Я по-прежнему помнила звук, с которым дракон сомкнул пасть, поедая козленка.
Но коли я ныне обменяю жизнь Нико на жизнь матушки, то все равно нет ни малейшей уверенности в том, что Дама Несущая Смерть сдержит слово и отпустит маму. А Нико… Я вспомнила, как он сидел там, в камере, и пил вино Дракана, хотя уже догадался, что оно отравлено.
Я знала, как Нико боролся, чтобы сохранить мужество, как, в сущности, страшился палача с его мечом, страшился умереть, окруженный кричащей и ненавидящей его толпой… ведь люди думают, что это он убил женщину, старика отца и малое дитя.
Я ощущала на своем плече тонкие, костлявые пальцы дамы Лицеа. Только бы она не прикасалась больше ко мне! Рука болела и стучала по-прежнему, а темно-красное пятно на рукаве медленно расползалось, становясь все больше и больше.
Я не имела ни малейшего понятия, хорошо или дурно я поступаю. Я просто поймала ее взгляд, и она не успела отвести глаза.
– Расскажи нам, зачем твой сын убил Биана! – сказала я.
«Дитя, – думала я, – убить дитя – это, должно быть, страшное злодейство, ничего хуже не бывает». Коли у нее вообще есть стыд и совесть, то самое большое зло – смерть Биана.
Ее темно-синие глаза казались почти черными. Лицо же было вовсе невыразительным, но на какой-то миг на нем проскользнула ярость, которую я ощутила с такой силой, будто она была моей собственной.
– Он – князь Эбнецер – прогнал меня, словно охотничью собаку или верховую лошадь, – почти беззвучно прошипела Несущая Смерть. – Дал отставку, когда я ему надоела… А мой сын был недостаточно хорош для княжеского трона, недостаточно хорош, чтобы носить княжескую корону… Убийство было справедливым! Оно было только справедливым!
Но вот внезапно лицо ее утратило свое равнодушное выражение. Она оттолкнула меня так жестко и сильно, что стул перевернулся и я рухнула, свалившись на одно колено.
– Ведьмино отродье! – вскричала она. – Предводитель дружинников, хватайте ее! Она столь же лжива, как и ее мать, столь же лжива и столь же опасна!
Повернувшись ко мне спиной, она закрыла лицо ладонями. Ее худые плечи дрожали. Неужто она плакала?
И Предводитель дружинников, и Ханнес, и Дрес словно окаменели, уставившись на нее. Слышали ли они, что она сказала? Да и было ли это сказано? И вообще, произнесла ли она эти слова или же надо быть Пробуждающей Совесть, чтобы услышать ее слова? Может, они оцепенели, услышав мой вопрос?
– Слышали, что я сказала? – воскликнула дама Лицеа. Голос ее зазвучал уверенно. – Хватайте это дьявольское отродье, прежде чем она нас всех околдует!
Ледяная кукла
Потом все это порой снилось мне по ночам. А когда я просыпалась во мраке и по-прежнему ничего не видела в темноте, я все же снова ощущала лоскут, который они оторвали от подкладки плаща и повязали мне на глаза. И на какой-то миг я снова ощутила запах Несущей Смерть – удушливую смесь тяжелых сладких духов и вонючей драконьей крови.
«Материнского» беспокойства и заботы о моей руке уже вскоре как ни бывало. Они не обратили на нее внимания ни когда связывали меня, ни когда тащили по переходам и лестницам в место, которое я никогда не видела, а только чувствовала и ощущала по его запаху.
Там стоял холод, а каменный пол был тверд и гладок, как мрамор. Там пахло золой и щелоком. Мне кажется, то был не тюремный подвал, во всяком случае никого, кроме меня, там не было. И я слышала, как капает вода. Может, меня отвели в какую-нибудь мыльню? Но не деревянную, как банька у нас дома, внизу у ручья, – здесь эхо голосов металось меж стен из камня.
Но то были голоса не Предводителя дружинников, Ханнеса или Дреса. То были голоса, которых я не знала, голоса, не связанные с какими-то лицами, так как видеть их я не могла.
– Ну что, тебе до смерти хочется узреть, как дракон пожирает твою мамашу? Мы уж позаботимся о хорошем местечке для тебя!
– Мы уж постараемся, чтоб ты сидела совсем близко. Так близко, чтоб ее кровь, когда брызнет, достала тебя.
Мне что-то плеснули в лицо, жидкость попала мне в нос, и я стала неудержимо кашлять и чихать. Видения, которыми слышанные мной голоса заполонили мою голову, были настолько яркими, что я сперва подумала: «Это и вправду кровь».
На какой-то миг удушающий запах, как бы вонь от бойни, ударил мне в нос. И лишь через несколько секунд по запаху и вкусу я поняла, что это вино, которое они плеснули мне в лицо.
– Ну ладно, пусть твоя мамаша ведьма. Но все же, надо думать, своему-то родному дитяти она не безразлична?
– Ты что, вовсе ее не любишь? Ну хоть немного, ну самую малость?
Чьи-то руки хватали меня и поднимали, прижимая к стене, и трясли так, что голова ударялась о гладкий камень.
– Что ты за ребенок, коли не любишь свою мать?
Отзвук этого вопроса эхом отозвался в каменных стенах покоев и вернулся ко мне ударом, будто порыв влажного ветра, порыв ветра, донесший до меня винный дух и слабую вонь плевков.
– Хочешь послушать, как дракон станет терзать ее? Хочешь? Это прозвучит вот так!
Звук отозвался совсем рядом с моим ухом, сырой сокрушающий звук, похожий на тот, с каким отламывают ножку жареного цыпленка!
Это было уже слишком. В животе у меня что-то кольнуло, и началась рвота. Я плевала, плевала без конца, надеясь, что попаду в одного из моих мучителей. Коли б я только могла выплюнуть и навязчивые видения, которыми их голоса забивали мне голову и от них было никак не избавиться.
– Отпустите! – не то вскрикнула, не то всхлипнула я. – Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня! – И вот остался один лишь всхлип!
– Отпустите ее! – произнес чей-то незнакомый голос.
Он не принадлежал ни одному из тех, кто произносил эти ужасные слова.
Меня отпустили. Я плюхнулась на пол, но кто-то – может, обладатель этого незнакомого голоса? – снова поднял меня.
– Не следует обращаться с ней столь жестоко, – сказал он, мягко поддерживая меня. – Это ведь не ее вина. Ведь это не она убила троих людей.
Я плакала и никак не могла остановиться. Он гладил меня по волосам, будто был моей матерью. Или моим отцом, которого я никогда не знала.
– Так, так, – бормотал он. – Все уладится. Твоя мать выйдет на свободу. Ты выйдешь на свободу. Никакой дракон никого не сожрет!
Мое ослабевшее тело мне не подчинялось. Оно дозволяло держаться на ногах, покачивать себя и утешать. И внезапно я и вправду поверила своему утешителю. «Все уладится». Ужас был преодолен.
– Ведь это не твоя вина, – шептал он мне прямо в ухо. – Это его вина. Все, что случилось, – его вина. И как только мы узнаем, где Нико, все снова станет хорошо.
Мое тело по-прежнему хотело, чтоб его держали, укачивая. В голове перекатывались, перебивая друг друга, ужасные, кровавые картины, и я хотела положить этому конец. Я хотела, чтобы все было как прежде!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47