Рояль выковыривает будоражащий, словно пробки полетели, перебор. Я привык к лестнице, как к единственному инструменту восхождения. Но нет мне за это ни выхода на просторную взлетную полосу, ни самого простого затворения в железном шкафу телефонного кабеля. То есть я люблю простор, когда к нему не подступишься, голова не покрыта, свеча в кармане, а за мной следом - целый детский сад, мальчик и девочка, пробираются, карабкаются в пестрых шарфиках и вязанных шапочках. Карапузы. Между А и Б. Можно выйти, пронестись галопом, выпихивая из пачки сигарету, якобы следуя по делу мимо кадок с фикусами и больших вылитых светом окон, сразу в растропическую залу с дендрами. Нет мне там достатка, а есть тоска.
Я. Довольно сложное сочетание. Для меня. Я ведь знаю, к чему дело клонится. К чужой двери, к чужому дому, к чужой правде, к чужому. А раз я подозреваю об обмане - значит, мне надо помалкивать и обо всем остальном. Как то: о неосуществимом, о самообмане, о грезах. Все это невесомая окалина порядка четвертого знака после запятой, - все, что осталось от этих стараний. И я не верю уже в напряжение, - пусть даже если тягловое напряжение целой кучи людей, пытающейся сдвинуть тяжелый воз с барахлом, или потуги семейства вырваться из нужды и перейти в новую категорию. Это умозрительный фокус, который ничего реального под собой не имеет. И я стою с такими доводами в руках, стою раздавленный, как со сломанной электробритвой, и следующим шагом обозначаю исчезновение.
1993-94

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20