Но его ирландская душа возмущалась при одной мысли о необходимости дышать на английской палубе, даже с перспективой оказаться на любимой родине.
И затем, кроме того, что он поддерживал хорошие отношения с французским посольством, где он частенько встречался с Жоливалем, что-то более сильное, чем он, привязывало его к американскому кораблю. Он любил его, как мог бы любить своего ребенка, и, узнав, что султанша купила его и подарила Марианне, он перенес свою привязанность на молодую женщину, ожидая, как и она, возвращения Бофора.
Первые дни ожидания были трудными, так как он не знал, чем заняться, разделяя свое время и скудный кошелек между различными кабаре и китайским театром теней на площади Сераскир, который очаровал его простодушное сердце. Так шло до того дня, когда склонность к крепким напиткам привела его в таверну в Галате, где собирались самые верные поклонники Вакха с европейского берега.
Там он встретил одного грузина из Батума, некоего Маму лия, который в пьяном угаре от итальянских и греческих вин пытался утопить память о водке, разорявшей его. Действительно, пока будут продолжаться военные действия между Портой и правительством Александра I, его прибыльная торговля импортируемой водкой будет в упадке, потому что не находился моряк, достойный этого имени, готовый согласиться на риск провести его судно в русские воды.
Внезапно возникшая после нескольких распитых бутылок симпатия объединила их и выразилась в согласии на временный союз. Война к тому же шла к концу, а с другой стороны, О'Флаерти не хотел договариваться на долгий срок, чтобы не прозевать уход брига из Константинополя.
Так что, оставив Жоливалю адрес таверны Сан-Джорджио, где он окончательно заякорился, ирландец с радостью совершил два путешествия, увенчавшиеся успехом, который позволил ему набить кошелек и сделать ожидание менее утомительным…
Совершенно счастливый, он как раз вернулся после второй поездки и находился в Галате, когда Гракх, гонец с новостью о возвращении Язона и его первыми приказами, постучал в его дверь. Вне себя от радости, Крэг О'Флаерти начал с того, что отметил это событие мощным зарядом старого виски, бог знает как попавшего в его руки, затем, не отпуская от себя Гракха, он поспешил пересечь Золотой Рог и примчался на набережную Фанара, где его ожидало вышеупомянутое разочарование.
Весь день ирландец и парижанин пробегали, чтобы узнать, где будет поставлен на якорь бриг, и, не успев до захода солнца вернуться, вынуждены были провести ночь в греческой таверне под угрозой оказаться в тюрьме. Там они досыта наговорились за бутылкой пахнущего смолой вина, подарившего им отчаянную головную боль, и после утреннего выстрела бросились к лодкам, переправились на другой берег и пришли сообщить о результате их миссии.
Не отвечая на вопрос встревоженного Гракха, Язон, в свою очередь, спросил:
— Где ты оставил мистера О'Флаерти?
— У консьержа… я хочу сказать, у капиджи. Раз он незнаком с Турхан-беем, он не посмел войти во дворец.
И он ждет ваших приказов там.
— Я сам пойду туда и приведу его. Нам необходимо принять решение. А тут еще ребенок, который никак не появится…
— Мой Бог, ведь правда, — воскликнул юноша. — Со всем этим я забыл про бебе. Неужели он еще не вышел?
— Нет! — сказал Жоливаль. — Он… или она — ибо никто не может утверждать, что это мальчик, — заставляет долго ждать себя…
— А это не опасно… долгое ожидание?
Жоливаль пожал плечами.
— Я не знаю. Если Бог захочет…
Неизвестно, захотел ли этого Бог, но в тот момент, когда виконт с беспокойством произносил эти слова, Ревекка, чьи длинные руки, ловкие и гибкие, погрузились во чрево ее пациентки, чтобы повернуть плохо продвигавшегося ребенка, освободила наконец Марианну.
Несчастная так перестрадала, что операция вызвала у нее только слабый стон, за которым последовала благодетельная потеря сознания. Она не услышала первый, необычно мощный крик новорожденного, которого Ревекка слегка похлопала по ягодицам. И последовавшее восхищенное восклицание донны Лавинии:
— Мальчик! Сладчайший Иисусе! У нас сын…
— И мальчик великолепный, — подхватила еврейка. — Могу спорить, что он весит примерно девять ливров. Он будет настоящим мужчиной. Пойдите порадуйте тех двух идиотов, которые так накурили в соседней комнате, что не продохнуть. Вы найдете их на галерее…
Но верная экономка Сант'Анна не слушала ее больше. Она уже была за дверью, подхватив свои накрахмаленные юбки, чтобы бежать быстрее, и устремилась прямо к павильону князя. На бегу она смеялась, плакала и причитала одновременно, охваченная слишком большой радостью, которой хотела скорее поделиться.
— Сын! — бормотала она. — У него есть сын…
Это конец несчастьям. Бог наконец сжалился над ним…
Тем временем, пока Ревекка совершала первый туалет новорожденного, Марианна пришла в себя в руках Джелаль Осман-бея. Врач, выйдя наконец из своей неподвижности фаталиста, поспешил вернуть молодую женщину из обморока, который он считал опасным. Жизнь женщины, способной произвести на свет такого сына, особенно ценна.
И, едва открылись глаза, затуманенный взгляд Марианны уловил удлиненное черной бородкой смуглое лицо, которое она тотчас узнала.
— Доктор… — вздохнула она. — Это… будет еще долго?
— Так вам все еще очень больно?
— Н-нет! Нет… это правда, боли уже нет!
— Так и должно быть, раз все кончилось.
— Кон… чи… лось?
Она расчленила слово; словно желая лучше понять его значение, испытывая блаженное успокоение во всем измученном теле. Все! С нестерпимой болью покончено.
Это значит, что мучения не возобновятся и она, Марианна, сможет наконец уснуть…
Врач нагнулся ближе, и она ощутила исходивший от его одежды запах амбры.
— У вас сын, — сказал он тише, с оттенком уважения. — Вы имеете право быть счастливой и гордой, ибо ребенок великолепный!
Одно за другим слова достигали своей цели, обретали смысл. Медленно, с опаской, рука молодой женщины скользнула по ее телу… Убедившись, что чудовищная опухоль исчезла, что ее живот снова стал почти плоским, она не стала удерживать брызнувшие из глаз слезы.
Это были слезы радости, облегчения и благодарности Провидению, которое сжалилось над ней. Как сказал врач — все кончилось. Никогда слово «освобождение» не наполнялось более глубоким смыслом.
Это было так, словно вдруг рухнули стены железной клетки, воздвигнутой между Марианной и чудесным, залитым солнцем пейзажем. Она свободна. Наконец свободна!
И это слово звучало так, словно только что рожденное.
Но подошедшая с ребенком на руках Ревекка ошиблась в причине слез молодой женщины.
— Не надо плакать, — сказала она нежно. — Вы сделали правильный выбор, ибо жаль было бы потерять такого карапуза, как этот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76