— Кстати, — сказал мне император, помолчав, — я позабыл тебя спроcитъ, как поживает графиня Ведовская?
— Она вполне здорова, ваше величество Благодарю вас, государь.
— А Клементина? Все так же мила?
— Да, государь. Но…
— Кажется, Барош от нее без ума?
— Я весьма этим польщен, государь. Но слава этой победы начинает меня тяготить.
И я извлек из кармана полученные мною утром счета и разложил их перед императором.
Он взглянул на них с рассеянной улыбкой.
— Пустяки… Всего-то… Этому горю можно помочь, тем более, что ты должен оказать мне одну услугу.
— Я всецелo в вашем распоряжении, государь. Император позвонил.
— Попросите ко мне Мокара, — приказал он. — Я простужен, и Мокар все тебе объяснит, — прибавил он, обращаясь ко мне.
Вошел личный секретарь Наполеожа.
— Вот Беловекий, Мокар, — оказал император. — Вы знаете, чего я от него жду. Поговорите с ним.
И он принялся барабанить пальцами.
— Мой дорогой граф, — обратился ко мне Мокар, садясь возле меня, — дело oчень простое. Вам приходилoсь, вероятно, слышать o молодом талантливом исследователе — Анри Дюверье?
Я отрицательно шокачал головой, очень удивленный этим странным вступлением.
— Дюверье, — продолжал Мокар, — возвратился недавно в Париж из чрезвычайно смелой экспедиции в Южный Алжир и Сахару. Вивьен де Сен-Мартен, которого я на днях видел, сообщил мне, что Географическое Общество намерено присудить ему за это опасное предприятие большую золотую медаль. Во время этого путешествия Дюверье завязал сношения с вождями племени, которое упорно противостояло до сих пор правительству и войскам его величества, — с туарегами.
Я взглянул на императора. Мое изумление было так велико, что он расхохотался.
— Слушай дальше, — сказал он. — Дюверье, — продолжал Мокар, — сумел добиться того, что эти вожди снарядили в Париж особую делегацию, поручив ей засвидетельствовать императору их уважение к его особе. Этот факт может иметь весьма важные последствия, и его превосходительство министр колоний надеется даже склонить делегатов к заключению с нами торгового договора, предоставляющего нашим соотечественникам исключительные льготы и преимущества. Эти вожди, в числе пяти человек, среди которых находится шейх Отман, — аменокал, или султан, союза азджереких племен, — приезжают завтра с поездом Лионской железной дороги. Их встретит Дюверье. Но император подумал, что, кроме…
— Я подумал, — прервал его Наполеон III, чрезвычайно довольный моим обалделым видом, — что было бы вполне корректно, если бы один из моих камергеров присутствовал при прибытии этих мусульманских сановников. Для этой именно цели я и пригласил тебя, мой бедный Беловский… Не пугайся, — прибавил он, смеясь еще громче. — С тобою будет Дюверье. Тебе я поручаю лишь светскую часть встречи: ты будешь сопровождать этих имамов на завтрак, который я дам в их честь в Тюильрийском дворце, а затем, вечером, очень осторожно и скромно, принимая во внимание их щекотливое отношение к вопросам веры, ты постараешься дать им понятие о качествах парижской культуры, ничего, однако, не утрируя. Помни, что там, в Сахаре, они — высшие религиозные чины. Впрочем, я вполне уверен в твоем такте и предоставляю тебе вообще в этом деле полную свободу действия… Мокар!
— Государь?
— Вы распорядитесь отнести одну половину расходов графа Ведовского по приему туарегской делегации на счет министерства иностранных дел, а другую
— на счет министерства колоний. Я думаю, что для начала ста тысяч франков достаточно… В дальнейшем граф просто поставит нас в известность о том, что отпущенного кредита ему нехватило.
Клементина жила на улице Бокадор, в небольшом особняке в мавританском стиле, купленном для нее Лессепсом.
Я нашел ее в постели. Увидев меня, она разразилась слезами.
— Мы с ума сошли с тобой! — забормотала она, не переставая рыдать. — Что мы наделали!
— Клементина, в чем дело?
— Что мы наделали, что мы наделали! — твердила она, прижимаясь ко мне своей покрытой пышными черными волосами головой и теплым телом, от которого пахло туалетной водой «Нанон».
— Что случилось? В чем дело?
— Дело в том, что я… — И она прошептала мне несколько слов на ухо.
— Не может быть! — произнес я, вне себя от изумления. — Уверена ли ты?
— Уверена ли я?
Я был поражен, как громом.
— Это, кажется, не доставляет тебе удовольствия, — заметила она с раздражением.
— Я не сказал этого. Клементина… да и в конце концов… Я очень счастлив, уверяю тебя.
— Докажи мне это: проведем завтрашний день вместе.
— Завтра! — подскочил я. — Невозможно!
— Почему? — спросила она подозрительно.
— Потому что завтра я должен ездить целый день по Парижу с туарегской миссией… По приказу императора.
— Новая выдумка! — проворчала Клементина.
Должен сознаться, что иногда ничто не бывает так похоже на ложь, как истина.
Я передал, насколько сумел, содержание моего разговора с Мокаром. Молодая женщина слушала меня с видом, который ясно говорил: «Меня, милый, не проведешь».
Наконец, я не выдержал и обозлился.
— Пожалуйста, приезжай и посмотри сама! Я обедаю завтра вместе с ними и приглашаю тебя.
— Ну, что же, я и приеду! — ответила Клементина совершенно серьезным тоном.
Сознаюсь, что в ту минуту мое обычное хладнокровие мне изменило. Да оно и неудивительно: какой денек! С утра— поток счетов на сорок тысяч франков. Затем-каторжное поручение: сопровождать по Парижу каких-то дикарей. И в довершение всего извещение о том, что я скоро стану отцом незаконнорожденного ребенка…
В конце концов, я тут ни при чем: приказ императора.
Он хочет, чтобы я дал этим туарегам представление о парижской культуре. Клементина держится в свете очень хорошо, а в настоящую минуту ее не следует раздражать.
Я закажу назавтра вечером отдельный кабинет в «Cafe de Paris» и попрошу Грамон-Кадеруса и Вьель-Кастеля привезти с собой их веселых любовниц. Будет очень забавно посмотреть, как будут себя чувствовать эти сыны пустыни среди нашего маленького, но миленького общества…
Марсельский поезд прибывал в 10 часов 20 минут утра.
На дебаркадере вокзала я уже нашел Дюверье, добродушного молодого человека двадцати трех лет, с голубыми глазами и небольшой белокурой бородкой. Выходя из вагона, туареги падали, один за другим, прямо к нему в объятия.
Дюверье жил среди них два года, в палатке, как свой между своими. Он представил меня главе делегации, шейху Отману, и четырем другим ее членам, великолепным рослым мужчинам, закутанным в голубые бурнусы и увешанным амулетами из красной кожи. К счастью, все они говорили на каком-то «сабире", — который значительно упрощал наши сношения.
Упомяну — исключительно для последовательности моего рассказа — о завтраке в Тюильри и о посещении различных общественных учреждений:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58