Он вскрикнул от страха и боли и, сам не сознавая, что делает, ударил лежащего левой рукой по лицу. При этом ему удалось освободить свой палец, но он тут же увидел, что у Куслапа из носа темной струйкой течет кровь, брызгая на полено. Как раненый зверек, лежал мальчик на полу и, весь бледный, смотрел на Арно злыми глазами, словно тот был его смертельным врагом. Куслап был весь в пыли, окровавленный, в разорванной одежде, маленький, точно червячок; холодная дрожь охватила Арно при мысли о том, как этот мальчик сейчас озлоблен. Он тотчас же забыл про свой палец, чувство злобы и отвращения к этому грязному жучку исчезло и сменилось жалостью. В эту минуту кто-то, наклонившись к его уху, снова прошептал:
– Иди в класс, я сам его уведу.
Это был Яан Имелик. Он стоял, улыбаясь, как всегда, и его взгляд ясно говорил, что присутствие Арно сейчас бесполезно: если уж кто и может справиться с Куслапом, то только он, Имелик. Тщательно пряча свой палец, Арно ушел в класс. А Яан Имелик принес из угла полено, поставил стоймя, сел на него и, подперев голову руками и упираясь локтями в колени, стал тихо, нараспев говорить с Куслапом.
– Не помню, рассказывал я тебе когда-нибудь или нет, – начал он, – но это просто удивительно, как иной мальчишка всегда умеет найти меткий ответ; подумаешь – и сам не знаешь, откуда у них такие ответы берутся. Я на месте этого мальчишки и совсем не знал бы, что ответить, а он, глядишь, так отрежет, что все со смеху прыскают, даже учитель смеется… да… Ну, а мальчишке только и надо, чтобы учитель смеялся. Тогда, как говорится, «бани не будет». Не помню, рассказывал я тебе эту историю?
– Какую? – еле слышно отозвался Куслап с пола.
– Какую, какую… – ответил Имелик, – Как же я стану тебе рассказывать, если ты на полу лежишь. Летом на лугу – там можно и растянуться па животе, погреться на солнышке, а тут, в холодных, грязных сенях, люди или стоят, или хотя бы сидят, как я. Вот подумаешь потом и сам поймешь, как это некрасиво, когда человек наляется на полу, точно пьяница возле трактира. Верно?
Куслап чуть приподнял голову, словно внимательно к чему-то прислушиваясь, уставился в одну точку немигающими глазами и продолжал молчать.
– Где твой платок? – спросил его Имелик немного погодя.
Куслап вытащил из кармана большой платок с красными узорами, вытер сначала глаза, потом нос и тонкими, бледными, почти прозрачными пальцами лихорадочно смял платок в комочек. Казалось, будто он только сейчас очнулся и начинает понимать, что происходит по круг. Имелик, улыбаясь, вопросительно посмотрел на него и снова иговорил лениво, нараспев:
– А поди знай, был ли вообще на свете мальчишка, который умел так отвечать. Может, кто-нибудь просто это выдумал, а потом пошла молва, будто мальчик умел так говорить. Бывают же на свете такие умники – они только и делают, что придумывают разные смешные вопросы и ответы. Не помню, рассказывал я тебе уже эту историю или нет.
– Какую историю? – спросил Куслап, резким движением поднялся и сел на полу, нетерпеливо глядя на Имелика.
Но тот, видимо, не особенно спешил с ответом – он в свою очередь взглянул на Куслапа и заметил наставительным тоном:
– Ты бы лучше платок этот намочил у колодца и смыл с лица кровь, а то не сойдет.
Они пошли к колодцу. Имелик смочил узорчатый платок и стал обмывать Куслапу лицо. Тот стоял перед ним, словно дитя перед матерью, когда она вытирает ему нос. Отойдя от колодца, Имелик положил руку ему на плечо. Делая большие шаги и покачивая головой за каждым шагом, словно отсчитывая их, он снова стал рассказывать:
– Вот однажды мальчик этот опоздал в школу. Учитель ему сразу: «Где ты был?» А мальчик ему в ответ: «Мне далеко идти, на дороге скользко, приходится делать один шаг вперед, два назад!» Учитель ему на это: «Как же ты вообще до школы дошел, если один шаг вперед делал, а два назад?» – «А я повернулся и стал назад, к дому шагать», – отвечает мальчик.
– Я так и думал, – сказал Куслап.
– Что ты думал?
– Ну, что он, наверно, назад пошел. Если он делал шаг вперед, а два назад – он же должен был…
Куслап опустил глаза и, быстро моргая, словно что-то высчитывал в уме.
– Да, да, но он просто пошутил, чтобы ему не попало от учителя. Кто же так будет ходить, какая бы там дорога ни была, пусть хоть стеклянная.
Пролетел и обеденный перерыв, на который Арно так надеялся, но с Тээле ему поговорить не удалось. Вскоре после обеда Имелик, уступая настойчивым просьбам Тоотса, принес свой каннель и стал играть. Тоотс между тем уже успел примириться со своей участью, и со стороны могло показаться, что он скорее гордится своим перевязанным пальцем, чем страдает от боли; только когда ему кто-нибудь о ней напоминал, он, помахивая рукой, осторожно дул себе на укушенное место и с видом мученика смотрел на ребят. Мальчишки плотным кольцом окружили музыканта и с нетерпением ждали, когда он заиграет, наперебой называя ему свои любимые мелодии.
Девочки, стоявшие чуть поодаль, пошептались между собой и попросили сыграть «рейлендер». Куслап тихонько сидел на своем месте и усердно обертывал книги бумагой, изредка бросая злобные взгляды на окружающих.
Арно стоял у окна и с раздражением посматривал то на музыканта, то на Тээле; она сегодня казалась более оживленной, чем обычно, но на Арно, видимо, не обращала никакого внимания. Имелик настроил каннель, оглядел стоящих вокруг ребят, словно спрашивая, что же ему все-таки играть, потом откашлялся и заиграл – то ли действительно по чьей-то просьбе, то ли по собственному почину – именно «рейлендер». Шум затих, все с увлечением слушали, а кое-кто притопывал в такт ногой и присвистывал. Арно поражался тому, что Имелик, этот увалень, так прекраснее играет; его большие ленивые пальцы сейчас до того быстро и жзвко скользили по струнам, что любо было смотреть. И чем болыпе Арно слушал, тем больше увлекала его музыка – он даже о Тээле забыл. Вот чудесно было бы, думалось ему, если бы он, Арно, умел так же хорошо играть на скрипке, как Имелик на каннеле. Но научиться играть на скрипке было гораздо труднее, чем ему раньше казалось. С каннелем, наверно, дело обстоит проще; едва ли Имелик потратил столько усилий, сколько Арно, упражняясь на скрипке. Нет, этому мальчугану было даже лень ходить, он волочил свои длинные ноги, точно молотильные цепы; и ему ни за что не справиться бы с такой работой, какую Арно проделал начиная с рождества. Смутное чувство охватило Арно; в душе его проснулось нечто похожее на зависть к Имелику; какой-то внутренний голос подсказывал ему, что этот парень, несмотря на его лень и небрежность, когда-нибудь станет помехой на его пути. Но как бы там ни было, на каннеле Имелик играл великолепно. Даже Тоотс сначала слушал тихо, и если он действительно был одержим злым духом, как любил говорить о нем кистер, то, как видно, музыка оказывалась единственным средством, способным хоть на короткое время обуздать вселившегося в него Вельзевула;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
– Иди в класс, я сам его уведу.
Это был Яан Имелик. Он стоял, улыбаясь, как всегда, и его взгляд ясно говорил, что присутствие Арно сейчас бесполезно: если уж кто и может справиться с Куслапом, то только он, Имелик. Тщательно пряча свой палец, Арно ушел в класс. А Яан Имелик принес из угла полено, поставил стоймя, сел на него и, подперев голову руками и упираясь локтями в колени, стал тихо, нараспев говорить с Куслапом.
– Не помню, рассказывал я тебе когда-нибудь или нет, – начал он, – но это просто удивительно, как иной мальчишка всегда умеет найти меткий ответ; подумаешь – и сам не знаешь, откуда у них такие ответы берутся. Я на месте этого мальчишки и совсем не знал бы, что ответить, а он, глядишь, так отрежет, что все со смеху прыскают, даже учитель смеется… да… Ну, а мальчишке только и надо, чтобы учитель смеялся. Тогда, как говорится, «бани не будет». Не помню, рассказывал я тебе эту историю?
– Какую? – еле слышно отозвался Куслап с пола.
– Какую, какую… – ответил Имелик, – Как же я стану тебе рассказывать, если ты на полу лежишь. Летом на лугу – там можно и растянуться па животе, погреться на солнышке, а тут, в холодных, грязных сенях, люди или стоят, или хотя бы сидят, как я. Вот подумаешь потом и сам поймешь, как это некрасиво, когда человек наляется на полу, точно пьяница возле трактира. Верно?
Куслап чуть приподнял голову, словно внимательно к чему-то прислушиваясь, уставился в одну точку немигающими глазами и продолжал молчать.
– Где твой платок? – спросил его Имелик немного погодя.
Куслап вытащил из кармана большой платок с красными узорами, вытер сначала глаза, потом нос и тонкими, бледными, почти прозрачными пальцами лихорадочно смял платок в комочек. Казалось, будто он только сейчас очнулся и начинает понимать, что происходит по круг. Имелик, улыбаясь, вопросительно посмотрел на него и снова иговорил лениво, нараспев:
– А поди знай, был ли вообще на свете мальчишка, который умел так отвечать. Может, кто-нибудь просто это выдумал, а потом пошла молва, будто мальчик умел так говорить. Бывают же на свете такие умники – они только и делают, что придумывают разные смешные вопросы и ответы. Не помню, рассказывал я тебе уже эту историю или нет.
– Какую историю? – спросил Куслап, резким движением поднялся и сел на полу, нетерпеливо глядя на Имелика.
Но тот, видимо, не особенно спешил с ответом – он в свою очередь взглянул на Куслапа и заметил наставительным тоном:
– Ты бы лучше платок этот намочил у колодца и смыл с лица кровь, а то не сойдет.
Они пошли к колодцу. Имелик смочил узорчатый платок и стал обмывать Куслапу лицо. Тот стоял перед ним, словно дитя перед матерью, когда она вытирает ему нос. Отойдя от колодца, Имелик положил руку ему на плечо. Делая большие шаги и покачивая головой за каждым шагом, словно отсчитывая их, он снова стал рассказывать:
– Вот однажды мальчик этот опоздал в школу. Учитель ему сразу: «Где ты был?» А мальчик ему в ответ: «Мне далеко идти, на дороге скользко, приходится делать один шаг вперед, два назад!» Учитель ему на это: «Как же ты вообще до школы дошел, если один шаг вперед делал, а два назад?» – «А я повернулся и стал назад, к дому шагать», – отвечает мальчик.
– Я так и думал, – сказал Куслап.
– Что ты думал?
– Ну, что он, наверно, назад пошел. Если он делал шаг вперед, а два назад – он же должен был…
Куслап опустил глаза и, быстро моргая, словно что-то высчитывал в уме.
– Да, да, но он просто пошутил, чтобы ему не попало от учителя. Кто же так будет ходить, какая бы там дорога ни была, пусть хоть стеклянная.
Пролетел и обеденный перерыв, на который Арно так надеялся, но с Тээле ему поговорить не удалось. Вскоре после обеда Имелик, уступая настойчивым просьбам Тоотса, принес свой каннель и стал играть. Тоотс между тем уже успел примириться со своей участью, и со стороны могло показаться, что он скорее гордится своим перевязанным пальцем, чем страдает от боли; только когда ему кто-нибудь о ней напоминал, он, помахивая рукой, осторожно дул себе на укушенное место и с видом мученика смотрел на ребят. Мальчишки плотным кольцом окружили музыканта и с нетерпением ждали, когда он заиграет, наперебой называя ему свои любимые мелодии.
Девочки, стоявшие чуть поодаль, пошептались между собой и попросили сыграть «рейлендер». Куслап тихонько сидел на своем месте и усердно обертывал книги бумагой, изредка бросая злобные взгляды на окружающих.
Арно стоял у окна и с раздражением посматривал то на музыканта, то на Тээле; она сегодня казалась более оживленной, чем обычно, но на Арно, видимо, не обращала никакого внимания. Имелик настроил каннель, оглядел стоящих вокруг ребят, словно спрашивая, что же ему все-таки играть, потом откашлялся и заиграл – то ли действительно по чьей-то просьбе, то ли по собственному почину – именно «рейлендер». Шум затих, все с увлечением слушали, а кое-кто притопывал в такт ногой и присвистывал. Арно поражался тому, что Имелик, этот увалень, так прекраснее играет; его большие ленивые пальцы сейчас до того быстро и жзвко скользили по струнам, что любо было смотреть. И чем болыпе Арно слушал, тем больше увлекала его музыка – он даже о Тээле забыл. Вот чудесно было бы, думалось ему, если бы он, Арно, умел так же хорошо играть на скрипке, как Имелик на каннеле. Но научиться играть на скрипке было гораздо труднее, чем ему раньше казалось. С каннелем, наверно, дело обстоит проще; едва ли Имелик потратил столько усилий, сколько Арно, упражняясь на скрипке. Нет, этому мальчугану было даже лень ходить, он волочил свои длинные ноги, точно молотильные цепы; и ему ни за что не справиться бы с такой работой, какую Арно проделал начиная с рождества. Смутное чувство охватило Арно; в душе его проснулось нечто похожее на зависть к Имелику; какой-то внутренний голос подсказывал ему, что этот парень, несмотря на его лень и небрежность, когда-нибудь станет помехой на его пути. Но как бы там ни было, на каннеле Имелик играл великолепно. Даже Тоотс сначала слушал тихо, и если он действительно был одержим злым духом, как любил говорить о нем кистер, то, как видно, музыка оказывалась единственным средством, способным хоть на короткое время обуздать вселившегося в него Вельзевула;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87