– Придет, придет, – отвечает Йоозеп Тоотс на их вопросительные взгляды, она же не кошелек, чтобы вовсе исчезнуть. – И наклоняясь к самому уху Лесты, шепотом добавляет: – Чертово племя! Вечно у них блажь какая-нибудь.
За столом вновь воцаряется веселье, однако спустя несколько минут гости опять единодушно, в один голос требуют появления невесты.
– Нет, это уже слишком! – Йоозеп Тоотс вскакивает со своего места. – На этот раз я предъявлю ультиматум.
– Иди же! – настаивает жених с деланной строгостью, – ежели ты немедля не придешь, мы отведем тебя насильно. Слышишь?!
– Если можешь, оставь меня хоть ненадолго в покое. А нет – так я тотчас же поеду домой.
– Что это значит?
– Не все ли равно, просто я хочу сейчас побыть одна.
– Побыть одна… – повторяет жених. – Чудеса да и только! Когда ты сюда приехала, была такая веселая и со всеми приветливая, даже мне улыбалась… а теперь вдруг… Нет, никак не пойму, с чего это ты вдруг такой странной сделалась. Может, случилось что-нибудь особенное?
– Ничего особенного не случилось.
– Что же тогда с тобою, Тээле? Подумай, уже завтра ты будешь принадлежать мне…
– Принадлежать? – переспрашивает невеста чуть ли не со злостью. – Я ведь не скотина какая-нибудь, чтобы кому-то принадлежать.
– Черт подери, Тээле! Ты уже теперь цепляешься к каждому пустому слову, что же будет потом, когда… когда…
– Тогда ничего не будет.
– Опять! Ну, я не знаю…
– Здесь и знать нечего. Отправляйся к своим гостям, пей вино и пиво… ешь… Не понимаю, почему именно я должна быть при этом?
– Гм… «Слева ль, справа ли прочтешь – тот же смысл во мне найдешь». Помнишь Тээле, как мы в школе отгадывали эту загадку? Нет? Что же это я хотел сказать, ты меня вовсе сбила с толку! – ну да, ладно ли будет, ежели ты таким манером проведешь последние часы своего девичества?
– Последние часы девичества… – Теэли поднимает свою красивую головку, на губах девушки появляется полунасмешливая улыбка. – Никак старый Кентукский Лев становится поэтичным?! Выпьешь еще рюмку-другую, так, пожалуй, Лесте и Лутсу – как ты сам любишь выражаться – дашь сто очков вперед. Да, да.
В задней комнате ненадолго воцаряется тишина. Из передней комнаты доносится пьяная болтовня Либле и громкие возгласы Киппеля. Тээле крутит на своем пальце кольцо и спрашивает тихо, но с таким ударением, что оно пронизывает Тоотса до мозга костей:
– С чего ты взял, что это последние часы моего девичества?
– Как… как..? Боже правый, но ведь завтра наша свадьба! Или завтра свадьбы не будет?
– Не знаю, – девушка пожимает плечами.
– Вот как! Ну что же… – Тоотс закуривает папиросу, – в таком случае, было бы честнее, если бы ты вовсе не заводила о ней разговора, как это было на дороге в Канткюла. Помнишь? Припомни хорошенько, что ты сказала мне летом, когда я шел в деревню Канткюла к Яану Тыниссону! Ну да это ни к чему. Все идет так, как оно идет, только, черт побери! никак не пойму, с чего это ты вдруг все повернула… в последний час…
– Опять в последний час, – горько усмехается Тээле.
– Так оно получается.
Жених мотает головой, словно пытаясь избавиться от дурного сна, уже с порога еще раз смотрит через плечо на невесту и думает:
«Странная история! Непонятная история! Есть невеста и нету, нет, но, может быть, есть все же. Поди, разберись!».
Тут в голову ему внезапно приходит одна мысль. Жених придает своему лицу выражение полного спокойствия, идет к гостям, берет со стола кувшин из-под пива и обращается к Лесте:
– Пеэтер, будь добр, помоги мне нацедить пива из бочки. – Киппелю же, который с новым напором требует объяснений касательно невесты, Йоозеп Тоотс уже с порога жилой риги отвечает предельно просто:
– Скоро придет.
Но молодой хозяин, по-видимому, не очень-то спешит наливать пиво; бросив испытующий взгляд на старого аптекаря, он отводит школьного друга за руку в дальний угол риги, берет его за пуговицу пиджака и тихо говорит:
– Знаешь, Леста, я всегда уважал тебя, как школьного друга и писателя… Я даже горжусь, что у меня такой – ну, как бы это сказать! – ну да, такой талантливый приятель. Будь уверен, ежели станешь писать новую книгу и ежели у меня будет мало-мальская возможность, я всегда выручу тебя снова. Так. А теперь, будь добр, скажи мне, о чем вы разговаривали давеча с Тээле, когда она позвала тебя в заднюю комнату?
– Ну, ээ… ни о чем таком… – отвечает Леста упавшим голосом.
– Может, и так, – продолжает Тоотс, закуривая, – но в том-то вся и загвоздка, что Тээле именно с этой минуты сделалась такой странной… несет черт-те знает что. Поначалу я думал, это какая-нибудь пустая блажь – такое с нею и прежде случалось – но тут дело серьезнее. Да, да, дорогой Леста, дела из рук вон плохи. К примеру… ну да, она даже не знает, будет завтра наша свадьба или нет.
– Правда?! – испуганно восклицает молодой писатель.
– Да, да. Что ты на это скажешь, ты, человек умный и догадливый? Помнишь, Пеэтер, было время, когда ты не знал, как тебе быть, – теперь настал мой черед. Нет, погоди, я вовсе не к тому клоню, чтобы ты меня утешать начал, мне просто-напросто хочется узнать, вправду ли ты ничего не сказал ей такого, что… ну, так… что могло бы выбить ее из колеи?
– Нет… – отрицательно качает головой школьный друг, – не припомню ничего такого… Жаль, конечно, но…
– Ну что же, – произносит жених, махнув рукой, – стало быть, ничего не попишешь. Пусть все будет, как оно есть. А теперь, дорогой Пеэтер, нацеди пива и возвращайся к столу, да не говори никому ни слова. А я еще посижу тут немного и покумекаю, потому что… знаешь ли… как бы оно ни было, но… Иди, иди же в дом, скажи, что я скоро буду.
Леста как-то нерешительно направляется к бочке с пивом, нацеживает кувшин, затем в задумчивости устремляет взгляд в пространство и потирает нос. Через две-три минуты молодой писатель, оставив кувшин на пивной бочке, возвращается к своему другу.
– Видишь ли, Йоозеп, – начинает он, – я и впрямь не знаю, что именно выбило Тээле из колеи, но все же должен тебе кое о чем сказать, возможно, это все-таки могло на твою невесту подействовать.
– Да, да? Ну? – торопит друга Тоотс.
– Арно Тали вернулся в Тарту.
– Ч-что-о?! Хм-хью-хьюх… И ты сказал об этом Тээле?
– Да… к сожалению.
– Вот как, ясно… Мне этого хватит! Довольно, довольно! А сожалеть, дорогой Пеэтер, незачем, все равно это не осталось бы тайной. Иди себе в дом, я тоже скоро приду.
Лесте становится понятно – сам того не желая, он заварил не очень-то вкусную кашу, молодому человеку вспоминается, что и прежде такое бывало, когда он, сболтнув лишнее, тем самым доставлял другим неприятности. Господи, если бы он умел молчать, как Арно Тали!
Теперь же ему, Пеэтеру Лесте, не остается ничего другого, как взять этот несчастный кувшин с пивом и вернуться в общество таких же, как он, болтунов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43