Вот и сейчас, пожалуй, даже лучшему другу Володьке Грошеву он не признался бы, что этой ночью с ним произошло, а Тоньке сказал. А Ратмир дорожил своей репутацией самого сильного и смелого мальчишки на Тверской улице. Кто из сверстников мог похвастаться, что хоть раз в драке или вольной борьбе одолел его, Ратмира Денисова по прозвищу Шайтан? Кого уважают ребята на Тверской улице и как огня боятся владельцы окрестных фруктовых садов? Его, Шайтана!
И вот он испугался маленького братика в розовом гробу и не существующего на свете Вия! Так напугался, что ночью чуть не замерз на ступеньках крыльца… До сих пор стоит перед глазами насмешливое лицо отца…
Леонтий Иванович Денисов — отец Ратмира был человеком необыкновенным. Высокий, жилистый, с темно-серыми глазами и косой светлой челкой на лбу, он был на редкость смелым человеком. Когда на соседку Марфу напали хулиганы с ножами, отец, не раздумывая, бросился на помощь. Двух бандитов он кулаками свалил на землю, а третий ударил его ножом в плечо.
Раненый отец обезоружил и того, а потом всех троих сдал в милицию. Вернее, соседи по телефону вызвали милицию, потому что бандиты лежали на тропинке у входа в парк, что напротив их дома, и сами не могли подняться.
Отец мог голой рукой схватить матерую затравленную крысу, досаждавшую им на кухне, мог за сутки пройти пятьдесят километров без отдыха и остановки, поднять за край многопудовый рельс. Леонтий Иванович работал в Дистанции пути мастером. Ремонтировал железнодорожные пути. Был случай, когда из-за кривой за городом на всех парах выскочил товарняк, а в это время путейцы толкали ему навстречу качалку — ручную тележку, нагруженную шпалами. Все растерялись, и крушение было бы неминуемым, если бы отец не бросился к качалке и, схватив ее за оба колеса, не опрокинул под откос. Потом никто не мог поверить, кроме очевидцев, что один человек способен поднять такую тяжесть! Да и отец признавался, что, если бы его попросили еще раз такое сделать, он не смог бы. А тогда сработал инстинкт опасности. Бывают такие моменты в жизни каждого человека, когда он в минуты величайшей опасности способен совершить невозможное.
Конечно, отец никогда не упрекнет Ратмира в малодушии, но от этого не легче. И даже дело не только в отце — в самом себе. Пока Ратмир не избавится от тяжкого груза презрения к самому себе, ему будет не обрести душевного равновесия. Он должен что-то такое сделать, чтобы… А что сделать, он и сам еще не знал. И потому мысли его были мрачны, а настроение — хуже некуда. Сначала ему очень хотелось побыть одному, поразмыслить, сидя на ящике под мостом, обо всем происшедшем и он в штыки встретил Тоньку, но теперь она ему не мешала. Наоборот, ее мысли в какой-то степени были созвучны его собственным мыслям.
— Выкупаться, что ли? — сбоку взглянула на него Тонька. Глаза у нее сейчас точь-в-точь как вода в Самаре.
Можно и выкупаться, день жаркий, вон как солнце печет. Правда, здесь, под мостом, прохладно. Неровное солнечное пятно устроилось на босой ноге Ратмира. Тонька тоже вытянула худые ноги, стараясь дотянуться до зайчика.
Они сидели рядом на ящиках, а ступни их, купающиеся в ярком желтом пятне света, соприкасались. Разговор что-то не клеился, и Ратмир уже подумывал, как бы смотаться отсюда. Взгляд его скользнул по ногам девчонки, задержался на коленках с белыми точечками заживших царапин.
— Ты чего смотришь? — почему-то шепотом спросила она.
— Куда смотрю?
— Куда-куда… — пробормотала Тонька. — Куда не надо!
Ратмир звучно сплюнул и демонстративно отвернулся, не удостоив ее ответом. Подумаешь, на ноги взглянул! А ноги-то — две длинные палки!
— Выкупалась бы, да купальник не надела, — притворно вздохнула Тонька.
— Купайся, тут же никого нет, — лениво ответил Ратмир, глядя на воробья, опустившегося на бетонную опору с червяком в клюве. Быстро взглядывая на них и одновременно крутясь как волчок, воробьишко принялся заглатывать длинного толстого червя.
— А ты? — спросила Тонька.
— Я не буду на тебя глядеть, — пробурчал Ратмир и пожал плечами: мол, как хочешь. Ему действительно было все равно — купаться или не купаться. Из головы не шла мысль о том, что нужно на что-то такое важное решиться, совершить такое, чтобы все ахнули…
— Рат, а Рат, куда ты на каникулы поедешь?
У Тоньки была привычка задавать неожиданные вопросы, что иногда сбивало с толку.
Например, она могла спросить, какое кино идет в клубе железнодорожников, а вслед за этим заявить, что у Волковых, живущих напротив них, тараканы чуть не отгрызли грудному ребенку мизинец на правой ноге.
— К дяде, — ответил Ратмир. — Повезу ему швейную машинку.
— Она же тяжелая, — заметила Тонька.
К дяде Ефиму ему совсем ехать не хотелось, но мать как то обронила, что нужно отвезти в Красный Бор швейную машинку, а кто еще повезет, кроме него? Неподалеку от поселка находился военный городок, там дядя работал заведующим портняжной мастерской. Шил брезентовые чехлы для пушек и другой военной техники. И не только это: еще форму для командиров. В поселке у дяди был добротный дом, большой огород, фруктовый сад и даже десяток пчелиных ульев. Хотя дядя имел воинское звание старшины, он, по сути дела, был гражданским человеком. Разве портного можно считать бойцом Красной Армии?
Весной дядя по пути из Риги, где провел свой отпуск, заехал на два дня к ним и оставил швейную машинку. У него и так было много с собой вещей, а отец и мать собирались летом в Красный Бор, ну и должны были привезти машинку. А теперь выяснилось, что у отца отпуск переносится на осень, вот мать и надумала послать в Красный Бор Ратмира.
Красный Бор нравился Ратмиру — там действительно сплошные сосновые леса, много белых грибов — боровиков, две речки, — но дело в том, что он недолюбливал дядю Ефима, а почему — и сам себе не мог бы объяснить. Не нравился ему дядя, вот и все. Заехав из Риги к ним, он Святополку и ему, Ратмиру, вручил по леденцовому красному петуху на палочке и обоим сказал одно и то же: «Гляди-ко, растет, опенок!» Уж мог бы дядя заметить разницу между ним и несмышленышем Святополком. Красного петуха Ратмир великодушно подарил сопливой Наташке из соседнего дома.
Поразмыслив, Ратмир решил, что, чем скучать в пыльном и душном городе, лучше поехать в Красный Бор. Дядя дядей, но там еще живут тетя Маня и две его двоюродные сестры — Аля и Таня. Почти ровесницы, сестры были бойкими и веселыми девчонками. Одна из них перешла в третий класс, другая в четвертый.
Обе живые, симпатичные, у одной карие глаза, у второй голубые.
— О чем ты все думаешь и думаешь? — поинтересовалась Тонька. — Прямо философ… как его? Ну тот, что на чердаке или на крыше жил?
— Диоген, — улыбнулся Ратмир. И не на крыше, а в бочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48