Еще нетронутый солнечными лучами, пронизывающими прятавшиеся на ночь легкие прозрачные облачка, берег тонул в ночи. Наверное, если смотреть оттуда, с берега, яхта казалась необычайно маленькой и пребывающей где-то за горизонтом, милях в десяти от берега. Именно столько и показывал радар. Компас, гироскоп и барометр хранили утреннее спокойствие.
Он потянулся к радиостанции, его какая-то желтая рука оказалась на уровне груди Альфы, обнажился и голый живот со складками. Ему стало неловко, и тем не менее он не стал одеваться и включил радиостанцию.
– Я «Птах»! Я «Птах»! – послал он позывные.
– Ясу, профессор! – почти тотчас же на удивление бодро для этого раннего часа отозвался ему один из его знакомых диспетчеров. Он всегда приветствовал его этим неизвестно как сохранившимся древнегреческим обращением проживающих на побережье греков. Не забывая при этом съязвить: «Ну и как, удалось вывести формулу гармонии мира?» Он каждый раз подтрунивал над ним из-за чудного названия яхты.
– Я намного запоздал? – У него по-прежнему было такое чувство, что они находились в море гораздо дольше, чем три дня.
– Нет проблем, – ответил диспетчер. – Возвращаешься?
– Не знаю. Но я уже в прибрежных водах. Немного погодя снова выйду на связь.
– О'кей!
Альфа по-прежнему была поглощена созерцанием берега.
– Слышала? – с намеренным безразличием и ленцой в голосе спросил он. – Нет проблем.
И снова куснул яблоко, потом протянул ей. Она покачала головой.
– Может, кофе сварить? – спросил он, но вставать не хотелось. Перед самым восходом чуть затуманенные, расплывчатые, изменчивые краски моря были особенно чарующими, и он хотел полюбоваться ими, хотя его мучило ее присутствие и неопределенность собственных чувств к ней. А с каким неистовством он еще вчера любил ее.
Что же с ними происходит?
– Здесь нет чего-нибудь покурить? – не ответив, задала она вопрос, и задала его довольно нервно.
– Ведь ты не куришь?
– Не курю, но сейчас хочется.
– Вроде бы валялась где-то в ящике пачка. А кофе принести?
– Я тебя умоляю, никакого кофе. Меня воротит при одном упоминании о еде.
– Я много вчера выпил?
– Не знаю, какая у тебя норма, – раздраженно ответила она. Он обиделся. Ведь говорил ей, что не пьет много, все рассказал о себе. Почему она ничего не помнит?
Он направился в камбуз и уже в дверях обронил: – А почему ты толкнула меня в море?
– Как это толкнула?
– Так! Взяла и толкнула.
– Тебе приснилось! – ответила она и только теперь посмотрела на него, и посмотрела, как ему показалось, с презрением.
– Может быть. Но сон-то в руку! – намекнул он на ее плохое поведение.
И спрыгнул с лестнички в каюту, чтобы не слышать ответа на свой упрек. А когда вернулся с сигаретами и спичками, она заявила:
– Зачем ты купил эти дурацкие сигареты?
– А что в них дурацкого?
– Безникотиновые.
– Я не разбираюсь в них. Увидел однажды в киоске и купил. «Мемфис». В городе Мемфисе придумали бога, имя которого носит моя яхта. Как видишь, порой от снобизма тоже есть польза.
Пачка была запечатана, но, поскольку провалялась на яхте примерно год, отсырела. Альфа с трудом раскурила сигарету.
До сих пор он не видел ее курящей. Что-то цыганское было и в смуглости ее кожи, и в наряде, и в желании курить, и в мрачном иррациональном беспокойстве, которое это племя проносило сквозь века и тысячелетия… Итак, цыганка, которая несколько дней удерживалась от курения, чтобы понравиться ему и чтобы он не ощущал запаха табака, когда они целовались.
И тем не менее он был благодарен ей за все.
– Что будем сейчас делать? – в перерывах между затяжками спросила Альфа.
– Можем опустить якорь, можем продолжать двигаться к берегу, а можем снова уйти в море. Нет проблем, – повторил он уже с явной иронией, поскольку и сам не знал, что делать.
Она курила беспокойно, как школьница на переменке в туалете.
– Ты что выбираешь?
– А ты, по-моему, берега боишься? – ответил он вопросом на вопрос, вглядываясь в побережье, которое постепенно стало походить на выцветшую от солнца и дождя траурную ленту.
– В книжках я читала, что люди радуются приближению берега, но ведь это всегда конец чего-то.
Он должен был почувствовать облегчение от того, что она первая произнесла слово «конец», но не полегчало, хотя его преследовали ощущения, что он жил с этой женщиной во сто крат больше, чем три дня, и наступавший конец вполне естествен и никаких возражений быть не должно. Но это ощущение отягощало его душу как нечто непонятное, а он не мог до конца разобраться в себе, потому что общение с Альфой лишило его последних сил, но она так и осталась неразгаданной загадкой, хотя все в нем было устремлено к тому, чтобы понять ее. Да, он исчерпал все свои силы, но окончательно пока не отчаялся. Он заподозрил, что ее теперешнее поведение продиктовано происходившими конфликтами, изгладившимися из его памяти и требующими объяснений. Видимо, оно спровоцировано чем-то таким, про что он забыл или не заметил вовсе. И куда честнее сейчас было бы, вместо того чтобы грызть яблоко, прямо спросить ее, почему берег для нее – конец. Но он так и не нашел в себе смелости, ведь тогда пришлось бы честно спросить и с себя, любит ли он эту женщину…
А в следующий свой выход в море, уже в одиночку, он возьмет бортовой дневник, чтобы вписать данные рейса, и обнаружит их совместные записи, и будет недоумевать: скучно им, что ли, было вдвоем, что они так спешили досочинить свой, такой короткий роман. Или же в любовном экстазе их опьяненное сознание потребовало, чтобы они овладели друг другом, не исключая и всего их прошлого бытия. В них пробудились эгоизм и алчность, когда один стремится подчинить другого без остатка. Он долго будет забавляться хитроумной псевдонаучной конструкцией: яхта-фридмон, в одинокой вселенной которой время течет вспять! Из всего этого могла бы получиться целая книга, но, к сожалению, его авторитет, авторитет ученого, не позволял ему заниматься научной фантастикой. Правда, он мог бы подарить эту идею кому-нибудь из писателей. Зачем терять такой занимательный сюжет!!!
В море он намеревался популярно написать одну из своих лекций по просьбе издательства, которое давно уже дожидалось, когда же он это сделает, однако он и не приступал. И впервые обнаружил, что, если женщина способна заполнить собой до краев три дня твоей жизни, она заполнит и все триста. Он все думал, думал о ней, с мазохистским усердием выкапывая милые и пикантные подробности их приключения, пока вдруг ему не почудилось, что все описанное в записках происходило на самом деле. Разве не попрекнул он ее однажды, что она толкнула его за борт? Но почему же тогда они оба решили, что ему это приснилось?
Припоминалось и многое другое, однако все это, так же как и действительно существовавшее их трехдневное бегство от окружающего мира, а не только описанная в дневнике история, так и будет витать в его сознании наподобие хаотического движения частиц сна, целостность которого вернуть невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58