Неподвижно стоя у входа в салон, он присутствовал на ужине. Принцесса ужинала всегда одна, и он видел только спины женщин и монахов, заполнявших комнату. Впрочем, он не обращал на них ни малейшего внимания. По иерархии двора, он это отлично знал, гвардеец представлял собой не более чем мебель, такую же, как эти поставленные на пол тяжелые позолоченные канделябры из бронзы с горящими свечами. Ничто не смущало его: в салоне царила тишина, как в ризнице. Ее нарушало лишь редкое позвякивание посуды, и Турнемин мог отдаваться своим воспоминаниям о прекрасной махе, встреченной им в Карабаншеле, Внебрачные похождения принцессы были им уже забыты.
Приятные мысли следовали одна за другой: о предстоящем ужине с Гойей, о более подробном посещении увеселительных мест в Мадриде. Он и не заметил, как прошла нескончаемая церемония ужина. Турнемин вернулся на землю, только когда суровый облик главной камеристки в черных кружевах поплыл к нему, подобно похоронной галере, гоня впереди себя стадо подобострастных служителей, присутствовавших на ужине. Когда те отхлынули, главная камеристка промолвила:
— Вы будете нести службу в первой прихожей.
Закройте все двери, поскольку его королевская светлость наследный принц чувствует легкое недомогание и проведет эту ночь у себя. Проверьте, чтобы солдаты валлонской гвардии были на своих местах на галерее.
Это последнее приказание вызвало на его губах подобие улыбки при мысли о реакции Альмодовара, если бы только он мог слышать голос этой властной герцогини де Сотомайор, распоряжающейся на своей территории. Однако, желая скорее освободиться от этой женщины, смотревшей на него с вежливым отвращением, он удовольствовался лишь легким поклоном и отправился исполнять приказание.
Постепенно дворец заснул. Шумы стихли один за другим, в последнюю очередь — приглушенный шепот вечерней молитвы. Вскоре слышались только мерные шаги часовых на дорожках сада.
Пение фонтанов тоже смолкло.
Закрывшись в своей комнатке. Жиль с удовольствием созерцал чудесное зрелище посеребренной луной реки, затем устроился на неудобном табурете, чтобы побыстрее скоротать эту ночь. Постепенно он потерял ощущение времени.
Было, должно быть, довольно поздно, и он уже начинал погружаться в дремоту, когда легкое шуршанье мгновенно пробудило его, и он насторожился.
Он тотчас же определил, что с обратной стороны двери, которую он был обязан так строго охранять и которую так тщательно закрыла старшая камеристка, поворачивался ключ.
С тщательными предосторожностями створка двери приоткрылась, пропуская белую полоску света, затем в нее просунулась женская головка в чепце, украшенном лентами.
— Господин офицер, — прошептал осторожный голос, — господин офицер, вы здесь?
— Конечно, я на месте.
— Идите за мной, но, ради Бога, не шумите. Ее Высочество хочет с вами поговорить.
Странная Мария-Луиза…
Едва переступив порог, он обнаружил, что это была юная камеристка с очень уж возбужденным для столь позднего часа взором. Она держала в одной руке свечу, пальцем же другой, прижатым к губам, она напоминала ему о необходимости соблюдать тишину.
Такое напоминание было излишним. Салон, по которому они шли на цыпочках, был превращен теперь в спальню, где крепко спали четыре женщины разного возраста. Различалось легкое дыхание подростка и величественное похрапывание почтенной дуэньи.
Как бы ни был глубок их сон, вид этих уснувших женщин вселил в молодого человека законное опасение. Если хоть одна из них проснется, он окажется в дурацком положении. Но юная субретка, как будто угадав его мысли, повернулась и сказала с улыбкой:
— Бояться нечего. Я сделала все, чтобы они хорошо спали. Но стоит все же поостеречься.
Комната, куда она привела Жиля, отличалась особым великолепием: шелковые расписанные золотом обои подчеркивали пышную тяжелую меблировку эпохи Ренессанса; суровое великолепие нескольких полотен Эль Греко охраняло большую кровать с колоннами. Незаметно рассматривая удлиненные темные лица, Турнемин не мог не подумать, что они своими осуждающими взглядами явно не одобряли проходившие здесь любовные безумства. Но он приведен был сюда вовсе не для любования живописью.
Возле окна сидела женщина в красном ночном халате, почти негнущимся от серебряного шитья, из-под него белой пеной выбивалось тончайшее белье. Она явно была взволнована от ожидания: непрерывно то скрещивала, то опускала руки, вертела головой, подобно испуганному воробью, и ни на чем не могла остановить свой взгляд.
Когда молодой человек поклонился с должным уважением, Мария-Луиза резко встала.
— Проходите же, сударь, проходите! — воскликнула она по-французски.
— Жду ваших приказаний, Ваше королевское Высочество.
Она сделала нетерпеливый жест.
— Я хотела поговорить. Поболтать с вами, если вам угодно. Не разводить же речей сама с собой перед этой голубой стеной. Оставьте свои воинские обязанности, друг мой, садитесь сюда, — сказала она, указывая на табурет возле своего кресла. — Фьяметта, побудь в соседней комнате, последи, чтобы эти старые сороки не проснулись.
Пока она говорила, Турнемин внимательно изучал принцессу. Он еще никогда не видел ее так близко. Марии-Луизе Пармской, ставшей Марией-Луизой Астурийской, было 33 года. Она подарила своему супругу уже восемь детей, из которых было два близнеца, рожденных ею в сентябре прошлого года, и теперь, по дворцовым слухам, она снова была беременна. Тем не менее она была еще довольно свежа, с восхитительными руками, с цветущей грудью, вовсе не пострадавшей от многочисленных родов, как это сейчас можно было заметить в глубоком вырезе ночной рубашки.
Но ко всему этому примешивался излишне возбужденно то и дело вспыхивающий взгляд, какая-то дьявольская красота, живость и веселость, которых не могли затушить удушье испанских дворцов с их бесчеловечным этикетом. Ее лицо, затронутое уже красноватыми прожилками на щеках и на ноздрях, неумолимо напоминало голову ночной птицы. Это дополнялось излишне округлыми глазами, тонким орлиным носом, который позже, без всякого сомнения, упрется в выдающийся вперед подбородок, ртом, почти лишенным губ, напоминающим тонкую красную черту, почти прямую.
Черные завитые волосы обрамляли это лицо без особой прелести, но не лишенное ума.
Звук закрывшейся двери прервал это изучение.
Жиль оторвал взгляд и уперся глазами в серебряные подвески, выделявшиеся на фоне черных кружев.
Последовало молчание. Теперь принцесса изучала гвардейца.
— Мне сказали, что вы француз и что вы в чине лейтенанта?
Жиль поднял голову. Его холодный голубой взгляд столкнулся со взглядом принцессы.
— Действительно так. Ваше Высочество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109