Однако вплоть до 1950 г., когда автор этих строк принялся за заметки по хронологии, он никак не мог полностью уяснить для себя то значение, которое имеет исламский лунный календарь для правильного решения вопроса о продолжительности шумерского года, вопроса, впервые взволновавшего его более пятидесяти солнечных лет назад. И вот как-то осенью 1950 солнечного года я натолкнулся на статьи Пёбеля о недавних находках ассирийских царских списков в Хорсабаде. Надо сказать, я был поражен изобретательностью современных ассирологов. Затем я прочитал работу Сиднея Смита, в которой он критиковал пёбелевскую реконструкцию ассирийской хронологии, и был весьма удивлен, обнаружив, что известный современный археолог, по сути, повторяет вопрос, которым однажды дитя озадачило свою мать: как можно быть уверенным в том, что «годы», которыми ассирийские хронологи измеряли время, отмечая череду событий, были действительно солнечными годами, а не какими-нибудь иными?
Весьма гипотетическое соответствие, которое Пёбель использовал как само собой разумеющееся в своей реконструкции ассирийской хронологии, изучая недавно открытый царский список в сочетании с другими документами, было убедительно оспорено выдающимся оппонентом. В Ассирии, как утверждает Сидней Смит, вавилонский солнечный календарь, который приближался к истинному солнечному году, не был принят для официального использования вплоть до правления Тиглатпаласара I (1114-1076 до н.э.). «В течение длительного времени, – пишет Смит, – этот календарь считается эквивалентным юлианскому… Но первоначально используемый ассирийский календарь обладает значительными отступлениями от вавилонского, и точный перевод ассирийских лет в юлианские просто невозможен». Сидней Смит полагает, что календарь, который был отменен в Ассирии в 1114 г. до н.э. в пользу вавилонского солнечного календаря того времени, был лунным, то есть имел ту же основу, что и календарь, который 1736 лет спустя все еще использовался в отдаленном и отсталом аравийском оазисе и который затем, волею случая сохранившись в своей пустынной цитадели, стал официальным календарем новой вселенской церкви, созданной пророком из Мекки.
Творческие ответы
Если наблюдение или даже неподтвержденная догадка о том, что исторические факты противоречат друг другу, может вдохновить человеческий ум на интеллектуальные усилия в попытке разрешить возникший вопрос и установить истину, то тем более можно ожидать, что ум, побуждаемый к действию интуицией, уловившей связь между историческими фактами, придет к определенному положительному решению.
Традиционной исторической загадкой, способной разбудить фантазию и мысль историка, является наличие в далеко отстоящих друг от друга точках Пространства и Времени идентичных культурных элементов. Это могут быть и одинаковые одежды, и одинаковые слова, и даже одинаковые прически. Сходство, зачастую приближающееся к тождеству, вряд ли может быть случайным совпадением. Скорее оно зависит от непрерывной цепи исторической традиции и географической диффузии, которая вполне поддается реконструкции и расшифровке.
Как, например, получилось, что на бронзовой медали, изготовленной в 1439 г. итальянским мастером Витторо Пизано (Пизанелло) для восточноримского императора Иоанна VII Палеолога (1425-1448), и на фреске, написанной на западной стене церкви Сан-Франческо в Ареццо где-то между 1452 и 1466 гг. Пьеро делла Франческо, на которой тот же Иоанн VII представлен в образе Константина Великого, этот последний представитель византийского императорского трона изображен в прическе, которая как две капли воды воспроизводит двойную древнеегипетскую корону, которая стала одним из символов власти фараона после объединения в 3100 г. до н.э. Верхнего и Нижнего Египта? Как этот сложный головной убор, весьма странный для каждого, кто не знаком с этим эпизодом египетской истории, появился через четыре с половиной тысячелетия, причем не на берегах Нила, где он был изобретен, а на берегах Босфора, да еще через тысячу лет после того, как исчезли последние остатки живой египетской традиции? Историк в поисках ответа на этот вопрос, безусловно, вспомнит, что дохристианские римские императоры претендовали на право считаться законными преемниками египетских фараонов. Однако было бы слишком причудливым предположить, что римские воплощения египетских фараонов действительно украшались древнеегипетской атрибутикой, включая и символическую двойную корону, и что, несмотря на последующее исчезновение египетской культуры и завоевание самого Египта и Римской империи мусульманскими полчищами, эти старинные египетские регалии были перенесены из Старого Рима в Новый, где и сохранялись как знаки восточноримского призрака вплоть до прихода последнего из Палеологов, которые возродили их в прическе, быть может не отдавая себе отчета ни в их происхождении, ни в их значении.
Интересно также проследить, как исторические одежды скифов и даков вновь появляются в мифических одеяниях гномов, героев западного фольклора . Сами гномы, разумеется, появились как подсознательная реакция психики на вызов нового опыта добычи металлических руд из недр Земли, опыта, требующего осмысления и внутреннего принятия, ибо это занятие не было вполне естественным для человека. Костюм, в который человеческая фантазия одела гномов, поселив их в волшебной стране, безусловно, должен был соответствовать какому-то реальному костюму живого народа, с которым встретились пионеры средневекового западного христианства в своем продвижении на восток. Если строить догадки о возможном месте обитания этого забытого племени, одежда которого оказалась увековеченной в нарядах бессмертных гномов, воображение рисует орду кочевников-пастухов, которая, нарушив границы своих традиционных пастбищ, вышла в долину Днестра и леса Галиции. Далее легко представить себе, как эти скотоводы, оказавшись в непривычном для себя физическом окружении, вынуждены были переменить и образ жизни, и род занятий, обратившись к добыче руды. Исторические прототипы вымышленных карликов жили, таким образом, где-то в Прикарпатье и представляли собой шахтерскую общину, номадическое происхождение которой выдавала традиционная одежда их далеких предков. Агрессивные германские племена пришли сюда в поисках минералов и именно в таком виде застали бывших кочевников, ставших рудокопами.
Желание отыскать корни связей между историческими фактами, конечно, вызывается и фактами иного рода. В области языка, например, возникает вопрос, почему в лексиконе английского среднего класса конца XIX в. фигурирует имя шумерской богини – Инанна. История переноса Инанны из шумерского пантеона в английский обиход замечательна тем, что это имя сохранилось, несмотря на огромное Пространство и Время, правда потеряв первый звук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296