Мне холодно. Бог знает, сколько времени я уже тут, в сугробе, дрыхну». – «Неужели ты и того не помнишь, где ты так набрался?» – «Где это я набрался? Бей хоть палкой по голове, бей хоть утюгом, знать ничего не знаю. Ведать ничего не ведаю». – «Интересный ты мужик, Либле! Смотри, не подоспей я сейчас сюда, так ты бы тут в ледышку превратился. А что жена и дочка сказали бы? Как ты думаешь, что сказали бы жена и дочка?». Ну, тут я давай выть, что твой волк, и глаза тереть, и всякие штуки выкидывать, будто я барсук какой: «Тысячу раз желаю тебе здоровья, Йорх – вроде бы это ты тут? – да, будь ты тысячу раз здоров за то, что ты мою шкуру спас, этого благодеяния я до самой смерти не забуду!» – «Ну какое это благодеяние, – это он говорит, – но если ты, Либле, так уж хочешь отплатить мне добром, поди, взгляни, что они там в доме делают, и принеси мне сюда весть. Перво-наперво, посмотри, есть ли у них там выпивка и закуска. Только… ради Бога, никому ни слова, что я тут нахожусь». – «Нет, ну, – бью я себя кулаком в грудь, – я ведь не скотина какая неблагодарная, чтобы на доброе дело злом ответить. Ты спас мне жизнь, хоть цена этой моей жизни пустопорожней – не Бог весть какая, разве что… копейки три-четыре, ну да, ты спас мне жизнь, неужто же я и впрямь такая неблагодарная скотина, чтобы тебя заложить?! Нет, я с превеликой радостью выполню все, что ты прикажешь, дорогой Йорх, только с одним условием… – это я ему, – и ты тоже никому не говори, что меня тут, в сугробе нашел – к чему мне всякие насмешки да подковырки, да зубоскальство, проходу от них не будет, чего доброго еще и до жены дойдет…» – «Будь спокоен, Либле, я не расскажу ничего, только бы ты держал язык за зубами». – Ну, я ему на это: «Стало быть, я пойду, взгляну, что они там делают и есть ли у них чего поесть-попить» – и еще: «Ждите спокойно, я сей же час обернусь и принесу вам весть». Ну да, и вот теперь я тут, господин Тоотс, вроде как гляжу, есть ли у вас что поесть-попить и высматриваю, что вы здесь вообще делаете, и жду – не дождусь узнать, что ж вы сделаете с тем, кто стоит на улице и ждет весть. Теперь он у нас вроде как в руках, потому как в меня он верит твердо. Я ж мог его там, на месте отчехвостить, что твою кудель, да вроде как не хотел самолично суд вершить, да и то сказать – одной только взбучки ему за его вчерашнее деяние вроде как чуток маловато, пускай господин Тоотс сам решает, что делать.
– Ах во-от какие дела! – растягивая слова произносит Тоотс и трет нос. – Ну, стало быть, нет вопросов. Стало быть, дело в шляпе. Вот что, Либле, выйди на улицу, поговори с ним за углом дома, скажи, что пир в самом разгаре и всего навалом. А я обойду кругом, со стороны проселка и словно бы случайно на вас наткнусь. Как поступить дальше, будет видно. Но помни, не говори ему ни одного плохого слова и даже вида не подавай, что мы его подозреваем. Ты мужик хоть куда, Либле, я каждый день стану подносить тебе шкалик – до самого конца года.
– Заметано! – отвечает Либле, поворачивается на каблуках и снова выходит на улицу.
Тоотс быстренько разыскивает среди гостей арендатора и что-то шепчет ему на ухо.
– Что-о?! – вскакивает с места разъяренный арендатор.
– Тихо! Скоро я приведу его сюда. Будьте с ним так любезны, как только сможете – до тех пор, пока мы не решим все вместе, как с ним быть. И не порите горячку! Главное, не мешайте мне говорить первому все, что я скажу, вы станете подтверждать, а следом за вами и все остальные.
– Да чего с ним цацкаться! – фыркает арендатор. – Дать взбучку и пускай катится!
– Спокойно, спокойно! Сделайте, как я сказал, глядишь, он и позабавит нас малость сегодняшним вечером.
Примерно то же самое Тоотс говорит и своей молодой жене, после чего на некоторое время покидает пирующих.
* * *
На улице метет, поэтому Кийр замечает Тоотса лишь когда тот подходит чуть ли не вплотную. Рыжеголовый обрывает на полуслове разговор с Либле и делает попытку немедленно ускользнуть.
– Постой! – восклицает Тоотс и берет его под руку. – Ба! Да это же Йорх!
– Ну допустим, Йорх, а тебе-то что за дело до этого? – зло спрашивает Кийр.
– Что за дело…? – повторяет Тоотс. – Никакого дела мне до тебя нет, дорогой школьный друг, просто удивляюсь, отчего это ты, как только меня увидел, сразу пустился наутек.
– А если мне так нравится. Так же точно и я могу удивляться, отчего это ты хватаешь меня за руку, словно хочешь задержать.
– Тебя – задержать?! Дорогой Йорх, кто же может хотеть тебя задержать? С чего это мне тебя задерживать? А впрочем… Ты прав – я и впрямь хочу задержать тебя и отвести туда, где твое настоящее место, как школьного друга и званого гостя; хочу тебя задержать, чтобы отвести к свадебному столу и усадить по правую от себя руку. Это перст судьбы, что я случайно вышел на улицу – взглянуть, не подобрались ли зайцы к моему клеверу – да, это перст судьбы, не то вряд ли бы ты сам зашел к нам в комнаты. Только вот никак не пойму, что это стряслось с Либле, держит человека на морозе, нет, чтобы пригласить в дом.
– Какое там, моя ли это забота – в дом приглашать, – недовольно ворчит Либле. – Гостей вроде как сам хозяин праздника зовет, а не то так посылает кого от своего имени. А я от чьего имени должен звать? От имени Крантса, что ли? Сверх того, сдается мне, господин Тоотс, что это вроде как ваша свадьба, а не моя. Ик! Будто самому мне не холодно. Брр-уф!
– Вечно-то у тебя, Либле, куча оправданий да возражений. В последнее время с тобой вообще лучше не иметь дела, – отвечает Тоотс так же недовольно.
– И то сказать, будьте так добры, господин Тоотс, и сами возитесь с вашими делами. Моя забота – торчать на колокольне.
– А чего ты, собственно, добиваешься, Тоотс, – внезапно спрашивает Кийр, – хочешь, чтобы я вошел в дом и сел за свадебный стол по правую от тебя руку?
– А как же иначе, дорогой друг!
– Ну, этого ты вряд ли дождешься.
– Отчего же вряд ли, Йорх? Они там собрались все вместе, одинаково и мои, и твои школьные друзья и подруги – с чего это именно ты хочешь блистать своим отсутствием? Что ты этим хочешь доказать? Что ты главнее всех нас? Выше всех нас? И наше общество тебе не подходит?
– Я никогда не ставил себя выше других.
– В это я верю. И ежели говорить откровенно, для того у тебя и нет никаких оснований. Здесь, среди нас нет никого, кто был бы выше или ниже других, все мы одинаковые, точно такие, какими нам придется предстать когда-нибудь пред ликом господним. Не так ли? Или ты вспоминаешь старое и затаил против меня злобу? Ежели мы этим станем заниматься, то ей же ей у меня больше оснований для упреков, чем у тебя. Взять хотя бы вчерашнюю историю… Да, мне и впрямь было больно слышать твои слова, мое сердце так сжалось в груди, что сегодня утром мне пришлось чуть ли не зубами его расправлять, чтобы привести в норму, но сегодня в этом же моем сердце снова столько радости, что я все, все злое готов забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43