— сказал он.
— Он нас не услышит.
— Все равно... Может быть, пойдем к вам?
— Как скажете, — согласился я. Мы поднялись в номер. Корты были видны из окна, но нас оттуда видно не было.
Аркнольд, как до этого Конрад, уселся в самое удобное кресло. Видимо, подсознательно он считал себя значительней меня. На его грубо слепленном лице невозможно было проследить тонкие смены настроения. Ни челюсть, ни глаза не говорили, напряжен он или расслаблен. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Он казался мне то агрессивным, то озабоченным. Видимо, он еще не решил, нападать ему или попытаться договориться мирно.
— Я хочу спросить у вас вот о чем, — сказал он.
— Что вы намерены сказать миссис Кейсвел, когда вернетесь в Англию?
— Я еще не знаю.
Он дернул головой, как рассерженный бульдог.
— Не говорите ей, чтобы сменила тренера.
— А почему, собственно?
— Потому что я делаю все, что только возможно.
— Конечно, — согласился я, — лошади выглядят великолепно, правда, бегают ужасно.
— Я не виноват, что они проигрывают, — сказал он уныло. — Скажите ей это. Скажите ей, что я не виноват.
— Если миссис Кейсвел заберет у вас лошадей, вы потеряете довольно большие деньги. Но кроме этого, вы потеряете репутацию. Вдобавок угроза судебного расследования.
— Что вы имеете в виду?
Я перебил его.
— Для начала вы должны избавиться от смотрителя, — сказал я.
Не скажу, что он остолбенел, но челюсть у него отвисла.
— Если вы уволите Барти, — продолжал я, — я, возможно, скажу миссис Кейсвел, чтобы она оставила лошадей в вашей конюшне.
Последовала долгая пауза, в течение которой он приходил в себя. На место агрессивности пришла усталость, смешанная с ощутимой горечью поражения.
— Я не могу этого сделать, — сказал он, даже не выгораживая своего старшего конюха.
— Вы боитесь, что он что-то расскажет и вас вычеркнут из списков клуба? Или все дело в деньгах?
— Я бы попросил вас...
— Я рекомендую расстаться с ним до моего отъезда, — сказал я с вежливой улыбкой.
Он тяжело поднялся и, глубоко вздохнув, выругался. Это был поток почти неразличимых слов; по выражению его лица трудно было понять, ругательства это или мольба о помощи.
Потом он посмотрел в окно, убедился, что Дэн все еще играет, и, не попрощавшись, выскочил из комнаты. Как будто его припекло, причем с трех сторон сразу, подумал я, и даже почувствовал что-то вроде сострадания.
* * *
Я вернулся на террасу, где увидел Уэнкинса, разыскивающего меня среди читающих газеты постояльцев отеля.
— Мистер Уэнкинс! — окликнул я его.
Он затравленно оглянулся и двинулся навстречу, налетая на стулья и столики.
— Здравствуйте... Линк, — произнес он и поднял руку, оставаясь на внушительном расстоянии. Я сделал ответный жест рукой, подумав, что, вероятно, какой-то смельчак рассказал ему, как от него разит потом.
Мы сели за столик под желто-белым зонтиком, после чего Уэнкинс согласился... Ну, ладно... разве что... выпить стаканчик пива. Из внутреннего кармана пиджака он вынул пачку бумаг и стал просматривать их. Похоже, это занятие помогло ему успокоиться.
«Уорлдис»... э-э... дирекция решила... ей кажется, что будет лучше, если прием состоится перед показом фильма...
Я сразу понял, в чем дело. Они боятся, что во время сеанса я сбегу.
Здесь... вот, пожалуйста... список приглашенных гостей... то есть лиц, приглашенных дирекцией... А вот... сейчас найду... список представителей прессы... А это... вот лица, которые купили билеты на прием и на фильм... Мы старались, но... сами видите, сколько их... возможно, будет тесно...
Он немилосердно потел и все время вытирал лоб большим белым носовым платком. Но скандалить не имело смысла. Я сам заварил эту кашу, а, кроме того, я должен быть признателен людям, которые хлопочут ради меня.
— Ну так вот... не могли бы вы... то есть, не согласились бы... осталось немного билетов... они дороже... по двадцать рэндов.
— Двадцать рэндов? — удивился я. — Но это очень дорого!
— Это на благотворительные цели, — заверил он, — понимаете...
— На какие именно?
— У меня записано... есть список... не помню, где...
— Он стал искать по карманам, но ничего не нашел.
— Ну, что поделаешь... во всяком случае, это доброе дело... и, понимаете... «Уорлдис»... дирекция просит вашего согласия на рекламу... билетов довольно много...
— Отпадает.
— Я говорил... мне приказали... но, что там... — он совсем потух.
— Где состоится прием? — спросил я.
— Минуточку... да... напротив кинотеатра «Уайдуорлд», в отеле «Клиппспрингер Хайгтс»... это очень хороший зал... вот увидите... это один из лучших отелей Иоганнесбурга.
— Отлично. Я вернусь во вторник вечером, скажем, около шести. Позвоните мне, и мы обсудим подробности, хорошо?
— Конечно, — поспешил согласиться он. — Но видите ли... «Уорлдис»... то есть дирекция просит, чтобы вы оставили адрес, по которому мы смогли бы найти вас в Парке Крюгера.
— Я еще сам не знаю, где буду жить.
— А вы бы не могли узнать? Потому что... понимаете, мне приказано во что бы то ни стало...
— Ладно, — успокоил я его. — Я сообщу вам.
— Я вам очень благодарен... — он засопел. — Не знаю, как вам сказать... но, видите ли... — Он нервничал все сильнее, видимо, у него было еще кое-что в запасе. Я уже готов был опередить его, но страх перед дирекцией победил.
— Дирекция... скажем, организовала... или заказала... фотографа. На сегодня, во второй половине дня.
— Какого фотографа?
— Мы хотим сделать несколько фотографий.
С невероятными трудностями он объяснил, что это должны быть снимки, на которых я буду в плавках, под пляжным зонтом, в обществе манекенщицы в бикини.
— Так. Можете вернуться и сказать дирекции, что ее рекламные идеи отстали лет на пятьдесят. Такие фотографии давно никто не делает. К тому же, они вряд ли помогут продать билеты по цене двадцать рэндов штука.
По его лбу струился пот.
А кроме того, скажите им, что если они будут постоянно мне надоедать, то я не приду на премьеру.
Но ведь... После тех снимков, где вы спасаете эту журналистку... Катю... люди толпились у касс... сотни писем... все дешевые билеты разобрали за один день... билеты на прием тоже...
— Это не было рекламным трюком, — выразительно сказал я.
— Нет... ну, конечно, нет... что вы, нет, нет!
Он вскочил, опрокинув при этом стул.
— Здравствуйте, мистер Уэнкинс, — приветствовала его Салли. — У вас вид, как после партии в теннис.
Уэнкинс потянулся за платком. Дэн смотрел на него с интересом.
— Ну, что же... Я им скажу... то есть повторю, что вы... боюсь, что они будут недовольны...
— Вот именно. И никаких фокусов.
— Никаких, — пробормотал он, но я был почти уверен, что передать дирекции наш разговор он не отважится.
Салли смотрела на удаляющегося неровными шагами Уэнкинса.
— Почему он так нервничает? — спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Он нас не услышит.
— Все равно... Может быть, пойдем к вам?
— Как скажете, — согласился я. Мы поднялись в номер. Корты были видны из окна, но нас оттуда видно не было.
Аркнольд, как до этого Конрад, уселся в самое удобное кресло. Видимо, подсознательно он считал себя значительней меня. На его грубо слепленном лице невозможно было проследить тонкие смены настроения. Ни челюсть, ни глаза не говорили, напряжен он или расслаблен. Трудно было понять, о чем думает этот человек. Он казался мне то агрессивным, то озабоченным. Видимо, он еще не решил, нападать ему или попытаться договориться мирно.
— Я хочу спросить у вас вот о чем, — сказал он.
— Что вы намерены сказать миссис Кейсвел, когда вернетесь в Англию?
— Я еще не знаю.
Он дернул головой, как рассерженный бульдог.
— Не говорите ей, чтобы сменила тренера.
— А почему, собственно?
— Потому что я делаю все, что только возможно.
— Конечно, — согласился я, — лошади выглядят великолепно, правда, бегают ужасно.
— Я не виноват, что они проигрывают, — сказал он уныло. — Скажите ей это. Скажите ей, что я не виноват.
— Если миссис Кейсвел заберет у вас лошадей, вы потеряете довольно большие деньги. Но кроме этого, вы потеряете репутацию. Вдобавок угроза судебного расследования.
— Что вы имеете в виду?
Я перебил его.
— Для начала вы должны избавиться от смотрителя, — сказал я.
Не скажу, что он остолбенел, но челюсть у него отвисла.
— Если вы уволите Барти, — продолжал я, — я, возможно, скажу миссис Кейсвел, чтобы она оставила лошадей в вашей конюшне.
Последовала долгая пауза, в течение которой он приходил в себя. На место агрессивности пришла усталость, смешанная с ощутимой горечью поражения.
— Я не могу этого сделать, — сказал он, даже не выгораживая своего старшего конюха.
— Вы боитесь, что он что-то расскажет и вас вычеркнут из списков клуба? Или все дело в деньгах?
— Я бы попросил вас...
— Я рекомендую расстаться с ним до моего отъезда, — сказал я с вежливой улыбкой.
Он тяжело поднялся и, глубоко вздохнув, выругался. Это был поток почти неразличимых слов; по выражению его лица трудно было понять, ругательства это или мольба о помощи.
Потом он посмотрел в окно, убедился, что Дэн все еще играет, и, не попрощавшись, выскочил из комнаты. Как будто его припекло, причем с трех сторон сразу, подумал я, и даже почувствовал что-то вроде сострадания.
* * *
Я вернулся на террасу, где увидел Уэнкинса, разыскивающего меня среди читающих газеты постояльцев отеля.
— Мистер Уэнкинс! — окликнул я его.
Он затравленно оглянулся и двинулся навстречу, налетая на стулья и столики.
— Здравствуйте... Линк, — произнес он и поднял руку, оставаясь на внушительном расстоянии. Я сделал ответный жест рукой, подумав, что, вероятно, какой-то смельчак рассказал ему, как от него разит потом.
Мы сели за столик под желто-белым зонтиком, после чего Уэнкинс согласился... Ну, ладно... разве что... выпить стаканчик пива. Из внутреннего кармана пиджака он вынул пачку бумаг и стал просматривать их. Похоже, это занятие помогло ему успокоиться.
«Уорлдис»... э-э... дирекция решила... ей кажется, что будет лучше, если прием состоится перед показом фильма...
Я сразу понял, в чем дело. Они боятся, что во время сеанса я сбегу.
Здесь... вот, пожалуйста... список приглашенных гостей... то есть лиц, приглашенных дирекцией... А вот... сейчас найду... список представителей прессы... А это... вот лица, которые купили билеты на прием и на фильм... Мы старались, но... сами видите, сколько их... возможно, будет тесно...
Он немилосердно потел и все время вытирал лоб большим белым носовым платком. Но скандалить не имело смысла. Я сам заварил эту кашу, а, кроме того, я должен быть признателен людям, которые хлопочут ради меня.
— Ну так вот... не могли бы вы... то есть, не согласились бы... осталось немного билетов... они дороже... по двадцать рэндов.
— Двадцать рэндов? — удивился я. — Но это очень дорого!
— Это на благотворительные цели, — заверил он, — понимаете...
— На какие именно?
— У меня записано... есть список... не помню, где...
— Он стал искать по карманам, но ничего не нашел.
— Ну, что поделаешь... во всяком случае, это доброе дело... и, понимаете... «Уорлдис»... дирекция просит вашего согласия на рекламу... билетов довольно много...
— Отпадает.
— Я говорил... мне приказали... но, что там... — он совсем потух.
— Где состоится прием? — спросил я.
— Минуточку... да... напротив кинотеатра «Уайдуорлд», в отеле «Клиппспрингер Хайгтс»... это очень хороший зал... вот увидите... это один из лучших отелей Иоганнесбурга.
— Отлично. Я вернусь во вторник вечером, скажем, около шести. Позвоните мне, и мы обсудим подробности, хорошо?
— Конечно, — поспешил согласиться он. — Но видите ли... «Уорлдис»... то есть дирекция просит, чтобы вы оставили адрес, по которому мы смогли бы найти вас в Парке Крюгера.
— Я еще сам не знаю, где буду жить.
— А вы бы не могли узнать? Потому что... понимаете, мне приказано во что бы то ни стало...
— Ладно, — успокоил я его. — Я сообщу вам.
— Я вам очень благодарен... — он засопел. — Не знаю, как вам сказать... но, видите ли... — Он нервничал все сильнее, видимо, у него было еще кое-что в запасе. Я уже готов был опередить его, но страх перед дирекцией победил.
— Дирекция... скажем, организовала... или заказала... фотографа. На сегодня, во второй половине дня.
— Какого фотографа?
— Мы хотим сделать несколько фотографий.
С невероятными трудностями он объяснил, что это должны быть снимки, на которых я буду в плавках, под пляжным зонтом, в обществе манекенщицы в бикини.
— Так. Можете вернуться и сказать дирекции, что ее рекламные идеи отстали лет на пятьдесят. Такие фотографии давно никто не делает. К тому же, они вряд ли помогут продать билеты по цене двадцать рэндов штука.
По его лбу струился пот.
А кроме того, скажите им, что если они будут постоянно мне надоедать, то я не приду на премьеру.
Но ведь... После тех снимков, где вы спасаете эту журналистку... Катю... люди толпились у касс... сотни писем... все дешевые билеты разобрали за один день... билеты на прием тоже...
— Это не было рекламным трюком, — выразительно сказал я.
— Нет... ну, конечно, нет... что вы, нет, нет!
Он вскочил, опрокинув при этом стул.
— Здравствуйте, мистер Уэнкинс, — приветствовала его Салли. — У вас вид, как после партии в теннис.
Уэнкинс потянулся за платком. Дэн смотрел на него с интересом.
— Ну, что же... Я им скажу... то есть повторю, что вы... боюсь, что они будут недовольны...
— Вот именно. И никаких фокусов.
— Никаких, — пробормотал он, но я был почти уверен, что передать дирекции наш разговор он не отважится.
Салли смотрела на удаляющегося неровными шагами Уэнкинса.
— Почему он так нервничает? — спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41