Сердце ее сильно забилось, и, чтобы успокоиться, она попыталась сосредоточить внимание на том, что ограничивало ее поле зрения приподнятым верхом калеша. Вверху, на позолоченном шпиле самой высокой колокольни Кремля, саперы гвардии, уцепившись за случайные подмостки, с риском для жизни пытались отломать большой золотой крест Ивана Великого. Стая черных ворон кружилась вокруг них, так зловеще каркая, что Марианна вздрогнула, чувствуя в этих криках предвестие несчастья.
— Зачем они это делают? — спросила она.
— О! Приказ его величества императора и короля!
Большой золотой крест отныне предназначен, по его идее, увенчать купол Дома инвалидов. Военный трофей, который будет напоминать старым солдатам, какие мучения они переносили и как пожинали лавровые венки на берегах Москвы-реки!
— Им лучше было бы забыть об этом, — прошептала она. — Это огненные венки, — продолжала она, вспомнив слова Констана. — Когда они догорят, остается только пепел…
Наконец обоз тронулся под приветственные возгласы и пожелания доброго пути. С обеих сторон движущейся вереницы солдаты потрясали оружием и шапками, весело горланя: «До свиданья», «Скоро встретимся», «Берегитесь казаков!»и так далее.
— А когда покинет Москву император? — спросила Марианна. — Известно?
— Очень скоро. Через два или три дня. Он хочет сначала направиться к Калуге…
Когда карета переехала через мост на другой берег Москвы-реки, Бейль обернулся и припал к заднему окошку. Он оставался так довольно долго, и Марианна спросила, не забыл ли он что-нибудь, или до такой степени жалеет оставлять Москву.
— Ни то, ни другое, — ответил он. — Просто я хочу унести с собой последнее воспоминание, ибо то, что я вижу там, я не увижу больше никогда, сколько бы раз я ни возвращался сюда. Император решил, что в момент, когда он покинет Москву, Кремль взорвут! Каждый мстит по-своему!
Марианна промолчала. Поведение мужчин вообще и Наполеона в особенности становилось для нее все более странным и непонятным. Разве не сказал он ей, что он не тот человек, что оставляет за собой руины? По-видимому, он снова изменил мнение. Его превращения становились все более частыми и все менее логичными. Но после всего кто может сказать, каковы будут его чувства к ней, когда они снова увидятся под небом Парижа, если Бог даст?..
Путешествие, растянувшееся на восемнадцать долгих дней, скоро превратилось в кошмар. Погода стала сырой, холодной, и это сразу отразилось на настроении всех этих людей в плохом состоянии. Весь день слышались ругательства, жалобы, проклятия, доносившиеся из повозок, которые приходилось непрерывно вытаскивать из рытвин или переправлять вброд через водные преграды с разрушенными мостами. Каждый раз при этом терялось три-четыре часа.
Перед Можайском проезжали мимо лагеря русских военнопленных. Оттуда доносились ужасные вопли и отвратительный запах гнилой капусты и разлагающихся отбросов. Потрясенная Марианна крепко зажмурила глаза, чтобы не видеть фигуры бородатых демонов, прижавшихся к кольям ограды и изрыгающих ругательства, которых она не понимала, но заставлявших Барбу непрерывно креститься.
В самом Можайске, где находился главный полевой госпиталь и квартировали вестфальские части 38 — го корпуса под командованием герцога д'Абрантэ, приняли группу раненых и ампутированных. Удалось достать несколько карет и крестьянских телег для большинства, но остальных пришлось разместить, уплотнив ехавших из Москвы. Под низко нависшим серым небом и мысли казались серыми…
Другое испытание пришлось пережить, проезжая поле боя у деревни Бородино. И перед открывшимся глазам путешественников зрелищем даже Бейль, забыв свой циничный скептицизм, застыл потрясенный, не в силах вымолвить ни слова, глядя на убитых в знаменитой битве, на эти трупы, все еще остававшиеся тут непогребенными. Равнина была покрыта ими, и только тонкая пленка льда предохраняла их от разложения. Повсюду виднелись полуобглоданные собаками и хищными птицами скелеты лошадей, торчавшие среди обломков барабанов, кирас, касок и оружия, окруженные черным кольцом отъевшихся ворон. Несмотря на холод, вонь от этой бойни шла ужасная.
Но в то время как изнемогающая Марианна шептала молитву, а Бейль, скривившись от отвращения, засунул нос в пакет с табаком, раненые в обозе словно воскресли от этого зрелища. Забыв о своих болячках, неудобстве и плохом настроении, они с гордостью указывали места, где они сражались, вспоминая грохот орудии, героические моменты и жгучий аромат победы. Одни показывали на хижину, в которой был штаб Кутузова, другие созерцали знаменитый редут, как замок ацтеков возвышавшийся над трагическим пейзажем.
— Они сумасшедшие, — в недоумении шептала Марианна. — Этого не может быть!..
В ответ прозвучал взрыв смеха.
— Да нет же, мой мальчик, они не сошли с ума! Но разве может такой молокосос, как вы, понять солдат?
Тому, что мы находимся здесь, мы обязаны выстраданному на этой равнине! Конечно, среди трупов немало наших, но русских гораздо больше! Это был великий день, великая победа, которая сделала из Нея князя!
Заговоривший мужчина был одним из седоков ехавшей впереди кареты. Крупный здоровяк с великолепными усами, непринужденно носивший генеральский эполет на пустом рукаве наброшенной на плечи солдатской шинели. Орден Почетного легиона капелькой крови горел на его груди, а щеку пересекал исчезавший под высоким воротником еще свежий шрам. Он смотрел на Марианну с таким видом, словно хотел разорвать ее на куски. Бейль счел необходимым прийти на помощь.
— Полноте, дорогой генерал! — сказал он смеясь. — Не нападайте на моего маленького секретаря!
Он итальянец, плохо понимает по-французски, и ему только семнадцать лет!
— В таком возрасте я уже был лейтенантом. Несмотря на девичье лицо и большие глаза, этот парень все же должен быть способен сесть на лошадь и держать саблю! Вспомните, как сказал бедняга Лассаль: «Гусар, который не умер до тридцати лет, — олух и трус!»
— Может быть. Но дать саблю этому мальчику — значит взять на себя большую ответственность. Он выглядит слишком чахлым. Наденьте же ваши очки, Фабрицио, — добавил он по-итальянски. — Вы ведь знаете, что без них ничего не видите!
Разозленная и одновременно задетая, Марианна послушалась под явно неприязненным взглядом этого закоренелого вояки, которого она сразу невзлюбила. Ей пришлось даже сделать серьезное усилие, чтобы не сообщить свое мнение о подобных ему адептах Марса.
Для них поле боя, даже покрытое трупами, представляло собой если не рай, то по меньшей мере привилегированное место, гигантскую площадку для игр, где они отдавались этому волнующему спорту, называемому войной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79