Но и в тех непрерывных боях, в которых довелось ей участвовать, постоянно находясь под обстрелом вражеской артиллерии, она была самоотверженным и бесстрашным бойцом. Об этом говорит медаль «За отвагу», которой она была награждена. Своевременно вручить награду ей не смогли, и она ждала ее теперь в Москве.
Каким-то неизвестным, шестым или седьмым чувством Люда угадала, что Вера приехала. Поверила ему, прибежала. Замерла в дверях.
Они кинулись друг к другу и долго не могли сказать слова. В горле застряли слезы.
- Худая какая… - прошептала Люда.
- Ничего…
В усталом Верином взгляде пробилось что-то от прежнего, улыбчивое, даже, как когда-то, озорное… Обожженные войной, в чем-то уже другие, они все же были прежними - мужественными и нежно-женственными, открытыми дружбе и порыву.
- Почему не сообщила? Мы бы встретили.
- Не знала, когда, каким поездом смогу выехать. Народу столько! Двое суток на станции прождала, пока села. И тащились!..
Опять мешали слезы. Только к ночи, когда уснула, прижав к себе подаренного кем-то лохматого довоенного мишку, Аллочка, разговорились.
- Хромаешь, была ранена? Саша цел? Какой он, изменился? - засыпала вопросами Вера. - Кого еще война не взяла? Не летаешь больше?
- Сейчас все расскажу. Дай посмотреть на тебя как следует. Я же еще не верю, что это ты…
Люда чуть откинулась к спинке дивана. Они пристроились рядышком, поджав под себя ноги.
- Летаю. На свободном аэростате.
- Неужели правда?! - захлебнулась Вера. - Это с перебитой-то ногой… Какая же ты молодчина!
- Голышев посочувствовал, - рассмеялась, вспомнив знаменательное медицинское заключение, Люда.
- Думаю, не только посочувствовал. Такими, как ты, пилотами не разбрасываются. А дирижабли так и сгинули?
- Не сгинули! В-1 и В-12 еще в сорок втором расконсервировали. Ты же ничего не знаешь! Это Сергей Попов поднял дирижабли, вытащил из забытья. Помогали все наши ребята, кто был в это время здесь. Вот Сергей вернется, все тебе расскажет. Он и Прохоров сейчас на В-12 летают над кировскими лесами, определяют пожароопасные места, помогают сберечь лес от огня. Сашка тоже там.
- Не могу поверить, - зажмурила глаза Вера. - Наверно, отвыкла…
- А «Победа», новый дирижабль, выполняет спецзадание на Черном море, отыскивает мины и затонувшие корабли. Белкин пишет: «Легко на душе становится, когда ухватит взгляд спрятавшийся на дне смертоносный гитлеровский «подарочек» и вызванный нами тральщик приканчивает его. Пусть Черное море будет чистым!» Но ты о себе-то расскажи.
Вера не сразу отозвалась. Длинная лента плена туго раскручивалась перед глазами. Она протянула руку к детской кроватке и долго держала не отпуская.
- Все дни были похожи один на другой, Люда, и каждый - как год… - На ее лбу остро обозначилась горькая морщинка. Раньше ее не было. - Когда уже близко к концу войны гитлеровцы без всякого смысла перегоняли нас, полуживых, из одного концлагеря в другой, от Седлеца к Варшаве и дальше на запад, по ледяной грязи, пристреливая отстающих, как в сорок первом, казалось - это уже конец…
Но это было еще не все. Когда пригнали в глубь Германии, в один день всех рассортировали кого куда - мужчин по новым лагерям, девушек - батрачками к богатым фермерам, в полное их распоряжение. Мы даже попрощаться друг с другом не смогли. Это было особенно тяжело. Общая беда сблизила нас. Мы друг о друге знали всё, от самого рождения. У кого какие родители, братья, сестры, дети, всех по именам знали. По фотографиям, у кого какие сохранились. Домашние адреса Галины Ивановны, Лиды Блаженец, Фаины Григорьевны, Сонечки, Тоси-цыганочки, Павла Демьяненко, Коли-санитара я знала наизусть. Надеялись: вернемся домой, еще встретимся.
Когда война приблизилась к границе Германии, немецкие власти вдруг проявили «демократию», разрешили нам переписку между собой. Мы получили возможность хотя бы послать привет, обменяться добрым словом. Больше всего писем послали мы друг другу к новому, 1945 году, который, верили, принесет нам освобождение. «С Новым годом! С верною любовью к Родине! С верой в счастье и справедливость!» - желали мы друг другу.
Люда слушала молча. Все, что в годы войны посылали они друг другу на неизвестный адрес, могли наконец сказать глядя в глаза.
- Если бы не пленный француз, что работал со мною вместе на скотном дворе, не знаю, смогла ли бы я выжить. - Вера говорила негромко и будто не про себя, а про кого-то другого. - Окрики, брань хозяев, да и пинки тоже, всего там хватало. Только сил не было. Жак был добрый человек, ко мне относился по-отечески. Самую тяжелую работу брал на себя. И все молча, потому что не знал русского, а я - французского. Но каким-то образом мы все понимали.
За стеной постепенно умолкли голоса, видно, там все улеглись. Ветер шуршал занавеской, обегая комнату. И опять наступала тишина. Они знали, что сегодня им не заснуть, да и не нужно это было…
- Ох и переполох же был, когда к ферме подошли танки! - покачала головой Вера. - Хозяева заметались: самим ли спасаться, или добро спасать. Они знали, как ведут себя на чужой земле их солдаты. Я побежала навстречу танкам. Радость застилала глаза, ноги не слушались. Конец рабству! Конец всему злодейству!
Танки были американские. Без царапин и вмятин. Солдаты не такие измотанные в боях, как наши, говорливые, приветливые. Они улыбались и показывали нам жестом, что мы свободны и можем идти, куда хотим.
Я уже ни одной минуты не могла оставаться на ферме.
У ворот стоял Жак. Я помахала ему и пошла на восток, надеясь скоро встретиться со своими. Жак помахал мне и пошел в свою сторону, в сторону Франции.
Сколько шло нас - женщин, мужчин, не по своей вине попавших на чужую землю и стремившихся на Родину! Забыв про еду, про сон, про сбитые в кровь ноги, мы шли, не останавливаясь, видя перед собой свой дом.
- Ты все такая же, Верка, не стала другой, - приглядываясь, все понимая, повторяла Люда. - А то горькое, что еще держит тебя, уйдет бесследно, поверь.
- Расскажи и ты еще, - опять просила Вера. - Кто вернулся? Кто летает? Кого нет…
- Увидишь сегодня всех, кто вернулся. Как прослышат, что ты здесь, прибегут. Ты не знаешь, Верка, как тебя ждут! - Люда помолчала. - Нету Коли Голикова, Коли Ларионова, Володи Самойлова, Саши Фомина… да и других… А Сашка Крикун вернулся. Ему тоже много вынести довелось…
Уже светало. Из соседней комнаты вышла Анна Николаевна, Верина мама. Глянула на спящую Аллочку, привычно поправила на ней одеяло.
- А вы, полуночники, так и не ложились? Чаю хоть попейте, я поставлю.
- Не надо, мама, мы лучше пройдемся. Утро-то какое!..
Они вышли на улицу. Сразу обдало прохладной свежестью чистого, не помутненного еще земными испарениями и поднятой машинами пылью воздуха. Они всегда любили такую рань, в это время обычно и уходили в свои - когда короткие, когда длительные - полеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55