Лицо ее было невероятного, какого-то табачного цвета.
– Слушай, что я тебе скажу! Не знаю, каких дьяволов ты ищешь в себе! Но пока не найдешь там своего достоинства, ты ничто! До сих пор ты хотя бы этим отличался от других. И если в один прекрасный день ты меня выбросишь из дома, как половую тряпку, я буду знать, что ты обрел себя! Теперь тебе ясно?
Я ничего ей не ответил. И скоро услышал, как она всхлипывает и воет в своей душной бонбоньерке.
Еще две недели прошло без особых происшествий. Только погода внезапно изменилась. Однажды ночью пошел дождь, такой буйный, такой проливной, будто он хотел снести город с лица земли. Небо побелело от молний, весь наш прочный дом дрожал от ударов, будто был готов в любую минуту обрушиться нам на головы. Но на другой день погода была тихая, ясная и прохладная, словно ранней весной. Мне казалось, что и в моей жизни что-то изменится, я наконец найду какой-то выход.
Однажды утром мне позвонил Радков, наш главный юрисконсульт. Очень любезно поздоровался, потом сказал:
– Товарищ главный директор, вы не могли бы зайти ко мне ненадолго? Это очень важно.
Ехать в управление? Сама мысль об этом была мне противна.
– А почему бы вам не приехать ко мне?
– Это в ваших интересах, товарищ директор, – очень почтительно сказал Радков. – Небольшая формальность, но совершенно необходимая.
– Хорошо, приеду к десяти, – сказал я и швырнул трубку.
Приближаясь к управлению, я беспощадно ругал себя за слабохарактерность. Не следовало, ни в коем случае не следовало больше появляться в этом здании, даже во сне, оно казалось мне чужим и отвратительным. Кабинет юрисконсульта находился на втором этаже, как и мой собственный. Я всегда поднимался пешком, но на сей раз поехал на лифте – до того мне никого не хотелось видеть. Радков сидел за столом – изысканный, выбритый, элегантный, как все юристы его ранга. Увидев меня в дверях, он совершенно непринужденно поднялся. Улыбка его была великолепно тренирована и отшлифована.
– Пожалуйста, проходите, садитесь, – предложил I он. – Не выпьете ли кофе?
– Нет-нет, спасибо! – решительно заявил я.
Только теперь я заметил, что в кабинете есть второй человек. Обыкновенный невзрачный человек в довольно поношенном костюме и в потрескавшихся ботинках, которые он даже не находил нужным спрятать под стул.
– Это инспектор Кутенков, – представил его юрисконсульт. – Из института страхования. Ему нужна небольшая справка.
Я еще раз оглядел инспектора. Не знаю, сколько народу он застраховал за свою жизнь, но застраховать себя самого явно не сумел. Инспектор полез в сумку и достал оттуда два документа – страховательный полис и доверенность. Страховку против несчастного случая я оформил лет пять-шесть назад, а доверенность выдал Лидии в прошлом месяце. Будто предчувствовал несчастье – теперь мне должны были выплатить значительную сумму.
– Эти подписи ваши? – спросил инспектор.
– Да, мои, – кивнул я.
– Но они совсем не похожи! – констатировал инспектор, как мне показалось, довольно злорадно.
Я и сам видел, что они действительно непохожи. Но обе подписи были мои – это я знал хорошо.
– К заявлению я приложил медицинскую справку. Я три месяца был в полной амнезии. Разве я могу припомнить свою прежнюю подпись?
На лице инспектора проступило легкое огорчение. Служебная бдительность явно сделала холостой выстрел. Дело кончилось тем, что я подписал в его присутствии новую доверенность. На этот раз обе подписи полностью совпадали. Инспектор неохотно извинился и ушел.
– Я очень рад, товарищ генеральный директор! – непринужденно улыбнулся Радков. – Значит, скоро вы снова вернетесь к нам?
– Вряд ли это будет скоро, – ответил я. – Сначала следует полностью восстановить здоровье, а там будет видно.
Я знал, с какой точностью он передаст мои слова Камбурову, и постарался выразиться как можно осторожнее. Я смутно ощущал, что не следует давать им карты в руки, если у них уже наготове какая-нибудь комбинация. И только я собрался уходить, как он опять остановил меня:
– Извините, чуть не забыл… Христофор просил передать, чтобы вы зашли к нему, если у вас будет время.
Я ограничился кивком и вышел. И нерешительно остановился в коридоре. Кабинет Христофора всего в десяти шагах, надо немедленно вешать. Но в эту минуту мне ничего не хотелось решать – любое решение казалось мне неприятным принуждением. Я понимал, что Христофор знает или подозревает, что к чему. Все еще тяжело было вспоминать яростные слова Лидии о достоинстве и в то же время я не мог согласиться с ее представлением о достоинстве. Все, что произошло в ту страшную ночь, было для меня так же понятно, как и чуждо. Так же неожиданно, как и заслуженно. Но все же я не мог сделать вид, что ровно ничего не произошло.
Когда я вошел в кабинет, Христофор медленно встал. Взгляд у него был лихорадочный, быстрый, смотрел он прямо мне в глаза. Я не ожидал, что он так легко выдаст себя. Смутная, неосознанная радость, облегчение и испуг – вот что было в его взгляде. Он почти мгновенно овладел собой, улыбнулся и заговорил как ни в чем не бывало.
– Ну-у, наконец-то! Где ты пропадал?
Я присел к его столу. Нет, не хотелось, чтобы с первой же минуты между нами встала фальшь, чтобы мы начали изучать и проверять друг друга.
– Я не пропал, – ответил я. – Скорее, нашелся. Ему ничего не оставалось, как держаться по-мужски.
– Я этого ждал, – кивнул он. – Явсе время был уверен, что ты восстановишь память. Что ты вспомнишь все.
– Хочу тебя предупредить, что ты не обязан давать мне никаких объяснений. У меня достаточно воображения.
Он немного помолчал, потом сказал:
– Нет, воображения тебе не хватает! Как ни странно это тебе покажется…
– Вечная история, – кивнул я. – Человек не гоняется за истинами, которые ему неприятны. Или могут подорвать его уважение к себе.
– Может быть, и так… Но это не самое важное. Дело в том, что человек таит в себе много такого, о чем даже не подозревает. И эти скрытые стороны души иногда преподносят ему жестокие сюрпризы!
– Да-да, знаю, – кивнул я, – сейчас мы опять начнем про бесов…
Он явно смутился.
– Неужели ты помнишь этот идиотский разговор?
– А разве ты его не помнишь? – удивился я.
– Пусть, так даже лучше, – кивнул он. – По-моему, принцип есть принцип. Поступки человека редко соответствуют его душевному содержанию. Они скорее призваны скрыть это содержание.
– Ох, уволь от твоих теорий, надоели! – вздохнул я. Христофор посмотрел на меня чуть ли не с мольбой.
– Если хочешь, я не буду?
– Да нет, давай! Мы уже начали этот противный разговор.
Он так мучительно сглотнул, что мне просто стало его жалко.
– Давай, давай! – поощрил я его.
– Видишь ли, Мони… Идее зла мы противопоставляем идею добра – так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Слушай, что я тебе скажу! Не знаю, каких дьяволов ты ищешь в себе! Но пока не найдешь там своего достоинства, ты ничто! До сих пор ты хотя бы этим отличался от других. И если в один прекрасный день ты меня выбросишь из дома, как половую тряпку, я буду знать, что ты обрел себя! Теперь тебе ясно?
Я ничего ей не ответил. И скоро услышал, как она всхлипывает и воет в своей душной бонбоньерке.
Еще две недели прошло без особых происшествий. Только погода внезапно изменилась. Однажды ночью пошел дождь, такой буйный, такой проливной, будто он хотел снести город с лица земли. Небо побелело от молний, весь наш прочный дом дрожал от ударов, будто был готов в любую минуту обрушиться нам на головы. Но на другой день погода была тихая, ясная и прохладная, словно ранней весной. Мне казалось, что и в моей жизни что-то изменится, я наконец найду какой-то выход.
Однажды утром мне позвонил Радков, наш главный юрисконсульт. Очень любезно поздоровался, потом сказал:
– Товарищ главный директор, вы не могли бы зайти ко мне ненадолго? Это очень важно.
Ехать в управление? Сама мысль об этом была мне противна.
– А почему бы вам не приехать ко мне?
– Это в ваших интересах, товарищ директор, – очень почтительно сказал Радков. – Небольшая формальность, но совершенно необходимая.
– Хорошо, приеду к десяти, – сказал я и швырнул трубку.
Приближаясь к управлению, я беспощадно ругал себя за слабохарактерность. Не следовало, ни в коем случае не следовало больше появляться в этом здании, даже во сне, оно казалось мне чужим и отвратительным. Кабинет юрисконсульта находился на втором этаже, как и мой собственный. Я всегда поднимался пешком, но на сей раз поехал на лифте – до того мне никого не хотелось видеть. Радков сидел за столом – изысканный, выбритый, элегантный, как все юристы его ранга. Увидев меня в дверях, он совершенно непринужденно поднялся. Улыбка его была великолепно тренирована и отшлифована.
– Пожалуйста, проходите, садитесь, – предложил I он. – Не выпьете ли кофе?
– Нет-нет, спасибо! – решительно заявил я.
Только теперь я заметил, что в кабинете есть второй человек. Обыкновенный невзрачный человек в довольно поношенном костюме и в потрескавшихся ботинках, которые он даже не находил нужным спрятать под стул.
– Это инспектор Кутенков, – представил его юрисконсульт. – Из института страхования. Ему нужна небольшая справка.
Я еще раз оглядел инспектора. Не знаю, сколько народу он застраховал за свою жизнь, но застраховать себя самого явно не сумел. Инспектор полез в сумку и достал оттуда два документа – страховательный полис и доверенность. Страховку против несчастного случая я оформил лет пять-шесть назад, а доверенность выдал Лидии в прошлом месяце. Будто предчувствовал несчастье – теперь мне должны были выплатить значительную сумму.
– Эти подписи ваши? – спросил инспектор.
– Да, мои, – кивнул я.
– Но они совсем не похожи! – констатировал инспектор, как мне показалось, довольно злорадно.
Я и сам видел, что они действительно непохожи. Но обе подписи были мои – это я знал хорошо.
– К заявлению я приложил медицинскую справку. Я три месяца был в полной амнезии. Разве я могу припомнить свою прежнюю подпись?
На лице инспектора проступило легкое огорчение. Служебная бдительность явно сделала холостой выстрел. Дело кончилось тем, что я подписал в его присутствии новую доверенность. На этот раз обе подписи полностью совпадали. Инспектор неохотно извинился и ушел.
– Я очень рад, товарищ генеральный директор! – непринужденно улыбнулся Радков. – Значит, скоро вы снова вернетесь к нам?
– Вряд ли это будет скоро, – ответил я. – Сначала следует полностью восстановить здоровье, а там будет видно.
Я знал, с какой точностью он передаст мои слова Камбурову, и постарался выразиться как можно осторожнее. Я смутно ощущал, что не следует давать им карты в руки, если у них уже наготове какая-нибудь комбинация. И только я собрался уходить, как он опять остановил меня:
– Извините, чуть не забыл… Христофор просил передать, чтобы вы зашли к нему, если у вас будет время.
Я ограничился кивком и вышел. И нерешительно остановился в коридоре. Кабинет Христофора всего в десяти шагах, надо немедленно вешать. Но в эту минуту мне ничего не хотелось решать – любое решение казалось мне неприятным принуждением. Я понимал, что Христофор знает или подозревает, что к чему. Все еще тяжело было вспоминать яростные слова Лидии о достоинстве и в то же время я не мог согласиться с ее представлением о достоинстве. Все, что произошло в ту страшную ночь, было для меня так же понятно, как и чуждо. Так же неожиданно, как и заслуженно. Но все же я не мог сделать вид, что ровно ничего не произошло.
Когда я вошел в кабинет, Христофор медленно встал. Взгляд у него был лихорадочный, быстрый, смотрел он прямо мне в глаза. Я не ожидал, что он так легко выдаст себя. Смутная, неосознанная радость, облегчение и испуг – вот что было в его взгляде. Он почти мгновенно овладел собой, улыбнулся и заговорил как ни в чем не бывало.
– Ну-у, наконец-то! Где ты пропадал?
Я присел к его столу. Нет, не хотелось, чтобы с первой же минуты между нами встала фальшь, чтобы мы начали изучать и проверять друг друга.
– Я не пропал, – ответил я. – Скорее, нашелся. Ему ничего не оставалось, как держаться по-мужски.
– Я этого ждал, – кивнул он. – Явсе время был уверен, что ты восстановишь память. Что ты вспомнишь все.
– Хочу тебя предупредить, что ты не обязан давать мне никаких объяснений. У меня достаточно воображения.
Он немного помолчал, потом сказал:
– Нет, воображения тебе не хватает! Как ни странно это тебе покажется…
– Вечная история, – кивнул я. – Человек не гоняется за истинами, которые ему неприятны. Или могут подорвать его уважение к себе.
– Может быть, и так… Но это не самое важное. Дело в том, что человек таит в себе много такого, о чем даже не подозревает. И эти скрытые стороны души иногда преподносят ему жестокие сюрпризы!
– Да-да, знаю, – кивнул я, – сейчас мы опять начнем про бесов…
Он явно смутился.
– Неужели ты помнишь этот идиотский разговор?
– А разве ты его не помнишь? – удивился я.
– Пусть, так даже лучше, – кивнул он. – По-моему, принцип есть принцип. Поступки человека редко соответствуют его душевному содержанию. Они скорее призваны скрыть это содержание.
– Ох, уволь от твоих теорий, надоели! – вздохнул я. Христофор посмотрел на меня чуть ли не с мольбой.
– Если хочешь, я не буду?
– Да нет, давай! Мы уже начали этот противный разговор.
Он так мучительно сглотнул, что мне просто стало его жалко.
– Давай, давай! – поощрил я его.
– Видишь ли, Мони… Идее зла мы противопоставляем идею добра – так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70