– Ах да – ответа! – восклицает Лутс. – Верно! Конечно же, вы ждете ответа. Черт побери, что же это я собирался ответить?! Ну да, у меня был наготове ответ, но поди знай, куда он подевался. Может быть вы, господин Киппель все же позволите мне ответить вам в письменном виде? Дело в том, что я совершенно никудышный оратор.
– Возможно, так оно и есть, ведь я никогда не имел чести разводить с вами долгие разговоры. Мне не остается ничего другого, как поверить вам на слово. Всеконечно. Однако я считаю себя вправе добавить, что вы не только совершенно никудышный оратор, но и совершенно никудышный писатель, поскольку не оставляете в покое порядочных людей. И вот что еще – нет, нет, соблаговолите выслушать, сейчас мой черед говорить! – Ну да, я вижу, сегодня вы и так и сяк пытаетесь увильнуть от ответа, лавируете… то туда, то сюда… Но я должен вам заметить, это не поможет. Да, я знаю, вы – лутс… я сам старый рыболов, поэтому знаю и то, что эта рыба очень скользкая. Но имейте в виду: я, Вийлиас Воокс, стану держать эту рыбу за жабры до тех пор, пока она не даст мне вразумительного ответа.
– О Господи! – горестно восклицает писатель. – Рыбы ведь вообще не говорят! А-а, теперь мне припоминается, господин Киппель, вы вроде бы говорили, что снова получили свежий товар от Энгельсвярка? Нет ли у вас, случайно, этих… этих, как их там… ну… Словно вынул и из памяти…
– Здесь, в этом самом ящике лежат четыре дюжины ножей и вилок, – отвечает торговец, настораживаясь.
– Вот, вот, – Лутс хлопает ладонью себя по лбу, – именно ножи и вилки мне и нужны! В моем домашнем хозяйстве один единственный перочинный ножик, этого недостаточно. Я уже давненько собирался купить себе ножей и вилок и теперь наконец-то смогу это осуществить. Откройте быстренько свой ящик, господин Киппель, мне не терпится стать владельцем ножей и вилок.
Торговец торопливо закуривает огрызок сигары и начинает распаковывать свой товар. Лутс вытягивает шею, – можно подумать, будто он видит ножи и вилки впервые в жизни.
– Ах, какие красивые! Ах, какие отменные! Я весьма благодарен вам, господин Киппель, за то, что вы меня не обошли.
– Нет, ну, всеконечно, – говорит Киппель. – Это же товар от Энгельсвярка! А не из какой-нибудь Тулы или Сарсакоски.
Сходятся в цене, лысый писатель звякает в ящике стола серебряными и медными монетами, ищет в жилетных и брючных карманах добавки и, в конце концов, все же набирает требуемую сумму. При этом Тоотс замечает, что Лутсу приходится платить примерно на десять процентов больше, чем платил незадолго до того сам Тоотс. Торговец сует выручку в карман, укладывает оставшийся товар обратно в ящик, вновь зажигает погасший огрызок сигары, поддергивает штаны и собирается уходить.
– Заметано! – произносит он, засовывая ящик под мышку. – Можете ответить в письменном виде, господин Лутс. Я должен поспешить кое-куда по своим торговым делам, мне недосуг ждать, когда вы сделаете это в устной форме. До встречи! Господина опмана и его уважаемую невесту я надеюсь еще увидеть вечером, они наверняка сегодня еще не уедут. Так что, дамы и господа, разрешите откланяться.
Предприниматель отвешивает галантный поклон и удаляется, после чего Лутс, зажмурив один глаз, проделывает на заднике одной из своих необъятных чуней нечто вроде пируэта и начинает сам себя нахваливать.
– Так, именно так и следует всегда поступать! – хвастается он. – Всякий раз надо суметь найти слабое место противника, и – противник побежден! В результате господин Киппель ушел из моего дома как самый добрый друг и даже сделал меня обладателем ножей и вилок. Да здравствуют острые ножи и острый ум!
– Да-а, и впрямь ум острый, – склоняет Кийр голову набок, – но, к сожалению, острый ум, который вас на этот раз выручил, отнюдь не ваш – школьный друг Лутс сейчас проделал тот же маневр, что и наш соученик по приходской школе Петерсон в свое время, когда его преследовал Тоотс. Не странно ли, вы эту историю уже запамятовали, хотя сами же ее и описали в первой части «Весны».
Тээле, Леста и Тоотс громко смеются, тогда как лицо лысого писателя принимает выражение крайней растерянности, и он вновь пытается спрятать свои обутые в чуни ноги. Однако через некоторое время забывается и эта неловкая заминка, то одному, то другому из присутствующих вспоминается старое доброе время, возникает непринужденный, пересыпанный шутками разговор. Гости расстаются с печкой и собираются в путь лишь после того, как и на улице, и в комнатушке писателя начинает темнеть. При слабом свете угасающих углей однокашники прощаются с хозяином, и Тоотс под конец напоминает ему:
– Стало быть, дорогой Лутс, все остается в силе, как я и моя уважаемая невеста сказали. Вы приедете в первый день рождества вместе с Лестой и господином Киппелем. А ежели вы не появитесь, так и знайте, у вас станет одним смертельным врагом больше, вроде того, как у меня некто уважаемый господин Хейнрих Георг Аадниель Каабриель Колумбус Хризостомус фон Кийр с королевского двора Супси. До рождества остается еще несколько дней, к тому времени я вспомню еще кое-что из наших школьных историй, так что нехватки материала для второй части «Весны» у вас не будет. Больше всего хотел бы я рассказать вам, как мы однажды крестили младшего брата нашего школьного друга Кийра. Хм-хм-хм, пых-пых-пых!
* * *
На улице жители Паунвере случайно встречаются еще с одним знакомым, а именно, с бывшим паунвереским аптекарем, которого, разумеется, тоже приглашают на свадьбу. Фармацевт за прошедшее время заметно постарел и осунулся, он трясется от холода, – свое тоненькое летнее пальтишко он натянул на себя словно бы затем, чтобы ввести в заблуждение мороз, эта изношенная тряпка вряд ли может служить защитой от пронзительного ветра. Тоотс, в своей добротной шубе и башлыке, разговаривая со стариком, испытывает чувство мучительной неловкости; хозяин Юлесоо торопится закончить разговор, спрашивает адрес фармацевта и произносит, указывая на Лесту:
– Стало быть, ваш коллега Пеэтер Леста зайдет за вами.
VI
И в жизни Йоозепа Тоотса начинается странный период.
– Ненастоящее рождество, ненастоящее рождество! – говорит он звонарю Либле, когда тот однажды вечером приходит на хутор Юлесоо, чтобы перекинуться двумя-тремя словами с бывшим господином управляющим.
– Как это ненастоящее? – вскидывает звонарь свое заросшее лицо. – Рождество – оно рождество и есть.
– Нет, – мотает головой хозяин Юлесоо. Ненастоящее рождество. Как есть ненастоящее.
– Вот те на! Вот те и номер! Не возьму в толк, как это может рождество быть ненастоящим. Рождество – оно рождество и есть, как и при царе Горохе, как и в прошлом году.
– Неужто ты не понимаешь, Либле, – Тоотс кладет руку на плечо звонаря, – это рождество совсем не такое, как все прежние, как прошлогоднее и последующие, вернее, предыдущие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43