Эта местность была просто создана для гепардов, да еще Джозеф сказал, что видел пару гепардов и одинокого самца неподалеку от места, где мы решили разбить новый лагерь. От старого лагеря было не больше мили ходу, и мы подумали, что будем водить Пиппу сюда на прогулку, чтобы заранее, еще до переезда, познакомить ее с окрестностями.
Мы решили сразу же приучать ее к новому месту; но у Пиппы были, по-видимому, свои соображения. Она не возвращалась в лагерь трое суток. Наши поиски были безрезультатны. Как вдруг егерь сообщает, что на рассвете Пиппа играла с шакалами на взлетной полосе возле Скалы Леопарда. Когда я примчалась туда, она встретила меня очень ласково, но потом убежала на равнину и гонялась за газелями Гранта, пока не стало слишком жарко. Мне удалось заманить ее в машину специально припасенным для этого мясом, и я привезла ее домой. Но к вечеру она ушла в заросли и не вернулась. Следующие дни были полны забот и волнений — нам пришлось немало потрудиться, разыскивая ее следы.
Мы обыскали всю местность в радиусе пяти миль и успели отлично ее изучить. Наибольшей популярностью среди львов и леопардов явно пользовалась высокая скала — там было много их следов. С ее вершины открывался прекрасный вид на равнину, речку и ближние заросли. Мы встречали буйволов, слонов и носорогов, не говоря о более мелких животных.
На пятый день я наблюдала в бинокль за слоном, как вдруг примерно в четырехстах ярдах от нас увидела сидящего на пне гепарда. Не веря своему счастью, я крикнула: «Пиппа!» Гепард повернул голову и взглянул на нас. Мы заторопились к нему, стараясь не потревожить слона, и наконец подошли достаточно близко, чтобы рассмотреть зверя, который следил за всеми нашими маневрами. Но не успела я навести на него бинокль, как он исчез. Конечно, уверенности в том, что это была Пиппа, у меня не было, но дикий гепард вряд ли подпустил бы нас так близко. А если это все-таки была она, зачем ей понадобилось удирать? Мы пошли по берегу реки, где на нас чуть не налетели пять водяных козлов. Они сломя голову выскочили из кустарника и резко свернули в сторону, заметив нас. Должно быть, они убегали от гепарда. Это нас немного подбодрило, и мы продолжали поиски; я все время звала Пиппу, но откликались только зеленые мартышки. Решив, что, если это была Пиппа, она сама вернется в лагерь, мы ушли домой, но и там прождали ее понапрасну.
С утра пораньше я отправилась на то место, где мы видели гепарда, и там возле небольшого заливчика, который, судя по многочисленным следам, служил водопоем, устроила засаду. Было очень тихо; только пальма дум, в тени которой я сидела, шелестела листьями у меня над головой. Я попыталась представить себе, что делала Пиппа в этом чудесном уголке, который казался мне настоящим гепардовым раем. Если она научилась убивать добычу и не нуждалась больше в моей защите, к чему ей было возвращаться в лагерь, где на ночь ее запирали в вольер, а днем надоедали посетители? Надо признаться, я очень привязалась к ней, но ей-то за что было любить меня? Я вошла в ее жизнь сравнительно поздно, она попала ко мне не по своей воле, и, как бы я ни старалась вознаградить ее за одиночество и неприятности в Наро Мору, все же могла предложить ей так немного по сравнению со свободной жизнью в зарослях, открывшейся теперь. Но меня мучил только один тревожный вопрос: готова ли она к самостоятельной жизни? Да к тому же я боялась, что она уйдет через реку, за пределы заповедника.
Проведя возле залива весь день, я вернулась домой одна. А на следующее утро мы нашли на этом месте следы когтей гепарда, который взбирался на дерево возле скалы, а потом и след, уходящий за реку, где он отдыхал в пальмовых зарослях у воды. И снова я сидела в засаде целый день, но видела только пять слонов, которые старались стряхнуть орехи с верхушки пальмы дум, да еще пару водяных козлов, которые пронеслись мимо моего убежища, — должно быть, спасались от какой-то опасности. Я пошла вверх по реке, откуда они прибежали, и нашла свежий помет гепарда — но Пиппы нигде не было.
Еще дня три ушло на бесплодные поиски, но вот как-то вечером появился человек с сообщением, что Пиппа вернулась к Скале Леопарда. Я добралась туда, когда почти стемнело, и обнаружила ее возле гаража в окружении толпы африканцев. Увидев меня, она с птичьим чириканьем бросилась ко мне и вскочила в машину. Она ужасно изголодалась и съела все мясо, которое у меня было с собой. Я с огорчением заметила, как она отощала. Она казалась совсем маленькой, и нос у нее был мокрый и холодный — верный признак болезни. Когда мы приехали в лагерь, она набросилась на еду, а я тем временем снимала с нее клещей. И тут я заметила, что задние ноги у нее словно одеревенели, а десны совсем бледные.
Утром по радио был вызван ветеринар с портативным микроскопом. Я же не отходила от Пиппы, досыта накормила ее мясом и молоком, а она нежно отвечала на мои ласки.
Посланный по ее следу Локаль обнаружил, что он соединяется с тем, который мы видели возле залива. Значит, мы все-таки шли за Пиппой. Странно — ведь она была тогда ужасно голодна и, несмотря на это, не вернулась в лагерь, а ушла в другую сторону, к Скале Леопарда.
К вечеру она снова стала гоняться за птицами, забралась на дерево просто так, для удовольствия, и я немного успокоилась, но все же меня очень обрадовало появление ветеринара. Он взял мазок крови, измерил Пиппе температуру (у нее оказалось 38,4 градуса) и поставил диагноз: Babesia canis — собачий бабезиоз, которым болеют собаки. Это было очень интересно, потому что лишний раз подтверждало родство гепардов с собаками. Эльса умерла от B. felis, которой болеют только представители семейства кошачьих. Ветеринар на всякий случай захватил лекарство, но посоветовал подождать несколько дней — болезнь у Пиппы протекала легко и мог выработаться естественный иммунитет. Все это время нам было предписано держать ее в вольере и наблюдать за температурой и другими симптомами. В течение пяти дней я мерила ей температуру утром и вечером. Она колебалась между 37,8 и 38,2 градуса — для гепарда это нормальная температура.
Аппетит у Пиппы был зверский; только теперь я заметила, как она любит желто-оранжевый жир зебры и обыкновенную грязь. Я была поражена, когда увидела, что она ест грязь возле каждой лужи. Когда я спросила Джорджа, он сказал, что ничего особенного в этом нет, гепарды таким образом получают дополнительное минеральное питание и улучшают свое пищеварение. Ко мне Пиппа относилась гораздо нежнее, чем прежде, и ходила за мной как тень, но рычала на помощника и африканцев. С выздоровлением она становилась все беспокойнее, и через несколько дней ее затворничество стало одинаково невыносимо как для нее, так и для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Мы решили сразу же приучать ее к новому месту; но у Пиппы были, по-видимому, свои соображения. Она не возвращалась в лагерь трое суток. Наши поиски были безрезультатны. Как вдруг егерь сообщает, что на рассвете Пиппа играла с шакалами на взлетной полосе возле Скалы Леопарда. Когда я примчалась туда, она встретила меня очень ласково, но потом убежала на равнину и гонялась за газелями Гранта, пока не стало слишком жарко. Мне удалось заманить ее в машину специально припасенным для этого мясом, и я привезла ее домой. Но к вечеру она ушла в заросли и не вернулась. Следующие дни были полны забот и волнений — нам пришлось немало потрудиться, разыскивая ее следы.
Мы обыскали всю местность в радиусе пяти миль и успели отлично ее изучить. Наибольшей популярностью среди львов и леопардов явно пользовалась высокая скала — там было много их следов. С ее вершины открывался прекрасный вид на равнину, речку и ближние заросли. Мы встречали буйволов, слонов и носорогов, не говоря о более мелких животных.
На пятый день я наблюдала в бинокль за слоном, как вдруг примерно в четырехстах ярдах от нас увидела сидящего на пне гепарда. Не веря своему счастью, я крикнула: «Пиппа!» Гепард повернул голову и взглянул на нас. Мы заторопились к нему, стараясь не потревожить слона, и наконец подошли достаточно близко, чтобы рассмотреть зверя, который следил за всеми нашими маневрами. Но не успела я навести на него бинокль, как он исчез. Конечно, уверенности в том, что это была Пиппа, у меня не было, но дикий гепард вряд ли подпустил бы нас так близко. А если это все-таки была она, зачем ей понадобилось удирать? Мы пошли по берегу реки, где на нас чуть не налетели пять водяных козлов. Они сломя голову выскочили из кустарника и резко свернули в сторону, заметив нас. Должно быть, они убегали от гепарда. Это нас немного подбодрило, и мы продолжали поиски; я все время звала Пиппу, но откликались только зеленые мартышки. Решив, что, если это была Пиппа, она сама вернется в лагерь, мы ушли домой, но и там прождали ее понапрасну.
С утра пораньше я отправилась на то место, где мы видели гепарда, и там возле небольшого заливчика, который, судя по многочисленным следам, служил водопоем, устроила засаду. Было очень тихо; только пальма дум, в тени которой я сидела, шелестела листьями у меня над головой. Я попыталась представить себе, что делала Пиппа в этом чудесном уголке, который казался мне настоящим гепардовым раем. Если она научилась убивать добычу и не нуждалась больше в моей защите, к чему ей было возвращаться в лагерь, где на ночь ее запирали в вольер, а днем надоедали посетители? Надо признаться, я очень привязалась к ней, но ей-то за что было любить меня? Я вошла в ее жизнь сравнительно поздно, она попала ко мне не по своей воле, и, как бы я ни старалась вознаградить ее за одиночество и неприятности в Наро Мору, все же могла предложить ей так немного по сравнению со свободной жизнью в зарослях, открывшейся теперь. Но меня мучил только один тревожный вопрос: готова ли она к самостоятельной жизни? Да к тому же я боялась, что она уйдет через реку, за пределы заповедника.
Проведя возле залива весь день, я вернулась домой одна. А на следующее утро мы нашли на этом месте следы когтей гепарда, который взбирался на дерево возле скалы, а потом и след, уходящий за реку, где он отдыхал в пальмовых зарослях у воды. И снова я сидела в засаде целый день, но видела только пять слонов, которые старались стряхнуть орехи с верхушки пальмы дум, да еще пару водяных козлов, которые пронеслись мимо моего убежища, — должно быть, спасались от какой-то опасности. Я пошла вверх по реке, откуда они прибежали, и нашла свежий помет гепарда — но Пиппы нигде не было.
Еще дня три ушло на бесплодные поиски, но вот как-то вечером появился человек с сообщением, что Пиппа вернулась к Скале Леопарда. Я добралась туда, когда почти стемнело, и обнаружила ее возле гаража в окружении толпы африканцев. Увидев меня, она с птичьим чириканьем бросилась ко мне и вскочила в машину. Она ужасно изголодалась и съела все мясо, которое у меня было с собой. Я с огорчением заметила, как она отощала. Она казалась совсем маленькой, и нос у нее был мокрый и холодный — верный признак болезни. Когда мы приехали в лагерь, она набросилась на еду, а я тем временем снимала с нее клещей. И тут я заметила, что задние ноги у нее словно одеревенели, а десны совсем бледные.
Утром по радио был вызван ветеринар с портативным микроскопом. Я же не отходила от Пиппы, досыта накормила ее мясом и молоком, а она нежно отвечала на мои ласки.
Посланный по ее следу Локаль обнаружил, что он соединяется с тем, который мы видели возле залива. Значит, мы все-таки шли за Пиппой. Странно — ведь она была тогда ужасно голодна и, несмотря на это, не вернулась в лагерь, а ушла в другую сторону, к Скале Леопарда.
К вечеру она снова стала гоняться за птицами, забралась на дерево просто так, для удовольствия, и я немного успокоилась, но все же меня очень обрадовало появление ветеринара. Он взял мазок крови, измерил Пиппе температуру (у нее оказалось 38,4 градуса) и поставил диагноз: Babesia canis — собачий бабезиоз, которым болеют собаки. Это было очень интересно, потому что лишний раз подтверждало родство гепардов с собаками. Эльса умерла от B. felis, которой болеют только представители семейства кошачьих. Ветеринар на всякий случай захватил лекарство, но посоветовал подождать несколько дней — болезнь у Пиппы протекала легко и мог выработаться естественный иммунитет. Все это время нам было предписано держать ее в вольере и наблюдать за температурой и другими симптомами. В течение пяти дней я мерила ей температуру утром и вечером. Она колебалась между 37,8 и 38,2 градуса — для гепарда это нормальная температура.
Аппетит у Пиппы был зверский; только теперь я заметила, как она любит желто-оранжевый жир зебры и обыкновенную грязь. Я была поражена, когда увидела, что она ест грязь возле каждой лужи. Когда я спросила Джорджа, он сказал, что ничего особенного в этом нет, гепарды таким образом получают дополнительное минеральное питание и улучшают свое пищеварение. Ко мне Пиппа относилась гораздо нежнее, чем прежде, и ходила за мной как тень, но рычала на помощника и африканцев. С выздоровлением она становилась все беспокойнее, и через несколько дней ее затворничество стало одинаково невыносимо как для нее, так и для меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81