У нас последним оказался Эван. Он съежился и вцепился в карманы Лозенвольдта, которому это явно не понравилось.
Мы ехали по длинному подземному коридору, стены которого были побелены на высоту полутора метров. Выше шла ярко-красная полоса шириной сантиметров в пять, а над ней была только скала.
Конрад спросил у Лозенвольдта, что означает эта красная полоса. Он вынужден был повторить свой вопрос дважды, инженер не спешил с ответом.
— Это отметка для проходчиков. Опорная линия. Ориентируясь по ней, копают на этом же уровне.
Мы проехали еще километра три и остановились. Стало немного тише, и Лозенвольдт сказал:
— Выходим. Дальше пойдем пешком.
Мы выгрузились. Горняки пошли вперед, а Лозенвольдт все с той же неохотой обратился к нам:
— Посмотрите вверх. Это электропроводка.
Светильники, подвешенные на равном расстоянии друг от друга, озаряли штольню.
— Кроме того, — продолжал Лозенвольдт, — кабель питает вагонетки. Они движутся гораздо быстрее тех, на которых мы ехали. По этой большой трубе в шахту подается воздух, компрессоры расположены на поверхности.
Мы слушали его, как ученики учителя. Когда он окончил свою затверженную наизусть лекцию, он повернулся на каблуках и пошел в глубину штольни.
Мы двинулись за ним.
Вскоре мы встретили группу негров, которые шли в противоположном направлении, на комбинезоны были накинуты теплые куртки.
— Зачем им куртки? — спросил Родерик.
— Там, дальше, будет очень жарко, — ответил Лозенвольдт, — можно простудиться.
Эван понимающе кивнул головой.
Мы дошли до места, где штольня расширялась, образуя камеру; от нее вправо уходил другой коридор. Здесь стояла еще одна группа шахтеров в куртках, мастер проводил перекличку.
— Они закончили смену, — с ненавистью в голосе сообщил Лозенвольдт. — Их проверяют по списку, чтобы не выстрелить, пока все не уйдут.
— То есть как «выстрелить»? — удивился Конрад.
— Так называют подрыв породы, — наш эксперт презрительно посмотрел на него. — Киркой тут много не наработаешь.
— Но ведь это золотой рудник, дорогуша. Разве для того, чтобы добыть золото, нужно взрывать породу? Я думал, что просто копают песок, гравий, а потом просеивают.
Лозенвольдт бросил уничтожающий взгляд.
— Может, в Калифорнии или на Аляске оно и так, но здесь по-другому. В Южной Африке золото не лежит на поверхности. Тут сплошная скала. Чтобы добыть золото, скалу нужно разрушить, вывезти на поверхность и подвергнуть обработке; мы получаем из трех тонн породы одну унцию золота.
Это нас поразило. Дэн открыл рот.
— На некоторых рудниках в районе Одендаалсруса, — продолжал Лозенвольдт, — получают унцию с полутора тонн. Это на самых богатых. Но есть и такие, которые дают унцию с трех с половиной и даже четырех тонн.
— А в той штольне, по которой мы проехали, все золото уже добыто? — поинтересовался Родерик, за что получил очередной презрительный взгляд.
Еще чего! Кто же ведет штольню через золотоносную породу? Это транспортный туннель. Он ведет к тем пластам, где золото есть. Кстати, оно залегает на глубине тысячи двухсот метров.
— Боже мой! — воскликнул Конрад, выразив этим наши общие чувства.
Лозенвольдт продолжал свою лекцию. Он по-прежнему был невыносим, но слушали мы его с огромным интересом.
— Золотоносный слой, или жила, очень тонок. Этот пласт металла проходит с севера на юг. Самый глубокий его участок находится под Уэлком. Это около двадцати километров в длину и двенадцати в ширину. Толщина пласта не больше девяти-десяти сантиметров, но в этом руднике она достигает тридцати двух с половиной сантиметров.
— Неужели все это окупается? Столько сил и оборудования — и так мало золота?
— Окупается, — коротко ответил Лозенвольдт, — иначе бы нас тут не было.
По-моему, этот ответ означал, что производство безусловно себя оправдывает. Более того, раз ван Хурен может позволить себе столь роскошную жизнь, оно приносит огромную прибыль, думал я.
Общество Лозенвольдта не располагало к светской болтовне. Даже командирские замашки Эвана куда-то исчезли. Еще в лифте мне показалось, что ему не по себе, а теперь и подавно было видно, что он не может забыть о миллионах тонн скалы у нас над головой.
— Прошу включить лампы. Сейчас вы увидите, как выглядит проходка в скале.
Некоторое время мы шли прямо, потом повернули направо. Шум работающих механизмов нарастал.
— Что это? — спросил Эван.
— Частью вентиляция, частью буры, — бросил через плечо Лозенвольдт.
Светильники скоро кончились, но нам освещали путь наши фонари.
Впереди мы увидели свет еще трех.
Здесь не было аккуратной побелки, не было и красней линии. Стены были серыми и неровными.
Вентиляционная труба здесь заканчивалась: из широкого раструба вырывался поток воздуха. Этому звуку вторил доносящийся откуда-то визг сверл, настолько острый и пронзительный, что ушам становилось больно. Шума было больше, чем в шести дискотеках, вместе взятых.
Три шахтера, стоя на деревянном помосте, сверлили отверстия на высоте двух с половиной метров. Свет наших фонарей ложился на блестящую черную кожу, ткань тонких штанов и курток. Только на этих рабочих не было толстых белых комбинезонов.
Некоторое время мы наблюдали за их работой; Эван пытался о чем-то спросить, но понять его смог бы лишь человек, читающий по губам.
Лозенвольдт стоял с каменным лицом. Немного погодя он дал знак возвращаться. Мы с облегчением уходили от этого чудовищного шума. Когда мы достигли места, где кончалась труба воздуховода, я остановился, выключил лампу и посмотрел назад. Троица стояла на помосте, изолированная от мира грохотом, полностью сосредоточенная на работе, освещенная, как глубоководные рыбы, огоньками своих фонариков. Я повернусь и уйду, а за их спинами вновь наступит ночь. Три дьявола, стучащиеся в ад...
Лозенвольдт продолжал свои объяснения.
— Эти люди, — сказал он, — бурят отверстия глубиной около двух метров сверлами с твердосплавной коронкой. Здесь, — он ткнул пальцем, — такие же сверла.
Мы увидели под стеной груду металлических стержней, которые я сначала принял за трубы. Это были пустотелые железки диаметром около пяти сантиметров с напайкой на торце.
— Сверла приходится каждый день поднимать на заточку, — пояснил Лозенвольдт.
Мы, как совы, кивали головами.
— Эти трое заканчивают сегодняшнюю работу. Они сделали необходимое число отверстий во фронтальной стене забоя. В эти отверстия заложат взрывчатку. После взрыва породу вывезут на поверхность, а проходчики будут бурить новые отверстия. Мы продвигаемся вперед на два с половиной метра в сутки.
Эван прислонился к стене и дрожащей рукой вытер лоб, который мог поспорить со лбом самого Клиффорда Уэнкинса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Мы ехали по длинному подземному коридору, стены которого были побелены на высоту полутора метров. Выше шла ярко-красная полоса шириной сантиметров в пять, а над ней была только скала.
Конрад спросил у Лозенвольдта, что означает эта красная полоса. Он вынужден был повторить свой вопрос дважды, инженер не спешил с ответом.
— Это отметка для проходчиков. Опорная линия. Ориентируясь по ней, копают на этом же уровне.
Мы проехали еще километра три и остановились. Стало немного тише, и Лозенвольдт сказал:
— Выходим. Дальше пойдем пешком.
Мы выгрузились. Горняки пошли вперед, а Лозенвольдт все с той же неохотой обратился к нам:
— Посмотрите вверх. Это электропроводка.
Светильники, подвешенные на равном расстоянии друг от друга, озаряли штольню.
— Кроме того, — продолжал Лозенвольдт, — кабель питает вагонетки. Они движутся гораздо быстрее тех, на которых мы ехали. По этой большой трубе в шахту подается воздух, компрессоры расположены на поверхности.
Мы слушали его, как ученики учителя. Когда он окончил свою затверженную наизусть лекцию, он повернулся на каблуках и пошел в глубину штольни.
Мы двинулись за ним.
Вскоре мы встретили группу негров, которые шли в противоположном направлении, на комбинезоны были накинуты теплые куртки.
— Зачем им куртки? — спросил Родерик.
— Там, дальше, будет очень жарко, — ответил Лозенвольдт, — можно простудиться.
Эван понимающе кивнул головой.
Мы дошли до места, где штольня расширялась, образуя камеру; от нее вправо уходил другой коридор. Здесь стояла еще одна группа шахтеров в куртках, мастер проводил перекличку.
— Они закончили смену, — с ненавистью в голосе сообщил Лозенвольдт. — Их проверяют по списку, чтобы не выстрелить, пока все не уйдут.
— То есть как «выстрелить»? — удивился Конрад.
— Так называют подрыв породы, — наш эксперт презрительно посмотрел на него. — Киркой тут много не наработаешь.
— Но ведь это золотой рудник, дорогуша. Разве для того, чтобы добыть золото, нужно взрывать породу? Я думал, что просто копают песок, гравий, а потом просеивают.
Лозенвольдт бросил уничтожающий взгляд.
— Может, в Калифорнии или на Аляске оно и так, но здесь по-другому. В Южной Африке золото не лежит на поверхности. Тут сплошная скала. Чтобы добыть золото, скалу нужно разрушить, вывезти на поверхность и подвергнуть обработке; мы получаем из трех тонн породы одну унцию золота.
Это нас поразило. Дэн открыл рот.
— На некоторых рудниках в районе Одендаалсруса, — продолжал Лозенвольдт, — получают унцию с полутора тонн. Это на самых богатых. Но есть и такие, которые дают унцию с трех с половиной и даже четырех тонн.
— А в той штольне, по которой мы проехали, все золото уже добыто? — поинтересовался Родерик, за что получил очередной презрительный взгляд.
Еще чего! Кто же ведет штольню через золотоносную породу? Это транспортный туннель. Он ведет к тем пластам, где золото есть. Кстати, оно залегает на глубине тысячи двухсот метров.
— Боже мой! — воскликнул Конрад, выразив этим наши общие чувства.
Лозенвольдт продолжал свою лекцию. Он по-прежнему был невыносим, но слушали мы его с огромным интересом.
— Золотоносный слой, или жила, очень тонок. Этот пласт металла проходит с севера на юг. Самый глубокий его участок находится под Уэлком. Это около двадцати километров в длину и двенадцати в ширину. Толщина пласта не больше девяти-десяти сантиметров, но в этом руднике она достигает тридцати двух с половиной сантиметров.
— Неужели все это окупается? Столько сил и оборудования — и так мало золота?
— Окупается, — коротко ответил Лозенвольдт, — иначе бы нас тут не было.
По-моему, этот ответ означал, что производство безусловно себя оправдывает. Более того, раз ван Хурен может позволить себе столь роскошную жизнь, оно приносит огромную прибыль, думал я.
Общество Лозенвольдта не располагало к светской болтовне. Даже командирские замашки Эвана куда-то исчезли. Еще в лифте мне показалось, что ему не по себе, а теперь и подавно было видно, что он не может забыть о миллионах тонн скалы у нас над головой.
— Прошу включить лампы. Сейчас вы увидите, как выглядит проходка в скале.
Некоторое время мы шли прямо, потом повернули направо. Шум работающих механизмов нарастал.
— Что это? — спросил Эван.
— Частью вентиляция, частью буры, — бросил через плечо Лозенвольдт.
Светильники скоро кончились, но нам освещали путь наши фонари.
Впереди мы увидели свет еще трех.
Здесь не было аккуратной побелки, не было и красней линии. Стены были серыми и неровными.
Вентиляционная труба здесь заканчивалась: из широкого раструба вырывался поток воздуха. Этому звуку вторил доносящийся откуда-то визг сверл, настолько острый и пронзительный, что ушам становилось больно. Шума было больше, чем в шести дискотеках, вместе взятых.
Три шахтера, стоя на деревянном помосте, сверлили отверстия на высоте двух с половиной метров. Свет наших фонарей ложился на блестящую черную кожу, ткань тонких штанов и курток. Только на этих рабочих не было толстых белых комбинезонов.
Некоторое время мы наблюдали за их работой; Эван пытался о чем-то спросить, но понять его смог бы лишь человек, читающий по губам.
Лозенвольдт стоял с каменным лицом. Немного погодя он дал знак возвращаться. Мы с облегчением уходили от этого чудовищного шума. Когда мы достигли места, где кончалась труба воздуховода, я остановился, выключил лампу и посмотрел назад. Троица стояла на помосте, изолированная от мира грохотом, полностью сосредоточенная на работе, освещенная, как глубоководные рыбы, огоньками своих фонариков. Я повернусь и уйду, а за их спинами вновь наступит ночь. Три дьявола, стучащиеся в ад...
Лозенвольдт продолжал свои объяснения.
— Эти люди, — сказал он, — бурят отверстия глубиной около двух метров сверлами с твердосплавной коронкой. Здесь, — он ткнул пальцем, — такие же сверла.
Мы увидели под стеной груду металлических стержней, которые я сначала принял за трубы. Это были пустотелые железки диаметром около пяти сантиметров с напайкой на торце.
— Сверла приходится каждый день поднимать на заточку, — пояснил Лозенвольдт.
Мы, как совы, кивали головами.
— Эти трое заканчивают сегодняшнюю работу. Они сделали необходимое число отверстий во фронтальной стене забоя. В эти отверстия заложат взрывчатку. После взрыва породу вывезут на поверхность, а проходчики будут бурить новые отверстия. Мы продвигаемся вперед на два с половиной метра в сутки.
Эван прислонился к стене и дрожащей рукой вытер лоб, который мог поспорить со лбом самого Клиффорда Уэнкинса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41