А что Мари? Она боялась их, потому что не знала, чего от них ждать. До сих пор ее фактически не трогали, если не считать того, что вонзали в нее зубы или когти, чтобы убрать с дороги или заставить есть и пить то, на что она не могла смотреть без тошноты.
Время для лебединого рывка еще не настало.
Мари не могла с ними разговаривать. Когда инкуби разевали зияющие чернотой рты, то ничего, кроме визга или червей, не выходило. Но постепенно она научилась их понимать – во всяком случае, то, чего они от нее хотели.
Они держали ее у себя, потому что хотели умереть.
Когда-то эти красивые демоны, рожденные, чтобы возбуждать в женщинах сексуальную энергию, превратились в чудовищ.
И Мари сознавала, что они это знали.
На этом карнизе в темноте она впервые в жизни поняла, что некоторые существа, совершающие ночные разбои, могут ненавидеть то, что делают.
Инкуби чувствовали в ней великую силу и верили, что она может их уничтожить. Если бы она могла говорить на их языке, то объяснила бы им, что они ошибаются. Таких, как Мари, называли «подающие надежды», что наделе являлось вежливым обозначением неудачника.
Ее известность в Законе основывалась на том простом факте, что ее ожидало большое будущее. Это был аванс, сплошное надувательство – без наполнения. В этом была вся Мари.
От нее ждали, что она совершит нечто эпохальное, и пристально за ней наблюдали. Все хотели, чтобы она была достойна «ожидания». Все кланы в Законе следили за ней с надеждой на «свершение», потому что большинство ведьм владели силой одной, двух, реже трех из пяти возможных каст, в то время как Мари должна была обладать силой всех пяти каст.
Теоретически она являлась ведьмой-воительницей, целительницей, волшебницей, прорицательницей и колдуньей. Потенциально идеальный букет.
В реальности Мари провалила экзамены в колледже и не получала стипендию, потому что не смогла управиться даже с самыми простыми чарами и все вокруг взрывала. Не могла даже свести баланс в своей чековой книжке.
И ее участие в состязании было чем-то вроде потрясания кулаком в воздухе при жесте «я покажу вам». Некой попыткой искупления? Может быть.
Теперь она за это расплачивалась. Инкуби могли никогда не отпустить ее, потому что сами были узниками вечности. Если в сообществе ведьм до сих пор не обнаружили ее местонахождения с помощью магического кристалла, то уже и не обнаружат. Джунгли вокруг гробницы кишмя кишели какими-то людьми, партизанскими отрядами, но они вели войну и, стреляя вокруг храма, никогда не предпринимали попыток войти внутрь. Какая ирония. Никто даже не догадывался о том, какие баталии велись здесь по ночам.
Мари знала, что оборотень не вернется. Как она могла испытывать влечение к столь жестокому существу, бросившему их здесь на произвол судьбы? В Законе шептались, что оборотни по своей природе – не что иное, как дикие звери из ночных кошмаров.
Бауэн Макрив – уж точно. Иначе, почему не вернулся и никого не прислал?
Но может, проклятие уже погубило его? Если он доживет до того момента, когда она выйдет отсюда, то ему мало не покажется. Не имея пока конкретного плана, Мари знала, что его ждет медленная смерть.
Когда инкуби вокруг начали подниматься, Мари закрыла глаза, чтобы забыться, и представила, как будет мстить оборотню.
Бауэн сидел у обжигающей стены пещеры, мучаясь с рукой. С трудом, удерживаясь в вертикальном положении, он твердо решил не поддаваться искушению и не ложиться.
Сквозь марево убийственного жара он смотрел на поджидающего его Огненного дракона, плавающего взад-вперед в лаве.
Когда в единственный уцелевший глаз Бауэна стекал пот, он поднимал руку, чтобы протереть глаз, но кисти не было. Он знал, что ее нет, все время испытывал боль и все же каждый раз рефлекторно пытался ее использовать.
Зверь внутри его отчаянно хотел жить, в то время как сам Бауэн был готов принять «кровавый намек». Более двух недель оставался он взаперти, не в состоянии найти выход из пещеры и способ переправиться через провал. Ему не приходило в голову, что в этой пещере просто нет второго выхода.
Если он не сумеет выбраться отсюда, то, будучи бессмертным, останется вечно прозябать здесь, пока не превратится в собственную тень. И Бауэн знал, что никто не пойдет его искать. Даже изобретательный Лахлан никогда не сможет обнаружить его местонахождение. Его координаты были известны лишь в эзотерических кругах Закона да еще вампиру. Но Себастьян Гневный будет только злорадствовать, зная, что Бауэн страдает.
Его тело было изуродовано, воля сломлена. Лучше шагнуть в огонь. Бороться за жизнь в таких условиях представлялось большей трусостью, чем смерть. Проклятие. Почти два столетия его клан ждал, что он сойдет с дистанции.
«Я хотел забытья. Это и будет способ получить его».
Но он поклялся отомстить вампиру. И мечтал заставить ведьму заплатить за свое поражение. Это она позаботилась о том, чтобы он проиграл состязание. Что до валькирии и вампира, то они всего лишь воспользовались его слабостью, вызванной колдовством Марикеты.
Бауэн полагал, что она вместе с остальной пятеркой давно выбралась из гробницы. И теперь он мучился в заточении, утешая себя мыслями о том сюрпризе, что поджидал их на выходе. Он уничтожил не только их средства передвижения, но и средства связи – коротковолновое радио и спутниковые телефоны.
Но «затруднительное положение», в котором по его вине оказалась ведьма в джунглях, Бауэн не считал достаточной местью зато, что она сотворила с ним. Он потерпел поражение. И это устроила она.
Ему казалось, что он потерял Марию еще раз. Он позволял себе надеяться, представлял, как вернет подругу. И победа была почти в кармане. Но Марикета прокляла его…
Мысли чертовой ведьмы не покидали его. Он пытался вспомнить Марию, но видел только блеск неистовых серых глаз и алые губы. И ненавидел ведьму за это. Он не мог вспомнить лица своей подруги. И когда спал, ему снилась только Марикета.
Бауэн изменил своей суженой в мыслях… и действиях.
Огненный змей заревел, словно торопя Бауэна принять решение. После нескольких попыток Бауэн сумел подняться, качаясь над бездной.
Может, покончить со всем сейчас? Продолжать цепляться за жизнь было трусостью. Он ощутил неожиданный укол совести. Марикета все еще живет…
Какого черта он думает о своем враге?
Но тут его осенило. Когда он смотрел в ее глаза, то чувствовал, как она его околдовывает. Сколько же будут действовать ее чары?
Не могло же одно проклятие подействовать на него так сильно.
Значит, он беспокоился о ней как о своей подруге. Мечтал о ней как о своей суженой. Думал о ней как о «своей», потому что она принудила его к этому своими гадкими колдовскими чарами.
Нужно проучить чертовку, чтобы впредь была осторожнее в своих желаниях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71