Двух часов, хотя уже минут через сорок Максим ловил себя на мысли, что ему хочется сесть на острие, дабы прекратить мучение. Это не говоря о таких мелочах, когда каждый день ставили у стены и водили около лица ножом, мечом, пикой, изредка укалывая лоб, щеки, подбородок, – приучали не бояться блеска стали. Даже армия не спасла Максима от тренировок: дядюшка Ли отыскал его в подмосковных лесах, где квартировала Таманская дивизия, и заставлял убегать в самоволки, «лущить кору» – отрабатывать удары на деревьях.
Зато сам и сказал, когда можно сдавать настоящий, а не динамовский экзамен на борца. Пока в Монголии. Тайно.
Как пробирались через границу – история долгая. Но там Максима вывезли на горное плато и поставили в огромный круг, у черты которого расположились с плетьми бритоголовые монголы. На первом этапе и требовалось-то проявить лишь волю – выйти из круга, не дать забить себя до смерти.
Монголы тоже злобно усмехались: как ты, белый, посмел влезть в наше боевое искусство! И плети – Трофимов знал – для подобных испытаний готовятся специально: более года вымачиваются в ослиной моче и выдерживаются в конском навозе. Достаточно рассечь кожу, и рана может гноиться не то что месяцами – годами.
Тогда он получил всего пару рассечек и сумел вырваться из круга. А победить пару-тройку монголов труда уже не составило.
Вечером дядюшка Ли вырезал скальпелем мягкие ткани вокруг его ран и тем самым спас от долгих мучений. Но итог экзамена порадовал: несмотря на полное пренебрежение к новичку, экзаменаторы не изменили уважения к мастерству и мужеству и сразу присвоили ему третью ступень. Третью из семи существующих в Монголии. А она и позволяет при поклоне держать правую руку не как юнец – ладонью кверху, что означает готовность к восприятию материального, то есть учебы, а сжатой в кулак – я уже достиг определенного уровня мастерства и гармонии с природой, поэтому прошу уважать меня. Левая рука – да, эта открыта всегда, и ни один человек в мире не может ее сжать, потому что она означает гармонию духовную, а здесь предела совершенствованию нет. Но чтобы русский сжал даже правую ладонь…
Потому цокали языками в Шаолине китайцы и мечтали о наказании…
– Тебя постараются покалечить, – не пугал, но готовил к последствиям дядюшка Ли. – И тот, кто это сделает, войдет в легенду. Потому что победит тебя, белого, вздумавшего стать сильнее китайца.
– Я готов к бою, – упрямо проговорил Трофимов.
Единственное, что смущало на самом деле, – это бледный, особенно в сравнении с хозяевами, цвет кожи. В России загореть так рано невозможно.
– Знаю. И ты победишь. Но придется тебе трудно.
Трудно – не то слово. Когда за Максимом закрылись ворота, в огороженном каменной стеной дворе оказалось около двухсот человек. Настоятель храма, как и положено, восседал на небольшом постаменте. Вокруг него полукругом располагались эксперты по различным видам и стилям борьбы. Их мнение – весомо, но не окончательно: последнее слово остается за старейшинами, хранителями родовых стилей.
Им в первую очередь и кланялся Максим.
Зрители сидели вдоль стены, готовые по приказу настоятеля схватиться с Белой Звездой. А он сам, в серой рубахе с широкими рукавами, темно-зеленых шароварах и мягких тапках из буйловой кожи, стоял перед двенадцатью разложенными на земле пергаментными полосками, заменяющими экзаменационные билеты. И теперь лишь от него зависело, сможет ли он переместить узел пояса с правого бока на середину, что считалось в Китае равносильным сжатому кулаку монголов. Сумеет ли вообще выйти из шаолиньского двора, или его бездыханным или в лучшем случае покалеченным выбросят за стены настоящие бойцы у-шу.
Иероглифы первого билета означали стиль «Северной школы богомола». И нужно было видеть, как приосанился старейшина «богомола», как гордо оглядел остальных. Всего один раз в пять, семь или девять лет собираются вместе архаты, праведники древнейших видов борьбы, даже в эти короткие дни сдачи экзаменов не признающие преимуществ любого другого стиля. Воспитано в роду с младых ногтей: самые лучшие воины – только и исключительно они, а смотреть и оценивать остальное – вынужденная, но пустая трата времени. Единственная утеха – появление в Шаолине русского, который вроде бы держится смело и независимо.
Старейшина «Северной школы богомола» снисходительно кивал, пока Белая Звезда выполнял таолу – своеобразный бой с тенью, танец из комплекса упражнений, где демонстрируется умение управлять телом, дыханием, совершать подсечки, прыжки. Схватка еще не началась, и достаточно архату сказать, что движение руки пошло слишком быстро или замедлилось, как русскому просто укажут на ворота. При этом, правда, можно разрешить: тебе позволяется говорить, что сдавал экзамен. А это тоже считается высшей похвалой.
Однако Сирой Хоси двигался уверенно и отточенно. И тогда настоятель щелкнул пальцами и указал на круг сразу двоим рвущимся в бой парням.
Наверное, впервые Максим запретил себе жалеть противника. Бился яростно, зло, но не теряя головы. И смог обоих отбросить обратно к стенам.
Следующим выпал билет на стиль «Длинный кулак». Снова – сначала танец, и снова теперь уже три щелчка настоятеля.
… В это же самое время в небольшом поселке близ «Первого монастыря Поднебесной» – полуразрушенного временем Шаолиня – умирал старик. Время прорубило на его лице столько морщин и шрамов, что их с лихвой хватило бы на всех, собравшихся у его циновки.
– Как тот парень, русский? – негромко поинтересовался он.
Вперед выступил седой старик, стоявший у изголовья:
– Он победил. Победил красиво и мужественно, и ему присвоили сразу пятую ступень. Настоятель даже сказал: «Мне более чем обидно, что у нас на родине перевелись бойцы. Они теперь – за ее пределами».
Чувствовалось: умирающему приятно слышать эти слова о русском. Собственно, и борода не могла скрыть, что черты его лица больше похожи на людей с севера, а не обступивших его соседей.
– Где он сейчас?
– Наставник спрятал его, увез в неизвестном направлении. Вероятно, боится, что проигравшие воины отравят или убьют Сирой Хоси из-за угла.
– Я хотел бы его увидеть.
Воля умирающего – святой закон для остающихся жить.
– Я попробую его разыскать.
Старик поклонился и бесшумно вышел, дав знак остальным следовать за ним. Умирающий с усилием повернул голову к стене, на которой висела единственная фотография – группа белогвардейских офицеров среди монахов. Себя, стоявшего в центре, уже не различил. Прикрыл уставшие глаза: вот и подошло время покидать эту землю последнему офицеру Белой гвардии. И сами небеса послали к его дому соотечественника.
Ожидая гостя, дотянулся до небольшого комода, нащупал на нем ножницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Зато сам и сказал, когда можно сдавать настоящий, а не динамовский экзамен на борца. Пока в Монголии. Тайно.
Как пробирались через границу – история долгая. Но там Максима вывезли на горное плато и поставили в огромный круг, у черты которого расположились с плетьми бритоголовые монголы. На первом этапе и требовалось-то проявить лишь волю – выйти из круга, не дать забить себя до смерти.
Монголы тоже злобно усмехались: как ты, белый, посмел влезть в наше боевое искусство! И плети – Трофимов знал – для подобных испытаний готовятся специально: более года вымачиваются в ослиной моче и выдерживаются в конском навозе. Достаточно рассечь кожу, и рана может гноиться не то что месяцами – годами.
Тогда он получил всего пару рассечек и сумел вырваться из круга. А победить пару-тройку монголов труда уже не составило.
Вечером дядюшка Ли вырезал скальпелем мягкие ткани вокруг его ран и тем самым спас от долгих мучений. Но итог экзамена порадовал: несмотря на полное пренебрежение к новичку, экзаменаторы не изменили уважения к мастерству и мужеству и сразу присвоили ему третью ступень. Третью из семи существующих в Монголии. А она и позволяет при поклоне держать правую руку не как юнец – ладонью кверху, что означает готовность к восприятию материального, то есть учебы, а сжатой в кулак – я уже достиг определенного уровня мастерства и гармонии с природой, поэтому прошу уважать меня. Левая рука – да, эта открыта всегда, и ни один человек в мире не может ее сжать, потому что она означает гармонию духовную, а здесь предела совершенствованию нет. Но чтобы русский сжал даже правую ладонь…
Потому цокали языками в Шаолине китайцы и мечтали о наказании…
– Тебя постараются покалечить, – не пугал, но готовил к последствиям дядюшка Ли. – И тот, кто это сделает, войдет в легенду. Потому что победит тебя, белого, вздумавшего стать сильнее китайца.
– Я готов к бою, – упрямо проговорил Трофимов.
Единственное, что смущало на самом деле, – это бледный, особенно в сравнении с хозяевами, цвет кожи. В России загореть так рано невозможно.
– Знаю. И ты победишь. Но придется тебе трудно.
Трудно – не то слово. Когда за Максимом закрылись ворота, в огороженном каменной стеной дворе оказалось около двухсот человек. Настоятель храма, как и положено, восседал на небольшом постаменте. Вокруг него полукругом располагались эксперты по различным видам и стилям борьбы. Их мнение – весомо, но не окончательно: последнее слово остается за старейшинами, хранителями родовых стилей.
Им в первую очередь и кланялся Максим.
Зрители сидели вдоль стены, готовые по приказу настоятеля схватиться с Белой Звездой. А он сам, в серой рубахе с широкими рукавами, темно-зеленых шароварах и мягких тапках из буйловой кожи, стоял перед двенадцатью разложенными на земле пергаментными полосками, заменяющими экзаменационные билеты. И теперь лишь от него зависело, сможет ли он переместить узел пояса с правого бока на середину, что считалось в Китае равносильным сжатому кулаку монголов. Сумеет ли вообще выйти из шаолиньского двора, или его бездыханным или в лучшем случае покалеченным выбросят за стены настоящие бойцы у-шу.
Иероглифы первого билета означали стиль «Северной школы богомола». И нужно было видеть, как приосанился старейшина «богомола», как гордо оглядел остальных. Всего один раз в пять, семь или девять лет собираются вместе архаты, праведники древнейших видов борьбы, даже в эти короткие дни сдачи экзаменов не признающие преимуществ любого другого стиля. Воспитано в роду с младых ногтей: самые лучшие воины – только и исключительно они, а смотреть и оценивать остальное – вынужденная, но пустая трата времени. Единственная утеха – появление в Шаолине русского, который вроде бы держится смело и независимо.
Старейшина «Северной школы богомола» снисходительно кивал, пока Белая Звезда выполнял таолу – своеобразный бой с тенью, танец из комплекса упражнений, где демонстрируется умение управлять телом, дыханием, совершать подсечки, прыжки. Схватка еще не началась, и достаточно архату сказать, что движение руки пошло слишком быстро или замедлилось, как русскому просто укажут на ворота. При этом, правда, можно разрешить: тебе позволяется говорить, что сдавал экзамен. А это тоже считается высшей похвалой.
Однако Сирой Хоси двигался уверенно и отточенно. И тогда настоятель щелкнул пальцами и указал на круг сразу двоим рвущимся в бой парням.
Наверное, впервые Максим запретил себе жалеть противника. Бился яростно, зло, но не теряя головы. И смог обоих отбросить обратно к стенам.
Следующим выпал билет на стиль «Длинный кулак». Снова – сначала танец, и снова теперь уже три щелчка настоятеля.
… В это же самое время в небольшом поселке близ «Первого монастыря Поднебесной» – полуразрушенного временем Шаолиня – умирал старик. Время прорубило на его лице столько морщин и шрамов, что их с лихвой хватило бы на всех, собравшихся у его циновки.
– Как тот парень, русский? – негромко поинтересовался он.
Вперед выступил седой старик, стоявший у изголовья:
– Он победил. Победил красиво и мужественно, и ему присвоили сразу пятую ступень. Настоятель даже сказал: «Мне более чем обидно, что у нас на родине перевелись бойцы. Они теперь – за ее пределами».
Чувствовалось: умирающему приятно слышать эти слова о русском. Собственно, и борода не могла скрыть, что черты его лица больше похожи на людей с севера, а не обступивших его соседей.
– Где он сейчас?
– Наставник спрятал его, увез в неизвестном направлении. Вероятно, боится, что проигравшие воины отравят или убьют Сирой Хоси из-за угла.
– Я хотел бы его увидеть.
Воля умирающего – святой закон для остающихся жить.
– Я попробую его разыскать.
Старик поклонился и бесшумно вышел, дав знак остальным следовать за ним. Умирающий с усилием повернул голову к стене, на которой висела единственная фотография – группа белогвардейских офицеров среди монахов. Себя, стоявшего в центре, уже не различил. Прикрыл уставшие глаза: вот и подошло время покидать эту землю последнему офицеру Белой гвардии. И сами небеса послали к его дому соотечественника.
Ожидая гостя, дотянулся до небольшого комода, нащупал на нем ножницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49