Она чаще жаловалась, чаще просила судно и однажды, когда сестра замешкалась, намочила постель, подобно прочим бабуням, редко упускавшим такой случай.
Долгими часами бабуня обдумывала свое положение. Дежурные утренние фразы врача: «Ну, как у нас нынче бабуня Тэйлор? Все небось корпите над завеща...» – обрывались на полуслове при взгляде в ее умные, спокойные глаза. Она, увы, ненавидела эти обходы, как ненавидела и причесывание, когда неизменно говорилось, что больше шестнадцати ей не дашь, но про себя она решила, что пусть так, что такова, вот именно, воля божья. Еще она думала, что все могло быть куда хуже, и жалела новопришельцев, новорожденных: им-то в старости, богатым и нищим, образованным и невежественным – всем и всяким предстоит обязательная богадельня, а уж это, будьте уверены, каждый гражданин Соединенного королевства примет как должное; и грядет время, когда все дедушки и бабушки, как один, перейдут на попечение государства, разве что по милости божьей приимут покой во цвете лет.
Мисс Дорин Валвона прекрасно читала, в целой палате у нее было самое лучшее зрение. Каждое утро, в одиннадцать, она всем зачитывала гороскопы из газеты, подоткнув ее поближе к своему бурому носу и к спрятанным за очками черным глазам, унаследованным от итальянца-отца. Кто под каким знаком родился – это она знала наизусть.
– Бабуня Грин – Дева, – говорила она. – «Нужный вам день для смелых предприятий. Не смущаясь, входите в тесные деловые отношения. Смело принимайте гостей».
– Прочтите-ка еще раз, а то я не вдела аппарат.
– Ну уж теперь подождите. Следующая бабуня Дункан. Бабуня Дункан – Скорпион. «Сегодня не жалейте сил на свои замыслы. Вам будет весело и радостно, и бодрость вас не оставит».
Бабуня Валвона целый день помнила все предсказания, и если, что-нибудь сбывалось, то напоминала их, так что когда дама Летти Колстон посетила бабуню Тэйлор, их старинного домочадца, то бабуня Валвона принялась торжествовать:
– А какой я вам правильный прочла гороскоп? Ну-ка, послушайте, еще раз прочту. Бабуня Тэйлор – Близнецы. «Вы сегодня в изумительной форме. Передзнаменовается черезвычайно интенксивное социальное общение».
– Предзнаменуется, – сказала мисс Тэйлор. – Пред. а не перед.
Бабуня Валвона снова заглянула в газету и прочитала по слогам: «Пе-ред-зна-меновается».
Мисс Тэйлор сдалась и пробормотала: «А, ну да».
– Так чего? – сказала бабуня Валвона. – Разве не потрясающее предсказание? «Вы сегодня в изумительной форме. Черезвычайно интенксивное перед...» И вы скажете, бабуня Тэйлор, вам не предсказана ваша посетительница?
– Предсказана, конечно предсказана, бабуня Валвона.
– Тоже мне дама! – сказала шустренькая сестричка, которая никак не могла понять, почему бабуня Тэйлор так уж прямо всерьез именовала свою посетительницу «дама Летти». Она слыхала про дам в шутку и видела их в кино.
– Погодите-ка, сестра, я вам ваш гороскоп тоже найду. Вы в каком месяце родились?
– Ой, бабуня Валвоня, я пошла. Я то старшая застукает, что я не на месте.
– Только не называйте меня, пожалуйста, Валвоня, я Валвона. Кончается на "а".
– А-а, – сказала сестричка и вприпрыжку удалилась.
* * *
– Тэйлор была сегодня в отличной форме, – сообщила дама Летти своему брату.
– А ты навестила Тэйлор? Это с твоей стороны очень, – сказал Годфри. – Только вид у тебя усталый, надеюсь, ты не слишком утомилась.
– И знаешь, у меня было такое ощущение, что мне бы на ее место. Как все-таки в наши дни замечательно устроились неимущие классы. Центральное отопление, что надо, все есть, кругом люди.
– И действительно симпатичный народ?
– Где – в палате Тэйлор? Ну как – выглядят прекрасно, очень опрятный вид. Тэйлор всегда всем довольна, прямо не нарадуется. Да еще бы она была недовольна.
– Физические способности все при ней? – задал Годфри свой любимый, всегда волновавший его вопрос.
– Разумеется. Она спрашивала про тебя и Чармиан. Ну, когда речь зашла о Чармиан, она, конечно, слегка всплакнула. Конечно же: ведь она обожала Чармиан.
Годфри пристально поглядел на нее.
– Что-то ты мне не нравишься, Летти.
– Вздор и чепуха. Я сегодня в отличной форме. В жизни лучше себя не чувствовала.
– По-моему, не надо тебе возвращаться в Хампстед, – сказал он.
– После чая поеду. Я распорядилась, все организовала и поеду после чая.
– Тебе тут звонили, – сказал Годфри.
– Кто, кто мне звонил?
– Да тот самый.
– Вот как? Ты сообщил в уголовный розыск?
– Сообщил. Вообще-то они собирались заехать сегодня к вечеру поговорить с нами. Кое-что их в этом деле определенно смущает.
– Что этот тип сказал? Что он сказал?
– Летти, держи себя в руках. Ты прекрасно знаешь, что он сказал.
– После чая я еду к себе в Хампстед, – сказала Летти.
– Но из уголовного розыска...
– Скажи им, что я вернулась к себе на квартиру.
Нетвердым шагом вошла Чармиан.
– А, Тэйлор, хорошо прогулялись? Кажется, вы сегодня в отличной форме.
– Миссис Энтони запаздывает с чаем, – сказала Летти, подвинув кресло спинкой к Чармиан.
– Не надо бы там тебе оставаться одной на ночь, сказал Годфри. – Позвони-ка ты Лизе Брук и предложи ей пожить у тебя денек-другой. Полиция скоро отыщет этого субчика.
– Шла бы твоя Лиза Брук ко всем чертям, – сказала дама Летти; и очень веско прозвучала бы эта фраза, будь она сказана всерьез, ибо Лиза Брук несколько минут как умерла, что и выяснил Годфри на другое утро, читая некрологи в «Таймс».
Глава третья
Лиза Брук умерла на семьдесят третьем году жизни, после второго инсульта. Умирала она девять месяцев и, в точности говоря, лишь за год до смерти, чувствуя себя не бог весь как, решила преобразить свою жизнь: она вспомнила, сколь она еще привлекательна, и предложила господу, которому все дары угодны, свой новейший дар – свое воздержание.
В церкви при крематории Годфри прошествовал к нужной скамье, и ему даже в голову не пришло, что он не один здесь любовник Лизы. Он и про себя-то не вспомнил, что был ее любовником, потому что любовником ее он был отнюдь не в Англии, а только в Испании и в Бельгии, и к тому же был теперь занят подсчетами. Всего пришло на похороны шестнадцать человек. С первого внимательного взгляда было очевидно, что пятеро их них – Лизина родня. Среди остальных одиннадцати Годфри отчислил Лизиного поверенного, ее экономку, ее финансиста. Еще Летти только что приехала. Плюс он сам. Оставалось шесть, из них один ему был знаком, все наверняка прихлебатели, и он был рад, что иссяк наконец источник живых денег. Ведь ее же грабили год за годом, ну, среди бела дня, и сколько раз он Лизе говорил. «Шестилетний, – говорил он, – ребенок нарисует лучше» – это когда она показывала ему какую-нибудь мазню, новейшее безобразие из-под кисти очередного поклонника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Долгими часами бабуня обдумывала свое положение. Дежурные утренние фразы врача: «Ну, как у нас нынче бабуня Тэйлор? Все небось корпите над завеща...» – обрывались на полуслове при взгляде в ее умные, спокойные глаза. Она, увы, ненавидела эти обходы, как ненавидела и причесывание, когда неизменно говорилось, что больше шестнадцати ей не дашь, но про себя она решила, что пусть так, что такова, вот именно, воля божья. Еще она думала, что все могло быть куда хуже, и жалела новопришельцев, новорожденных: им-то в старости, богатым и нищим, образованным и невежественным – всем и всяким предстоит обязательная богадельня, а уж это, будьте уверены, каждый гражданин Соединенного королевства примет как должное; и грядет время, когда все дедушки и бабушки, как один, перейдут на попечение государства, разве что по милости божьей приимут покой во цвете лет.
Мисс Дорин Валвона прекрасно читала, в целой палате у нее было самое лучшее зрение. Каждое утро, в одиннадцать, она всем зачитывала гороскопы из газеты, подоткнув ее поближе к своему бурому носу и к спрятанным за очками черным глазам, унаследованным от итальянца-отца. Кто под каким знаком родился – это она знала наизусть.
– Бабуня Грин – Дева, – говорила она. – «Нужный вам день для смелых предприятий. Не смущаясь, входите в тесные деловые отношения. Смело принимайте гостей».
– Прочтите-ка еще раз, а то я не вдела аппарат.
– Ну уж теперь подождите. Следующая бабуня Дункан. Бабуня Дункан – Скорпион. «Сегодня не жалейте сил на свои замыслы. Вам будет весело и радостно, и бодрость вас не оставит».
Бабуня Валвона целый день помнила все предсказания, и если, что-нибудь сбывалось, то напоминала их, так что когда дама Летти Колстон посетила бабуню Тэйлор, их старинного домочадца, то бабуня Валвона принялась торжествовать:
– А какой я вам правильный прочла гороскоп? Ну-ка, послушайте, еще раз прочту. Бабуня Тэйлор – Близнецы. «Вы сегодня в изумительной форме. Передзнаменовается черезвычайно интенксивное социальное общение».
– Предзнаменуется, – сказала мисс Тэйлор. – Пред. а не перед.
Бабуня Валвона снова заглянула в газету и прочитала по слогам: «Пе-ред-зна-меновается».
Мисс Тэйлор сдалась и пробормотала: «А, ну да».
– Так чего? – сказала бабуня Валвона. – Разве не потрясающее предсказание? «Вы сегодня в изумительной форме. Черезвычайно интенксивное перед...» И вы скажете, бабуня Тэйлор, вам не предсказана ваша посетительница?
– Предсказана, конечно предсказана, бабуня Валвона.
– Тоже мне дама! – сказала шустренькая сестричка, которая никак не могла понять, почему бабуня Тэйлор так уж прямо всерьез именовала свою посетительницу «дама Летти». Она слыхала про дам в шутку и видела их в кино.
– Погодите-ка, сестра, я вам ваш гороскоп тоже найду. Вы в каком месяце родились?
– Ой, бабуня Валвоня, я пошла. Я то старшая застукает, что я не на месте.
– Только не называйте меня, пожалуйста, Валвоня, я Валвона. Кончается на "а".
– А-а, – сказала сестричка и вприпрыжку удалилась.
* * *
– Тэйлор была сегодня в отличной форме, – сообщила дама Летти своему брату.
– А ты навестила Тэйлор? Это с твоей стороны очень, – сказал Годфри. – Только вид у тебя усталый, надеюсь, ты не слишком утомилась.
– И знаешь, у меня было такое ощущение, что мне бы на ее место. Как все-таки в наши дни замечательно устроились неимущие классы. Центральное отопление, что надо, все есть, кругом люди.
– И действительно симпатичный народ?
– Где – в палате Тэйлор? Ну как – выглядят прекрасно, очень опрятный вид. Тэйлор всегда всем довольна, прямо не нарадуется. Да еще бы она была недовольна.
– Физические способности все при ней? – задал Годфри свой любимый, всегда волновавший его вопрос.
– Разумеется. Она спрашивала про тебя и Чармиан. Ну, когда речь зашла о Чармиан, она, конечно, слегка всплакнула. Конечно же: ведь она обожала Чармиан.
Годфри пристально поглядел на нее.
– Что-то ты мне не нравишься, Летти.
– Вздор и чепуха. Я сегодня в отличной форме. В жизни лучше себя не чувствовала.
– По-моему, не надо тебе возвращаться в Хампстед, – сказал он.
– После чая поеду. Я распорядилась, все организовала и поеду после чая.
– Тебе тут звонили, – сказал Годфри.
– Кто, кто мне звонил?
– Да тот самый.
– Вот как? Ты сообщил в уголовный розыск?
– Сообщил. Вообще-то они собирались заехать сегодня к вечеру поговорить с нами. Кое-что их в этом деле определенно смущает.
– Что этот тип сказал? Что он сказал?
– Летти, держи себя в руках. Ты прекрасно знаешь, что он сказал.
– После чая я еду к себе в Хампстед, – сказала Летти.
– Но из уголовного розыска...
– Скажи им, что я вернулась к себе на квартиру.
Нетвердым шагом вошла Чармиан.
– А, Тэйлор, хорошо прогулялись? Кажется, вы сегодня в отличной форме.
– Миссис Энтони запаздывает с чаем, – сказала Летти, подвинув кресло спинкой к Чармиан.
– Не надо бы там тебе оставаться одной на ночь, сказал Годфри. – Позвони-ка ты Лизе Брук и предложи ей пожить у тебя денек-другой. Полиция скоро отыщет этого субчика.
– Шла бы твоя Лиза Брук ко всем чертям, – сказала дама Летти; и очень веско прозвучала бы эта фраза, будь она сказана всерьез, ибо Лиза Брук несколько минут как умерла, что и выяснил Годфри на другое утро, читая некрологи в «Таймс».
Глава третья
Лиза Брук умерла на семьдесят третьем году жизни, после второго инсульта. Умирала она девять месяцев и, в точности говоря, лишь за год до смерти, чувствуя себя не бог весь как, решила преобразить свою жизнь: она вспомнила, сколь она еще привлекательна, и предложила господу, которому все дары угодны, свой новейший дар – свое воздержание.
В церкви при крематории Годфри прошествовал к нужной скамье, и ему даже в голову не пришло, что он не один здесь любовник Лизы. Он и про себя-то не вспомнил, что был ее любовником, потому что любовником ее он был отнюдь не в Англии, а только в Испании и в Бельгии, и к тому же был теперь занят подсчетами. Всего пришло на похороны шестнадцать человек. С первого внимательного взгляда было очевидно, что пятеро их них – Лизина родня. Среди остальных одиннадцати Годфри отчислил Лизиного поверенного, ее экономку, ее финансиста. Еще Летти только что приехала. Плюс он сам. Оставалось шесть, из них один ему был знаком, все наверняка прихлебатели, и он был рад, что иссяк наконец источник живых денег. Ведь ее же грабили год за годом, ну, среди бела дня, и сколько раз он Лизе говорил. «Шестилетний, – говорил он, – ребенок нарисует лучше» – это когда она показывала ему какую-нибудь мазню, новейшее безобразие из-под кисти очередного поклонника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53