Он почти не выходил из своего старинного монастыря.
Его положение и так было уже достаточно шатким и щекотливым без того, чтобы усложнять его дополнительным недовольством Наполеона просьбой о паспорте для племянницы покойного графа Чатама. При одной мысли о том, как нахмурятся императорские брови перед столь неуместной просьбой, по его телу пробегали мурашки.
В настоящий момент мучительница несчастного посла собрала вокруг своей особы почти столько же людей, как и американский бриг, с которым, кстати, у нее просматривалось некоторое сходство. Очень высокая, даже для англичанки, она носила странное, полумужское — полуженское одеяние, что-то вроде черной паранджи, богато расшитой золотом, представляя собой фигуру, сделавшую бы честь любой римской матроне. Но вместо того чтобы полностью закутаться в это одеяние, она небрежно отбросила капюшон на плечи, гордо выставив напоказ голову с медальным профилем: великолепный нос, яркие чувственные губы, а сверху огромный тюрбан из белого муслина.
В таком облачении, подходившем ей больше всего, она давала отпор греческому моряку гораздо меньшего роста, но более нервному, чем она, на всклокоченную голову которого леди Эстер со снисходительной полуулыбкой время от времени роняла несколько слов, очень спокойных, однако, похоже, вселявших в беднягу ужас.
Забавлявшиеся этой сценой Марианна и доктор Мерион увидели, как греческий моряк несколько раз подряд истово перекрестился, с помощью умоляющих глаз и поднятых рук призвал небо в свидетели, сорвал свой колпак, бросил на землю, потоптал, затем поднял и снова напялил на голову. В конце концов спокойствие, похоже, вернулось к нему, и он протянул сомнительной чистоты руку, в которой внезапно блеснула бесспорно золотая монета.
— Помилуйте! — простонал. Мерион. — Она договорилась с этим пиратом…
— О чем договорилась? И что значит эта перебранка, золотая монета?
— Что мы скоро уедем, сударыня, и на край света!
Леди Эстер отступается от своего желания посетить Францию, но также отказывается провести вторую зиму в Константинополе. Она говорит, что слишком мерзла в прошлом году и решила направиться в Египет. И любым способом, как вы могли видеть. Когда ей не удалось найти корабль доброго христианина, чтобы отвезти ее туда, она обратилась к этим похожим на пиратов людям, не имеющим ни стыда, ни совести…
— Ну-ну, доктор, тут вы ошибаетесь! Греки такие же добрые христиане, как вы и я. Может быть, немного отличаются, но в малом.
— Мне все равно, кто они! Беда в том, что я обречен умирать тысячью смертей в разгар зимы на ужасной, без всякого комфорта, шхуне. Я предпочел бы турецкую шебеку.
— Но тогда вы оказались бы на корабле неверных, — заметила Марианна, которую рассмешил трагический тон ее собеседника, и она спрятала улыбку в высоком меховом воротнике ее суконного плаща.
Однако она тут же воскликнула:
— Позвольте, дорогой друг, если вы уедете, я останусь совсем беспомощной? Что я буду делать без ваших советов?
— А именно в этом я и пытаюсь убедить леди Эстер! У меня здесь прекрасная клиентура, приятная и милая, которая, кроме того, что нуждается во мне, очень дорога мне самому. К тому же мой долг — остаться до вашего разрешения от бремени. И затем, я не знаю, как воспримут важные турецкие дамы такой внезапный отъезд. Я думаю особенно о супруге Капудан — паши…
Марианна также подумала о ней и снова подавила улыбку, ибо заботы, которые доктор Мерион расточал супруге командующего османским морским флотом, немного превосходили то, что требует простая медицинская внимательность. И другие дамы оказывали полное доверие молодому английскому врачу, а он не скрывал удовольствия, которое получал в шелковистом сладостном обществе певчих птичек.
— И что вам ответила леди Эстер?
Мерион пожал плечами.
— Ничего… или почти ничего. Она отказалась выслушать меня, так как хочет ехать в Египет, и ехать немедленно.
— Неужели? Как же это? Я считала, что она придает большое значение встрече с Латур — Мобуром! Значит, она отказывается от нее? Я не думала, что она такая…
Доктор кашлянул и осторожно осмотрелся вокруг.
— Вот именно! — прошептал он. — Она видела его…
— Видела его? Ну и новость! Но где? Когда? Говорите быстрей! Я умираю от нетерпения.
— На прошлой неделе в Бебеке. Они встретились на берегу Босфора, недалеко от нашей резиденции, во дворце, принадлежащем одной из ее подруг. Ваш посол согласился тайно прибыть туда, потому что леди Эстер пригрозила явиться средь бела дня во французское посольство и звонить до тех пор, пока не откроют… Однако тс-с! Вот и она…
В самом деле, леди Стенхоп приближалась большими шагами, той решительной походкой, которая позволила леди Плимут выразить сожаление, что женщин не принимают в королевскую гвардию. Подойдя к ним, она шутливо поклонилась, поочередно прикладывая руку к груди, губам и лбу.
— Салам алейкум! — сказала она. — Если судить по выражению его лица, наш дорогой Чарльз занят тем, чтобы наполнить ваше сочувствующее сердце всей горечью, переполняющей его собственное, моя дорогая Марианна! И вы, безусловно, жалеете его?
— Я не его жалею, Эстер, я жалею себя. Он сказал, что вы лишаете меня врача и дорогого друга. И у меня большое желание запеть вместе с ним.
Леди Эстер рассмеялась.
— Вы, французы, всегда остаетесь мастерами в искусстве говорить приятные вещи с таким видом, будто преподносите гадости, и наоборот! Но я надеюсь, что вы не поддаетесь его драматическим измышлениям обо всех несчастных созданиях при последнем издыхании, которых его Отъезд ввергнет в пучину отчаяния? Истина заключается в том, что он ухаживает только за абсолютно здоровыми женщинами, и это он будет страдать без чарующих глаз мадам Тюлин, мадам Ненуфер, мадам Этуаль… не говоря уже о ваших, моя милочка, со всем уважением, которого они заслуживают…
Внезапно она изменила шутливый тон и сказала вполне серьезно:
— А другая истина — моя — в том, что мне необходимо ехать. Ведь Мерион сообщил вам о моей встрече с Латур-Мобуром?
— Он как раз говорил об этом…
— Но он не успел сказать все, потому что пришла я… Встреча оказалась приятной, но ничего не дала. Из слов посла я поняла, что поездка к Бонапарту невозможна. Впрочем, я знала об этом давно, но мне доставляло удовольствие терроризировать этого превосходного человека…
Она запнулась, огляделась вокруг и нахмурила брови, увидев, что к ним приближаются два жандарма, так явно прислушивающихся, что она схватила Марианну за руку, сделав вид, что ей плохо.
— Не сможем ли мы поболтать в другом месте?
Мне надо сказать вам кое-что с глазу на глаз…
— Если хотите, мы можем вернуться во дворец Морузи. Княгиня сейчас в своем доме на Арнавю-Кои, и мы спокойно поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Его положение и так было уже достаточно шатким и щекотливым без того, чтобы усложнять его дополнительным недовольством Наполеона просьбой о паспорте для племянницы покойного графа Чатама. При одной мысли о том, как нахмурятся императорские брови перед столь неуместной просьбой, по его телу пробегали мурашки.
В настоящий момент мучительница несчастного посла собрала вокруг своей особы почти столько же людей, как и американский бриг, с которым, кстати, у нее просматривалось некоторое сходство. Очень высокая, даже для англичанки, она носила странное, полумужское — полуженское одеяние, что-то вроде черной паранджи, богато расшитой золотом, представляя собой фигуру, сделавшую бы честь любой римской матроне. Но вместо того чтобы полностью закутаться в это одеяние, она небрежно отбросила капюшон на плечи, гордо выставив напоказ голову с медальным профилем: великолепный нос, яркие чувственные губы, а сверху огромный тюрбан из белого муслина.
В таком облачении, подходившем ей больше всего, она давала отпор греческому моряку гораздо меньшего роста, но более нервному, чем она, на всклокоченную голову которого леди Эстер со снисходительной полуулыбкой время от времени роняла несколько слов, очень спокойных, однако, похоже, вселявших в беднягу ужас.
Забавлявшиеся этой сценой Марианна и доктор Мерион увидели, как греческий моряк несколько раз подряд истово перекрестился, с помощью умоляющих глаз и поднятых рук призвал небо в свидетели, сорвал свой колпак, бросил на землю, потоптал, затем поднял и снова напялил на голову. В конце концов спокойствие, похоже, вернулось к нему, и он протянул сомнительной чистоты руку, в которой внезапно блеснула бесспорно золотая монета.
— Помилуйте! — простонал. Мерион. — Она договорилась с этим пиратом…
— О чем договорилась? И что значит эта перебранка, золотая монета?
— Что мы скоро уедем, сударыня, и на край света!
Леди Эстер отступается от своего желания посетить Францию, но также отказывается провести вторую зиму в Константинополе. Она говорит, что слишком мерзла в прошлом году и решила направиться в Египет. И любым способом, как вы могли видеть. Когда ей не удалось найти корабль доброго христианина, чтобы отвезти ее туда, она обратилась к этим похожим на пиратов людям, не имеющим ни стыда, ни совести…
— Ну-ну, доктор, тут вы ошибаетесь! Греки такие же добрые христиане, как вы и я. Может быть, немного отличаются, но в малом.
— Мне все равно, кто они! Беда в том, что я обречен умирать тысячью смертей в разгар зимы на ужасной, без всякого комфорта, шхуне. Я предпочел бы турецкую шебеку.
— Но тогда вы оказались бы на корабле неверных, — заметила Марианна, которую рассмешил трагический тон ее собеседника, и она спрятала улыбку в высоком меховом воротнике ее суконного плаща.
Однако она тут же воскликнула:
— Позвольте, дорогой друг, если вы уедете, я останусь совсем беспомощной? Что я буду делать без ваших советов?
— А именно в этом я и пытаюсь убедить леди Эстер! У меня здесь прекрасная клиентура, приятная и милая, которая, кроме того, что нуждается во мне, очень дорога мне самому. К тому же мой долг — остаться до вашего разрешения от бремени. И затем, я не знаю, как воспримут важные турецкие дамы такой внезапный отъезд. Я думаю особенно о супруге Капудан — паши…
Марианна также подумала о ней и снова подавила улыбку, ибо заботы, которые доктор Мерион расточал супруге командующего османским морским флотом, немного превосходили то, что требует простая медицинская внимательность. И другие дамы оказывали полное доверие молодому английскому врачу, а он не скрывал удовольствия, которое получал в шелковистом сладостном обществе певчих птичек.
— И что вам ответила леди Эстер?
Мерион пожал плечами.
— Ничего… или почти ничего. Она отказалась выслушать меня, так как хочет ехать в Египет, и ехать немедленно.
— Неужели? Как же это? Я считала, что она придает большое значение встрече с Латур — Мобуром! Значит, она отказывается от нее? Я не думала, что она такая…
Доктор кашлянул и осторожно осмотрелся вокруг.
— Вот именно! — прошептал он. — Она видела его…
— Видела его? Ну и новость! Но где? Когда? Говорите быстрей! Я умираю от нетерпения.
— На прошлой неделе в Бебеке. Они встретились на берегу Босфора, недалеко от нашей резиденции, во дворце, принадлежащем одной из ее подруг. Ваш посол согласился тайно прибыть туда, потому что леди Эстер пригрозила явиться средь бела дня во французское посольство и звонить до тех пор, пока не откроют… Однако тс-с! Вот и она…
В самом деле, леди Стенхоп приближалась большими шагами, той решительной походкой, которая позволила леди Плимут выразить сожаление, что женщин не принимают в королевскую гвардию. Подойдя к ним, она шутливо поклонилась, поочередно прикладывая руку к груди, губам и лбу.
— Салам алейкум! — сказала она. — Если судить по выражению его лица, наш дорогой Чарльз занят тем, чтобы наполнить ваше сочувствующее сердце всей горечью, переполняющей его собственное, моя дорогая Марианна! И вы, безусловно, жалеете его?
— Я не его жалею, Эстер, я жалею себя. Он сказал, что вы лишаете меня врача и дорогого друга. И у меня большое желание запеть вместе с ним.
Леди Эстер рассмеялась.
— Вы, французы, всегда остаетесь мастерами в искусстве говорить приятные вещи с таким видом, будто преподносите гадости, и наоборот! Но я надеюсь, что вы не поддаетесь его драматическим измышлениям обо всех несчастных созданиях при последнем издыхании, которых его Отъезд ввергнет в пучину отчаяния? Истина заключается в том, что он ухаживает только за абсолютно здоровыми женщинами, и это он будет страдать без чарующих глаз мадам Тюлин, мадам Ненуфер, мадам Этуаль… не говоря уже о ваших, моя милочка, со всем уважением, которого они заслуживают…
Внезапно она изменила шутливый тон и сказала вполне серьезно:
— А другая истина — моя — в том, что мне необходимо ехать. Ведь Мерион сообщил вам о моей встрече с Латур-Мобуром?
— Он как раз говорил об этом…
— Но он не успел сказать все, потому что пришла я… Встреча оказалась приятной, но ничего не дала. Из слов посла я поняла, что поездка к Бонапарту невозможна. Впрочем, я знала об этом давно, но мне доставляло удовольствие терроризировать этого превосходного человека…
Она запнулась, огляделась вокруг и нахмурила брови, увидев, что к ним приближаются два жандарма, так явно прислушивающихся, что она схватила Марианну за руку, сделав вид, что ей плохо.
— Не сможем ли мы поболтать в другом месте?
Мне надо сказать вам кое-что с глазу на глаз…
— Если хотите, мы можем вернуться во дворец Морузи. Княгиня сейчас в своем доме на Арнавю-Кои, и мы спокойно поговорим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76