— Что же это ты, а? — отец отложил «Неделю» в сторону и, слегка нахмурив брови, посмотрел на сына.
Отец у Вани высокий и широкоплечий. Руки большие, сильные. Волосы зачесаны назад, на лбу глубокая поперечная складка. Когда отец сердито хмурит широкие светлые брови, на переносице обозначается еще одна складка. Если на широком, с выпуклыми скулами лице отца появляются две складки, дела плохи.
— Хуже всех дела по геометрии у Толика Григорьева, — сказал Ваня. — У него три двойки подряд.
— С каких это пор мой сын стал равняться на худших?
Да, зря, пожалуй, Толика приплел… Толик Григорьев живет в этом же доме, на другой лестнице, и частенько заходит к ним. Отец у Григорьева военный, капитан. В комендатуре работает. Где бы он ни увидел сына, обязательно остановится и, мрачно глядя на него, скажет. «Иди, учи!». Он даже Первого мая, увидев Толика в сквере, напротив дома, скомандовал: «Иди, учи!». И бедный Толик поплелся домой, учить. Его так и звали во дворе: «Иди, учи!» — Подтянусь я по математике, — пообещал Ваня, мучительно думая, как бы поудачнее перевести разговор на другое.
— Мне надоело каждый раз краснеть на родительском собрании, — продолжала мама. — Другие мамы радуются за своих детей, а я сижу как на иголках… Ладно был бы какой-нибудь тупица, так нет ведь, все учителя в один голос говорят, что парень способный, но голова занята чем угодно, только не учебой.
Мама продолжала бы и дальше — отчитывать сына за школьные дела она любила, — но тут на экране появился подтянутый, во фраке Муслим Магомаев — и она замолчала.
— Насколько я помню, тупиц в нашем роду не было, — сказал отец. — Возьми Нину, твою сестренку — одни пятерки, да и я…
Тут Магомаев запел, и мама как нельзя кстати попросила:
— Помолчи, пожалуйста.
Отец замолчал, но его Муслим Магомаев совершенно не волновал, и он снова принялся листать еженедельник. Пока Магомаев пел, Ваня тщательно все обдумал и, когда певец, эффектно закончив арию, словно призрак, растаял на мерцающем экране, он начал издалека:
— Нина Васильевна вчера задала нам сочинение на вольную тему, так вот я хочу написать про тебя, папа… Помнишь, ты рассказывал, как во время войны в мои годы уже вовсю работал на Уральском металлургическом заводе? Сначала убирал мусор в цехе, потом тебя допустили к мартеновской печи уголь кидать…
— На долю моего поколения столько выпало… — оживился отец и даже газету отложил. Складка с переносицы исчезла. — Такие вот сопляки, как ты, автоматы собирали, самолеты, снаряды и патроны делали… В тринадцать лет я уже стоял у прокатного стана. А ты знаешь, что такое блюминг? Не знаешь? А я в твои годы весь его облазил вдоль и поперек! Да что говорить, у меня настоящего детства-то и не было. Не цените вы, разбойники, хорошей жизни, которую завоевали вам деды и отцы… Все вам дано. Все для вас. Одеты, обуты, сыты, разные там кружки, спортплощадки, викторины…
— Какие еще викторины? — удивился Ваня.
— Учитесь, живите и радуйтесь, — продолжал отец. — А нам, знаешь, когда пришлось сесть за парты? Года через три-четыре после войны. Мы сами для себя школы, техникумы, институты построили. Шутка ли сказать — всего лишь пять лет назад я заочно закончил техникум!
— А он геометрию и алгебру не может одолеть! — ввернула мама.
— Ты прав, папа, — со вздохом согласился Ваня. — Изнежила нас беспечная жизнь, избаловала. Живем на всем готовом, как говорила наша бабушка, катаемся, будто сыр в масле. Не испытываем мы никаких трудностей…
— Гляди, как заговорил! — удивился отец. — С чего бы это ты вдруг стал такой сознательный?
— А кто виноват? — перешел в наступление Ваня. — Вы виноваты! Родители, школа! Не создаете своим детям никаких трудностей… В магазин сбегать, за квартиру заплатить, ну, еще притащить из овощного пять килограммов картошки — вот и все наши трудности. А ведь мы способны и на большее.
— Ловлю на слове, — сказала мама.
— Почему мы с Андрюшкой хотели удрать в Атлантику?
— Не вспоминай лучше, — перебила мама.
— Пускай, пускай говорит, — заинтересованно сказал отец.
— Потому что захотелось с головой окунуться в суровые матросские будни… Мы же не пассажирами собирались плыть. Нам хотелось работать, на вахте в шторм стоять. В общем, вот что, нас с Андрюшкой взяли на месяц в экспедицию, на Север… — Заметив, что лица родителей вытянулись, Ваня улыбнулся. — Да не на Северный полюс. Тут и всего-то сутки езды на поезде от Ленинграда. В Мурманскую область.
— Вон куда он, оказывается, гнет, — сказал отец. — А я слушаю и все не могу взять в толк, с чего это ты такой рассудительный стал.
— Мы будем там работать мотористами. Мы с Андрюшкой уже три марки моторов как свои пальцы знаем.
— Я тебе покажу такой Север… — начала было мама, но отец перебил:
— Если их честь по чести берут, то почему бы…
— Что ты говоришь, Коля? — возмутилась мама. — Да мало ли что с ребенком может случиться? Я тут с ума сойду…
— Вот пожалуйста! — невесело улыбнулся Ваня. — А потом удивляются, почему родные дети из дому убегают…
— Марш спать! — скомандовала мама.
— Если сами не отпустите… — начал было Ваня, но мать округлила глаза и поджала губы, а это значило, что лучше замолчать и подчиниться.
— Я тебя веревкой привяжу к кровати, — сказала она. — И будешь сидеть дома как миленький!
— Ну это ты уж слишком, — вступился отец.
Лежа на кровати, Ваня слышал через приоткрытую дверь, как отец сказал:
— Ванюшка-то наш вырос. Мне понравилось, как он рассуждает.
— Он тебе с три короба наговорит, — сказала мама. — Когда ему что-нибудь нужно.
— Если их действительно берут, пускай едут…
— А вдруг с ними что-нибудь случится?
— Почему ты всегда предполагаешь самое худшее? Там ведь будут взрослые люди, и потом, Ваня уже не ребенок. Осенью в седьмой класс пойдет. Я в его годы…
— Слышала… Залезал на свой колоссальный блюминг! — сердито обрезала мама. — Я решительно против всяких экспедиций. Ты что, не знаешь его? Он ведь первый выдумщик и горячая головушка. Где какая-нибудь ужасная опасность — туда он, очертя голову и полезет. И ни один самый проницательный взрослый за ним не уследит! Уж я-то своего сына знаю.
— Ты не права, Зина…
Они заговорили тише, и слов стало не разобрать. Но было ясно, что голоса не раздраженные. Ваня отвернулся к стене и натянул жестковатое одеяло на голову. На губах довольная улыбка. За окном чуть слышно шуршали машины, на Литейном звякал трамвай, во дворе под гитару негромко пели. Напротив, на узкой кровати, ровно дышала девятилетняя сестренка Нина. Она всегда засыпала быстро и без хлопот. Видно, Нинке снился очень вкусный сон, потому что она то и дело сладко причмокивала.
Уже засыпая, Ваня подумал, что, пожалуй, сегодня он выиграл бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63