люди не рождаются стариками, они ими становятся, но легче от этого не было…
Поход опять откладывался на неопределенный срок. Чайка беспрестанно ругалась по этому поводу, но приказ Императора Лакха был однозначен: отложить поход на неопределенный срок. Это раздражало. Серый Отряд снова начал ворчать и подумывать о самороспуске. Андрей тоже стал прикидывать, куда бы ему податься, и ничего, кроме степей Приграничья, в голову не приходило… Он пришел в «Семеро Козлят» и подсел к столику Кобры, скучающе перебиравшей струны лютни, глядя куда-то в пространство перед собой.
Что, опять поход откладывается? — мягко улыбнулась она, но взгляд ее холодным лезвием полоснул по лицу Андрея. Сотника всегда поражало это несоответствие взгляда и улыбки менестреля. Создавалось ощущение, что они принадлежат двум совершенно разным людям. — Откладывается, — Андрей вздохнул и криво ухмыль-нулся. — Я никак не пойму, чего хочет Император? Он постоянно меняет свои решения. Один его приказ противоречитдругому…
— Он боится. — Кобра отложила лютню и внимательно посмотрела на Андрея. — Он страшно боится и не знает, что ему делать, как поступать, какие отдавать приказы. Он чувствует, что сейчас за его спиной нет поддержки которая была всегда. Напарники и дружки Лэгри и Догха ушли куда-то, и он остался один..,
— Откуда ты знаешь? — Андрей вскинул на Кобру изумленный взгляд.
— Мы, менестрели, знаем многое. Слухами Танэль полнится. Не зря же теперь у Лишенных Имен гораздо больше войск, чем раньше. Лакха уже не может сдерживать дезертирство. А, кроме того, ты заметил, что Лишенные Имен не нападают, хотя могли бы уже давно раздавить Альтх. Они чувствуют, что их главный враг ушел, а Лакха не так опасен…
— Не так опасен? — Андрей невесело рассмеялся. — Но я-то пока по эту сторону фронта!
— Не мне вас судить.
Кобра встала, взяла инструмент и, не прощаясь, ушла.
* * *
Черный детинец Айлегрэнда врастал в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
— Наносить смертельные удары — просто. Это невероятно просто. Раз — и человек лежит на земле, а вокруг него растекается багряная лужа. Раз — и покатилась рука с зажатым в ней клинком. Раз — и у противника вместо лица — кровавая каша. — Бабка Стефания села в кресло и насмешливо посмотрела на свою домработницу. — Тебе этого не понять, Жанна. Ты никогда не была в бою. Даже в ваших, местных, когда садят друг в друга из автоматов, не видя противника. И здесь тоже убивать — легко. Смотри, ты стреляешь, летит пуля и попадает врагу в глаз. Ты даже не видишь его, не знаешь, кому и куда попала выпущенная тобой пуля. Убивать, Жанночка, легко. Гораздо сложнее сдержать себя и не выстрелить, не добить уже беспомощного врага, сдержать руку и не нанести смертельного удара. Немногие, научившиеся убивать, умеют НЕ убивать. Это гораздо, гораздо сложнее… — бабка Стефания помолчала, глядя в стену и задумчиво водя тростью по полу. — Да… Тяжело остановить руку с уже занесенным для убийства клинком. Это все равно, что остановить разогнавшийся поезд. Невероятно трудная задача. Особенно, если видишь, что это твой враг, которого ты ненавидишь всей душой и хочешь уничтожить. Вот он, стоит перед тобой на коленях, беспомощный, истекающий кровью, трясущийся и молящий о пощаде. Трудно остановить руку, тяжело не нажать на курок. И почти невозможно этому научиться.
Убивать легко. Этому быстро учатся. Достаточно всего раз нанести смертельный удар — и готово. Понимаешь, что нет ничего в смерти ни красивого, ни возвышенного. Все умирают одинаково. И не важно, кем ты был при жизни — бродягой или императором, портовым нищим или королем. Не важно, от чего ты умираешь — от клинка врага или случайности в дружеском поединке, болезни или дурной пули… Не важно. Все умирают одинаково, агонизируя и не желая умирать. Не бывает тех, кто не боится смерти. Это все ложь про бесстрашных людей. Таких не бывает. Да, Жанночка. Я многое видела и сталкивалась с самыми смелыми людьми и нелюдями. И все они, что бы ни говорили и как бы красиво ни старались принять смерть, боялись ее. Боялись до умопомрачения и судорог. Даже если знали, что их ждет за Гранью… Точнее, не так — особенно, если знали…
Убивать легко. Достаточно просто не останавливать руку, когда клинок занесен для удара, не убирать палец с курка. Этому легко научиться. Страшно только в первый раз. Потом — это как привычная работа, иногда приносящая радость, иногда противная, но все равно привычная. И потому странно задерживать руку, останавливать смертельный удар и уходить, оставляя за спиной хоть кого-то. Ведь когда идет бой, самое главное, чтобы за спиной никого не было — ни друзей, ни врагов. В такие моменты совершенно перестаешь различать, кого ты убиваешь. Это так просто. Удар или выстрел — и не думаешь о том, что этот может на тебя напасть.
Убивать легко, Жанночка, очень легко. К этому привыкаешь и уже странно слышать: взять живым! Тогда, спрашивается, зачем посылать убийц? А затем, чтоб они удерживать руку научились. Ведь если научишься убивать, то уже не различаешь мужчин, женщин, стариков, детей… Есть враг. Его надо уничтожить и желательно подчистую. Чтобы мстить никто не мог.
А потом учишься удерживать руку. Учишься различать детей, каких еще можно вылечить от ненависти, каких еще можно заставить научиться любить и НЕ убивать. Вот это и есть самое сложное. Научиться не убивать, оставлять за спиной тех, кто, возможно, никогда не постигнет этой страшной науки.
Убивать легко, Жанна. Этому быстро и легко учишься,..
Бабка Стефания умолкла, глядя в стену. Жанна с сомнением смотрела на нее и пыталась понять, к чему была вся эта лекция. Сама она никогда и никого не убивала, если не считать комаров и колорадских жуков. Тем более она врач. Ей это вообще заказано…
«А может, бабулька сама в свое время навоевалась где? — лениво подумала Жанна, поправляя волосы. — шрамы-то у нее отнюдь не от операций в клинике…»
— Ты права, — опять угадала ее мысли бабка Стефа-ния. — Некогда я хорошо повоевала. Прекрасно научилась убивать. Потом долго пришлось учиться сдерживать руку. Жаль, что я так и не постигла этой науки до конца… Световид так и остался мной недоволен. И братья стораз говорили, что надо научиться не убивать… А я так и не умею сдерживать руку. Всегда наношу смертельный удар. За то, наверное, и пострадала…
Бабка Стефания тяжело поднялась и ушла в спальню, шаркая и кряхтя. Жанна смотрела ей вслед и думала, что трудно себе представить эту старую развалину воюющей и убивающей. Да, девушка прекрасно понимала, что люди не рождаются стариками, они ими становятся, но легче от этого не было…
Поход опять откладывался на неопределенный срок. Чайка беспрестанно ругалась по этому поводу, но приказ Императора Лакха был однозначен: отложить поход на неопределенный срок. Это раздражало. Серый Отряд снова начал ворчать и подумывать о самороспуске. Андрей тоже стал прикидывать, куда бы ему податься, и ничего, кроме степей Приграничья, в голову не приходило… Он пришел в «Семеро Козлят» и подсел к столику Кобры, скучающе перебиравшей струны лютни, глядя куда-то в пространство перед собой.
Что, опять поход откладывается? — мягко улыбнулась она, но взгляд ее холодным лезвием полоснул по лицу Андрея. Сотника всегда поражало это несоответствие взгляда и улыбки менестреля. Создавалось ощущение, что они принадлежат двум совершенно разным людям. — Откладывается, — Андрей вздохнул и криво ухмыль-нулся. — Я никак не пойму, чего хочет Император? Он постоянно меняет свои решения. Один его приказ противоречитдругому…
— Он боится. — Кобра отложила лютню и внимательно посмотрела на Андрея. — Он страшно боится и не знает, что ему делать, как поступать, какие отдавать приказы. Он чувствует, что сейчас за его спиной нет поддержки которая была всегда. Напарники и дружки Лэгри и Догха ушли куда-то, и он остался один..,
— Откуда ты знаешь? — Андрей вскинул на Кобру изумленный взгляд.
— Мы, менестрели, знаем многое. Слухами Танэль полнится. Не зря же теперь у Лишенных Имен гораздо больше войск, чем раньше. Лакха уже не может сдерживать дезертирство. А, кроме того, ты заметил, что Лишенные Имен не нападают, хотя могли бы уже давно раздавить Альтх. Они чувствуют, что их главный враг ушел, а Лакха не так опасен…
— Не так опасен? — Андрей невесело рассмеялся. — Но я-то пока по эту сторону фронта!
— Не мне вас судить.
Кобра встала, взяла инструмент и, не прощаясь, ушла.
* * *
Черный детинец Айлегрэнда врастал в небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99