Для чего ты снял деньги со счета?
— Это не имеет никакой связи с карточной игрой, — заявил Вилли.
— С какой такой карточной игрой? — насторожился Боццарис.
— А вы обещаете мне забыть обо всех вздорных обвинениях, выдвинутых против меня в этой вашей бумажке, если я все расскажу? Не говоря уже о том досадном недоразумении, что случилось сегодня, тем более что на этот раз я сам стал жертвой бандитского нападения?
— Я не имею права брать на себя подобные серьезные обязательства, — пожал плечами Боццарис.
— В таком случае и я не имею права брать на себя определенные обязательства и сообщить вам сведения о карточной игре.
— Какой карточной игре? — вскинулся Боццарис.
— Какой карточной игре? — передразнил его Вилли.
— О той самой, — буркнул Боццарис. — Сам небось знаешь о какой. Если информация, которую ты мне сообщишь, будет иметь какое-то значение, хотя лично я в этом сомневаюсь, может, мне и придет охота забыть о длинном хвосте преступлений, которые тянутся за тобой, словно шлейф кометы. А также о том, как сегодня ты избивал этого парня. Конечно, если бедняга не отдаст в больнице концы. Сам понимаешь, в этом случае, как ни печально, но тебе, Вилли, придется ответить за убийство.
— Ну а теперь мне можно идти? — спросил Вилли.
— Только если расскажешь мне о карточной игре, — сказал Боццарис.
— Что вы хотите знать?
— Когда?
— Сегодня вечером. Ровно в восемь часов.
— Где?
— У Селии Месколаты.
— Блэк-джек?.
— Нет. Покер.
— Какие ставки?
— Очень высокие.
— Сколько игроков?
— Шестеро.
— М-м-м… — задумчиво протянул Боццарис.
* * *
Откуда-то слышалась музыка.
Как обычно, они после обеда прогуливались по Виа Квисисана, потом остановились выпить по стаканчику на Пьязетта.
И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.
— Кармине? — шепотом позвала она.
— М-м-м?..
— Ты спишь?
— Да.
— Кармине!
— М-м-м?..
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Говорю же тебе, я сплю!
— Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.
— Спи. Что с ним могло случиться?
— Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?
— Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.
— И все же…
— Спи, Стелла!
— Ладно, Кармине. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Стелла.
Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по-итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:
— Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!
— Но какое это имеет значение? — удивился он. — Ведь мы же любим друг друга!
— Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?
— Я попрошу их говорить по-английски, — ответил Кармине.
— Да, конечно… но захотят ли они?
— Непременно захотят, — твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.
Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат — за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски. И не то чтобы она так уж жалела об этом… разве что в такую ночь, как эта, когда она отчаянно тосковала по дому, а в темноте звенела и плакала гитара и чей-то голос пел о том, чего она не могла понять.
— Кармине! — окликнула она.
— М-м-м…
— Кармине, я так хочу домой…
— Спи. Вернемся домой в конце месяца.
— Кармине, а ты разве не тоскуешь по дому?
— Нет.
— А по Льюису ты скучаешь?
— Да. Но не до такой степени.
— А тебе не хотелось бы оказаться дома?
— Разве что в темной комнате, — ворчливо ответил он.
Слушай, спи давай!
* * *
Марио Аззекка жил на Саттон-Плейс в меблированной квартире. В его доме было двое швейцаров — специально для того, чтобы никто не осмелился потревожить покой жильцов и чтобы ни один из этих жильцов не застрял случайно в лифте. Кроме швейцаров, в доме был еще и лифтер, а это означало, что все бастионы были под охраной в любой час дня и ночи.
Поли Секундо, имевший при себе пятьдесят тысяч (все хрустящими стодолларовыми бумажкам) и авиабилет в Неаполь с пересадкой в Риме, появился в квартире Аззекки двадцать минут девятого. Его приветствовал швейцар, предложивший подняться наверх… да, да, сэр, лифт налево… седьмой этаж, сэр, квартира 7Ж, как Жорж.
Марио Аззекка, сидя в гостиной, поджидал, когда заработает фонтан Делакорте. Обычно его включали каждый вечер, в половине девятого, и тогда из него вдруг на добрую сотню метров вырывалась вверх мощная струя воды, и так каждые несколько минут часов до десяти. Из гостиной Аззекки открывался великолепный вид через Ист-Ривер на южную оконечность острова Вест-Фэйр, где когда-то Делакорте воздвиг свой знаменитый фонтан, стоивший ему не меньше чем триста тысяч долларов. Ходили упорные слухи, что фонтан этот обходится еще в добрые двадцать пять тысяч каждый год. Но какое это имело значение, когда фонтан призван был радовать взоры и поражать воображение делегатов ООН. Впрочем, Марио Аззекка никогда бы с этим не согласился. Он искренне и непоколебимо верил, что фонтан был построен исключительно ради его удовольствия. И день за днем он с неослабевающим интересом мог сидеть у окна, наблюдая за феерическим зрелищем, никогда ему не надоедавшим. Это было даже интереснее, чем следить за непрерывным потоком машин, двигавшимся по мосту Куинсборо, что, впрочем, всегда ему нравилось. По правде говоря, появление Поли Секундо всего за несколько минут до того, как сверкающая в свете прожекторов водяная стрела взовьется в ночное небо, даже слегка вывело его из себя.
— Принес деньги? — брюзгливо спросил он.
— Да, принес, — ответил Поли. Поли до сих пор говорил с отчетливым итальянским акцентом, и почему-то это всегда безумно раздражало Аззекку. Будучи сам итальянцем, Аззекка ничего не имел против того, чтобы общаться со своими соплеменниками… иногда. Но он всегда проводил отчетливую черту между этими жирными макаронниками и самим собой… конечно, исключая те случаи, когда они занимали весьма важное положение в Организации. А Поли Секундо был очень важной шишкой. И если уж строго придерживаться законов иерархии (которые под южным солнцем всегда почему-то соблюдаются строже), то, вдруг пришло в голову Аззекке, не мешало бы ему быть чуть-чуть полюбезнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Это не имеет никакой связи с карточной игрой, — заявил Вилли.
— С какой такой карточной игрой? — насторожился Боццарис.
— А вы обещаете мне забыть обо всех вздорных обвинениях, выдвинутых против меня в этой вашей бумажке, если я все расскажу? Не говоря уже о том досадном недоразумении, что случилось сегодня, тем более что на этот раз я сам стал жертвой бандитского нападения?
— Я не имею права брать на себя подобные серьезные обязательства, — пожал плечами Боццарис.
— В таком случае и я не имею права брать на себя определенные обязательства и сообщить вам сведения о карточной игре.
— Какой карточной игре? — вскинулся Боццарис.
— Какой карточной игре? — передразнил его Вилли.
— О той самой, — буркнул Боццарис. — Сам небось знаешь о какой. Если информация, которую ты мне сообщишь, будет иметь какое-то значение, хотя лично я в этом сомневаюсь, может, мне и придет охота забыть о длинном хвосте преступлений, которые тянутся за тобой, словно шлейф кометы. А также о том, как сегодня ты избивал этого парня. Конечно, если бедняга не отдаст в больнице концы. Сам понимаешь, в этом случае, как ни печально, но тебе, Вилли, придется ответить за убийство.
— Ну а теперь мне можно идти? — спросил Вилли.
— Только если расскажешь мне о карточной игре, — сказал Боццарис.
— Что вы хотите знать?
— Когда?
— Сегодня вечером. Ровно в восемь часов.
— Где?
— У Селии Месколаты.
— Блэк-джек?.
— Нет. Покер.
— Какие ставки?
— Очень высокие.
— Сколько игроков?
— Шестеро.
— М-м-м… — задумчиво протянул Боццарис.
* * *
Откуда-то слышалась музыка.
Как обычно, они после обеда прогуливались по Виа Квисисана, потом остановились выпить по стаканчику на Пьязетта.
И теперь, распахнув настежь окна спальни, чтобы впустить свежий ночной ветерок, Стелла напрасно пыталась уснуть. Кто-то неподалеку терзал струны гитары, явно корчась в муках неразделенной любви. К тому же делу отнюдь не помогал оглушительный храп Кармине.
— Кармине? — шепотом позвала она.
— М-м-м?..
— Ты спишь?
— Да.
— Кармине!
— М-м-м?..
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Говорю же тебе, я сплю!
— Кармине, у меня дурное предчувствие. Мне кажется, что-то случилось с Льюисом.
— Спи. Что с ним могло случиться?
— Откуда нам знать, что с ним ничего не произошло?
— Нэнни прекрасно известно, где мы и как нас найти. Если бы что-то случилось, она бы позвонила. Но ведь она не звонила, верно? Поэтому я уверен, что с ним все в порядке.
— И все же…
— Спи, Стелла!
— Ладно, Кармине. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Стелла.
Стелла лежала и слушала, как в темноте рыдала гитара. Жаль, что она не знает ни слова по-итальянски. Тридцать лет назад, когда Кармине предложил ей выйти за него замуж, Стелла простодушно возразила:
— Но, Кармине, ведь я не знаю ни слова по-итальянски!
— Но какое это имеет значение? — удивился он. — Ведь мы же любим друг друга!
— Представь, что к тебе придут твои друзья. Они начнут говорить между собой по-итальянски, а что тогда делать мне?
— Я попрошу их говорить по-английски, — ответил Кармине.
— Да, конечно… но захотят ли они?
— Непременно захотят, — твердо сказал он, выразительно подмигнув ей, и это окончательно убедило Стеллу. Кармине, который был старше ее на целых двадцать лет, уже тогда вызывал ее восхищение тем, что всегда твердо держал свое слово.
Так было и на этот раз. Когда бы его приятели, забывшись, ни переходили в ее присутствии на итальянский, он тут же останавливал их: «Говорите по-английски!» И вот вам результат — за все эти годы Стелла так и не выучила ни слова по-итальянски. И не то чтобы она так уж жалела об этом… разве что в такую ночь, как эта, когда она отчаянно тосковала по дому, а в темноте звенела и плакала гитара и чей-то голос пел о том, чего она не могла понять.
— Кармине! — окликнула она.
— М-м-м…
— Кармине, я так хочу домой…
— Спи. Вернемся домой в конце месяца.
— Кармине, а ты разве не тоскуешь по дому?
— Нет.
— А по Льюису ты скучаешь?
— Да. Но не до такой степени.
— А тебе не хотелось бы оказаться дома?
— Разве что в темной комнате, — ворчливо ответил он.
Слушай, спи давай!
* * *
Марио Аззекка жил на Саттон-Плейс в меблированной квартире. В его доме было двое швейцаров — специально для того, чтобы никто не осмелился потревожить покой жильцов и чтобы ни один из этих жильцов не застрял случайно в лифте. Кроме швейцаров, в доме был еще и лифтер, а это означало, что все бастионы были под охраной в любой час дня и ночи.
Поли Секундо, имевший при себе пятьдесят тысяч (все хрустящими стодолларовыми бумажкам) и авиабилет в Неаполь с пересадкой в Риме, появился в квартире Аззекки двадцать минут девятого. Его приветствовал швейцар, предложивший подняться наверх… да, да, сэр, лифт налево… седьмой этаж, сэр, квартира 7Ж, как Жорж.
Марио Аззекка, сидя в гостиной, поджидал, когда заработает фонтан Делакорте. Обычно его включали каждый вечер, в половине девятого, и тогда из него вдруг на добрую сотню метров вырывалась вверх мощная струя воды, и так каждые несколько минут часов до десяти. Из гостиной Аззекки открывался великолепный вид через Ист-Ривер на южную оконечность острова Вест-Фэйр, где когда-то Делакорте воздвиг свой знаменитый фонтан, стоивший ему не меньше чем триста тысяч долларов. Ходили упорные слухи, что фонтан этот обходится еще в добрые двадцать пять тысяч каждый год. Но какое это имело значение, когда фонтан призван был радовать взоры и поражать воображение делегатов ООН. Впрочем, Марио Аззекка никогда бы с этим не согласился. Он искренне и непоколебимо верил, что фонтан был построен исключительно ради его удовольствия. И день за днем он с неослабевающим интересом мог сидеть у окна, наблюдая за феерическим зрелищем, никогда ему не надоедавшим. Это было даже интереснее, чем следить за непрерывным потоком машин, двигавшимся по мосту Куинсборо, что, впрочем, всегда ему нравилось. По правде говоря, появление Поли Секундо всего за несколько минут до того, как сверкающая в свете прожекторов водяная стрела взовьется в ночное небо, даже слегка вывело его из себя.
— Принес деньги? — брюзгливо спросил он.
— Да, принес, — ответил Поли. Поли до сих пор говорил с отчетливым итальянским акцентом, и почему-то это всегда безумно раздражало Аззекку. Будучи сам итальянцем, Аззекка ничего не имел против того, чтобы общаться со своими соплеменниками… иногда. Но он всегда проводил отчетливую черту между этими жирными макаронниками и самим собой… конечно, исключая те случаи, когда они занимали весьма важное положение в Организации. А Поли Секундо был очень важной шишкой. И если уж строго придерживаться законов иерархии (которые под южным солнцем всегда почему-то соблюдаются строже), то, вдруг пришло в голову Аззекке, не мешало бы ему быть чуть-чуть полюбезнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47