А потом, когда она меньше всего ожидала этого, когда жар в ее крови начинал понемногу остывать, тогда он властно привлекал ее к себе и вновь возносил в райские кущи.
В одну из таких ночей, беглым поцелуем коснувшись босой пятки Эми, Кинтано поднялся с кровати, натянул штаны и сказал:
— Не вставай. Я сейчас вернусь.
Он вышел из спальни. А когда вернулся, в руках у него была высокая стопка больших коробок, которые он расставил перед Эми на кровати. Эми, которая сидела прислонившись к спинке изголовья, вопросительно взглянула на Луиса.
— Это тебе, — сказал он и поставил одну из коробок ей на голые коленки.
Любопытная, как дитя, Эми подняла крышку, отогнула складки упаковочной бумаги и вынула из коробки самое умопомрачительно красивое вечернее платье из всех, какие ей довелось повидать на своем веку.
То был шедевр из переливающейся на свету золотистой тафты с плотно облегающим лифом. Глубокий вырез оставлял открытыми плечи, на руки ниже выреза набегали от лифа несколько косых складок. Согласно самой последней моде, линия талии была завышена, а юбка — более узкая, чем то дклалось раньше, — расклешена сзади.
Эми не могла сдержать восторг. Ее синие глаза так и сияли, когда она держала перед собой это восхитительное платье, откровенно любуясь им.
Обращаясь скорее к себе самой, чем к Луису, она тихо проговорила:
— Никогда не видела ничего подобного. Как красиво! Даже не помню… какое же платье я в последний раз…
Луис наклонился и забрал платье у нее из рук:
— Встань и примерь его.
Эми немедленно вскочила с кровати:
— Наверное, мне нужно надеть корсет… и сорочку, и нижнюю юбку, и…
— Сегодня тебе ничего не нужно надевать под платье.
Он взял ее за руку и повернул, потом поднял платье, надел его на Эми и одернул подол вниз. Разгладив ткань по фигуре и ловко застегнув крючки короткого, плотно облегающего лифа, Луис приказал:
— Повернись.
Ее руки благоговейно пробежались по юбке из тафты. Обратив к Луису лучистые глаза, Эми сказала:
— Сидит просто великолепно! Как будто специально для меня сшито!
— Оно действительно сшито специально для тебя.
— Для меня? Но как ты…
— Однажды в Сандауне я встретил твою приятельницу, Диану Клейтон. Она была одета очень красиво; мне всегда хотелось видеть тебя в платьях именно такого стиля. Она назвала мне имя и адрес своей портнихи в Сан-Антонио. Я и послал туда одного из моих людей с твоими мерками, чтобы он заказал дюжину платьев.
Временно позабыв об истинной природе своих отношений с Луисом, Эми так и ахнула:
— Ты хочешь сказать, что заходил с Дианой в гостиницу и все, чем вы там занимались, было…
— Чем же еще?..
Он пожал плечами. Но она успела уловить тень самодовольства, промелькнувшую у него во взгляде, когда он заподозрил, что она его приревновала. В свою очередь, он поинтересовался:
— Но ты-то каким образом узнала, что я был в гостинице с мисс Клейтон?
— Ах… да, в общем, это не важно… А можно мне посмотреть остальные? — спросила она и, отступив от него на шаг, подняла крышку другой большой коробки.
Великолепное платье из шелка абрикосового цвета, со смелой горизонтальной линией выреза. Потом — из светло-голубого файдешина, с рукавами модного покроя «пагода» и тонким кружевом, обрамляющим глубокий треугольный вырез. Желтое атласное, с глухим воротом до подбородка, длинными узкими рукавами, узким лифом и спинкой, открытой чуть ли не до талии.
Луис стоял, прислонившись мускулистым плечом к угловому столбику кровати, и наблюдал за Эми, с великим воодушевлением разглядывающей новые платья. Она настоящая женщина, снисходительно думал он, женщина с головы до пят. Ей и в голову не приходило прибегнуть к каким-либо фальшивым уловкам, чтобы скрыть радость, которую она испытывала при виде этих новых роскошных нарядов.
Сейчас она, босая, стояла в вечернем платье из золотистой тафты; растрепанные волосы падали ей на лицо, и она выглядела как настоящий ребенок. Как взбудораженная маленькая девочка, которой только что позволили посмотреть, что же положил ей Санта-Клаус под рождественскую елку.
И сразу же боль пронзила его сердце: он слишком хорошо помнил время, когда она и в самом деле была маленькой девочкой. Любопытной маленькой девочкой с косичками, которая повсюду ходила за ним по пятам и задавала миллионы вопросов и вечно желала узнать, что он думает о том или об этом.
Эми схватила желтое атласное платье и сказала: — По-моему, теперь надо примерить вот это. А ты как думаешь?
Она подняла на него вопрошающий взгляд — и на какую-то секунду он почувствовал себя снова двенадцатилетним мальчиком по имени Тонатиу, которого боготворит эта одиннадцати-летняя белокурая девочка. Мускул дрогнул у него на подбородке, и он покачал головой.
Его взгляд упал на изгиб ее полной груди, виднеющейся над краем глубокого выреза платья. И она уже не девочка, и он не мальчик. Они не дети. Он взял у нее из рук желтое платье и отбросил его в сторону.
— Примерь их завтра, — посоветовал он, придвигаясь поближе к ней. Его рука легла ей на плечо, а потом медленно опустилась, приняв в ладонь ее правую грудь. Потом, отпустив ее, он быстро освободился от своих брюк, наклонился, поцеловал ее раскрытые губы и сказал: — Давай порезвимся.
— Тебе придется расстегнуть крючки у меня на спине, — был ее ответ.
— Нет, — возразил он. — Оставайся в платье.
— Да как же! Мы его помнем!
Он сел на край кровати, подтянул ее к себе, быстро сдвинул перед золотистой юбки вверх, до талии, и усадил ее верхом к себе на колени. Пока он прокладывал путь в ее лоно, тафта громко шуршала. Понимая, что ее красивое новое платье будет безнадежно измято, Эми нахмурилась.
Но ненадолго.
Через несколько минут она уже вздыхала от удовольствия, и эти вздохи звучали громче, чем шорох тафты, и оказалось, что заниматься любовью в дорогом вечернем туалете — это огромное, хотя и слегка извращенное, наслаждение.
Странными, очень странными оставались их отношения в течение всего знойного техасского лета. Каждый день, встречаясь друг с другом на глазах у слуг и солдат, они вели себя как вежливые, но совершенно чужие друг другу люди. Каждый вечер они переодевались к обеду: Эми — в новые ослепительные наряды, а Кинтано — в какой-либо из своих военных мундиров. С самым чопорным видом они восседали на противоположных концах длинного обеденного стола, и с каждой минутой нарастало между ними напряжение, и на сердце у них становилось все тяжелее и тяжелее.
Когда же наступала душная ночь, они взрывались ураганом страсти — и оба были убеждены, что их сердца и души не подвластны этому урагану, охватывающему только их разгоряченную плоть.
Луис продолжал держаться так, словно Эми ничего для него не значила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
В одну из таких ночей, беглым поцелуем коснувшись босой пятки Эми, Кинтано поднялся с кровати, натянул штаны и сказал:
— Не вставай. Я сейчас вернусь.
Он вышел из спальни. А когда вернулся, в руках у него была высокая стопка больших коробок, которые он расставил перед Эми на кровати. Эми, которая сидела прислонившись к спинке изголовья, вопросительно взглянула на Луиса.
— Это тебе, — сказал он и поставил одну из коробок ей на голые коленки.
Любопытная, как дитя, Эми подняла крышку, отогнула складки упаковочной бумаги и вынула из коробки самое умопомрачительно красивое вечернее платье из всех, какие ей довелось повидать на своем веку.
То был шедевр из переливающейся на свету золотистой тафты с плотно облегающим лифом. Глубокий вырез оставлял открытыми плечи, на руки ниже выреза набегали от лифа несколько косых складок. Согласно самой последней моде, линия талии была завышена, а юбка — более узкая, чем то дклалось раньше, — расклешена сзади.
Эми не могла сдержать восторг. Ее синие глаза так и сияли, когда она держала перед собой это восхитительное платье, откровенно любуясь им.
Обращаясь скорее к себе самой, чем к Луису, она тихо проговорила:
— Никогда не видела ничего подобного. Как красиво! Даже не помню… какое же платье я в последний раз…
Луис наклонился и забрал платье у нее из рук:
— Встань и примерь его.
Эми немедленно вскочила с кровати:
— Наверное, мне нужно надеть корсет… и сорочку, и нижнюю юбку, и…
— Сегодня тебе ничего не нужно надевать под платье.
Он взял ее за руку и повернул, потом поднял платье, надел его на Эми и одернул подол вниз. Разгладив ткань по фигуре и ловко застегнув крючки короткого, плотно облегающего лифа, Луис приказал:
— Повернись.
Ее руки благоговейно пробежались по юбке из тафты. Обратив к Луису лучистые глаза, Эми сказала:
— Сидит просто великолепно! Как будто специально для меня сшито!
— Оно действительно сшито специально для тебя.
— Для меня? Но как ты…
— Однажды в Сандауне я встретил твою приятельницу, Диану Клейтон. Она была одета очень красиво; мне всегда хотелось видеть тебя в платьях именно такого стиля. Она назвала мне имя и адрес своей портнихи в Сан-Антонио. Я и послал туда одного из моих людей с твоими мерками, чтобы он заказал дюжину платьев.
Временно позабыв об истинной природе своих отношений с Луисом, Эми так и ахнула:
— Ты хочешь сказать, что заходил с Дианой в гостиницу и все, чем вы там занимались, было…
— Чем же еще?..
Он пожал плечами. Но она успела уловить тень самодовольства, промелькнувшую у него во взгляде, когда он заподозрил, что она его приревновала. В свою очередь, он поинтересовался:
— Но ты-то каким образом узнала, что я был в гостинице с мисс Клейтон?
— Ах… да, в общем, это не важно… А можно мне посмотреть остальные? — спросила она и, отступив от него на шаг, подняла крышку другой большой коробки.
Великолепное платье из шелка абрикосового цвета, со смелой горизонтальной линией выреза. Потом — из светло-голубого файдешина, с рукавами модного покроя «пагода» и тонким кружевом, обрамляющим глубокий треугольный вырез. Желтое атласное, с глухим воротом до подбородка, длинными узкими рукавами, узким лифом и спинкой, открытой чуть ли не до талии.
Луис стоял, прислонившись мускулистым плечом к угловому столбику кровати, и наблюдал за Эми, с великим воодушевлением разглядывающей новые платья. Она настоящая женщина, снисходительно думал он, женщина с головы до пят. Ей и в голову не приходило прибегнуть к каким-либо фальшивым уловкам, чтобы скрыть радость, которую она испытывала при виде этих новых роскошных нарядов.
Сейчас она, босая, стояла в вечернем платье из золотистой тафты; растрепанные волосы падали ей на лицо, и она выглядела как настоящий ребенок. Как взбудораженная маленькая девочка, которой только что позволили посмотреть, что же положил ей Санта-Клаус под рождественскую елку.
И сразу же боль пронзила его сердце: он слишком хорошо помнил время, когда она и в самом деле была маленькой девочкой. Любопытной маленькой девочкой с косичками, которая повсюду ходила за ним по пятам и задавала миллионы вопросов и вечно желала узнать, что он думает о том или об этом.
Эми схватила желтое атласное платье и сказала: — По-моему, теперь надо примерить вот это. А ты как думаешь?
Она подняла на него вопрошающий взгляд — и на какую-то секунду он почувствовал себя снова двенадцатилетним мальчиком по имени Тонатиу, которого боготворит эта одиннадцати-летняя белокурая девочка. Мускул дрогнул у него на подбородке, и он покачал головой.
Его взгляд упал на изгиб ее полной груди, виднеющейся над краем глубокого выреза платья. И она уже не девочка, и он не мальчик. Они не дети. Он взял у нее из рук желтое платье и отбросил его в сторону.
— Примерь их завтра, — посоветовал он, придвигаясь поближе к ней. Его рука легла ей на плечо, а потом медленно опустилась, приняв в ладонь ее правую грудь. Потом, отпустив ее, он быстро освободился от своих брюк, наклонился, поцеловал ее раскрытые губы и сказал: — Давай порезвимся.
— Тебе придется расстегнуть крючки у меня на спине, — был ее ответ.
— Нет, — возразил он. — Оставайся в платье.
— Да как же! Мы его помнем!
Он сел на край кровати, подтянул ее к себе, быстро сдвинул перед золотистой юбки вверх, до талии, и усадил ее верхом к себе на колени. Пока он прокладывал путь в ее лоно, тафта громко шуршала. Понимая, что ее красивое новое платье будет безнадежно измято, Эми нахмурилась.
Но ненадолго.
Через несколько минут она уже вздыхала от удовольствия, и эти вздохи звучали громче, чем шорох тафты, и оказалось, что заниматься любовью в дорогом вечернем туалете — это огромное, хотя и слегка извращенное, наслаждение.
Странными, очень странными оставались их отношения в течение всего знойного техасского лета. Каждый день, встречаясь друг с другом на глазах у слуг и солдат, они вели себя как вежливые, но совершенно чужие друг другу люди. Каждый вечер они переодевались к обеду: Эми — в новые ослепительные наряды, а Кинтано — в какой-либо из своих военных мундиров. С самым чопорным видом они восседали на противоположных концах длинного обеденного стола, и с каждой минутой нарастало между ними напряжение, и на сердце у них становилось все тяжелее и тяжелее.
Когда же наступала душная ночь, они взрывались ураганом страсти — и оба были убеждены, что их сердца и души не подвластны этому урагану, охватывающему только их разгоряченную плоть.
Луис продолжал держаться так, словно Эми ничего для него не значила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103