Линан старался подходить к животному с большой осторожностью, чтобы нечаянно не спугнуть его, и это ему удалось. То ли благодаря тихим ласковым уговорам подходившего, то ли потому, что конь сам решил вернуться в людское общество, когда Линан преодолел последние два десятка шагов, конь обнюхал его ладони, ожидая найти в них лакомство в качестве награды за послушание.
– Прости, сейчас у меня ничего для тебя нет, однако если ты поможешь мне и моему товарищу добраться до безопасного места, то обещаю тебе купить для тебя столько сладкого сена, сколько смогу.
Линан внимательно осмотрел все тело животного, покрытое десятками укусов, однако никаких чересчур серьезных ран не обнаружил, хотя и не удержался от мысли о том, не может ли помочь коню зелье Гудона. Он взял поводья и повел коня обратно в сторону реки. Поначалу конь шел за ним без всякого сопротивления, но по мере того, как запах речной воды становился более отчетливым, он стал тянуть поводья назад и в конце концов вовсе остановился. Линан попробовал сильнее потянуть за поводья, но его попытка закончилась тем, что они вырвались из его руки. Конь отступил на несколько шагов и замер на месте. До того места, где лежал Гудон, оставалось добрых полкилометра. Линан должен был дотащить его до коня. Под нос себе он пробормотал проклятие.
Оркида одновременно забавляло и удовлетворяло то обстоятельство, что Арива и Сендарус вместе появились перед обществом. Забавляло то, что они изо всех сил пытались сосредоточиться и проявить должное внимание к текущим проблемам, в данный момент заключавшимся в организации приема для ведущих коммерческих деятелей столицы, однако ни королева, ни принц были не в состоянии отвести глаза друг от друга больше, чем на минуту. Удовлетворение же канцлера было вызвано тем, что их взаимная любовь представляла собой то, к чему он стремился с тех самых пор, когда еще юношей начал работать в Кендре. Решение влюбленных объявить об их намерении вступить в брак в день коронации Аривы недолго оставалось тайной для всего королевства, и в то время, как Двадцать Домов испытывали плохо прикрытую враждебность по отношению к Сендарусу, все остальные члены двора, казалось, были вполне удовлетворены этой новостью, а поскольку и все горожане оставались вполне довольными, то для Оркида это стало единственным лучом света, прорвавшимся сквозь сплошную черноту нескольких последних недель.
Конечно, огромную роль в отношении окружающих к Сендарусу сыграли его личные достоинства, такие, к примеру, как благородство натуры. К нему было попросту невозможно относиться плохо, а те, кто, несмотря на это, был настроен против замужества королевы за пределами Двадцати Домов, постепенно становились страстными приверженцами союза. Такие люди, как Шант Тенор, чье предубеждение ни для кого не было секретом, не смог долго противостоять обаянию аманского принца и теперь льнул к нему, как льнут к скалам моллюски. Он даже начал говорить о выгодах и преимуществах предстоявшего более тесного союза между Кендрой и провинциями, что еще несколько недель тому назад считал неприемлемым.
Остальные же горожане, такие, к примеру, как Кселла Повис, относились к идее предстоявшей свадьбы с большей осторожностью, однако благоразумно держали свое мнение на этот счет при себе.
Кроме того, при дворе были и такие приближенные особы, как примас Гирос Нортем, который вот и сейчас беседовал с королевой и Сендарусом, и эти люди стали бы поддерживать Ариву абсолютно во всем. Оркид не сомневался в добродетелях почтенного Нортема, однако ему хватало мудрости, чтобы видеть, что королева теперь станет оказывать самую сильную поддержку его церкви. Несмотря на то, что бедные горожане никогда не перестали бы молиться, в таком королевстве, в котором вера всегда противостояла явной и демонстративной магии разного рода, что королевская поддержка дала бы толчок к развитию церкви и вселила бы уважение к ней со стороны аристократии к Богу Нортема. Отец Поул, правая рука Нортема, не внушал Оркиду достаточного доверия. Это был невысокий тщедушный человечек, всегда готовый приветливо заулыбаться, однако взгляд его серых стальных глаз оставался неизменно тяжелым. Недавно он сделался духовником Аривы, однако сама Ашарна говорила Оркиду о том, что Нортем не станет назначать Поула своим преемником. Оркид подозревал, что таково было желание Ашарны, которое Нортем обещал ей исполнить. По церковным правилам только сам Нортем и его названный преемник имели право знать истинное имя своего божества; надеялся ли отец Поул когда-нибудь услышать это имя, или ему было известно о том, что в качестве преемника Нортема он был отвергнут? Кто-то мог стать для Оркида еще одним рычагом, на который ему придется нажимать.
К королеве и ее собеседникам присоединился прелат магии Эдейтор Фэнхоу, обменявшийся с Нортемом церемониальным приветствием. Оркид всегда считал величайшим достижением Ашарны как королевы то, что церковь и теургии она сделала союзниками, а не противниками. С тех пор, как она приняла церковь под свое покровительство, не отказывая при этом в поддержке кабинету прелата, она жила в уверенности, что две эти могущественные силы станут опорой трона вместо того, чтобы вести перед его лицом вечную войну. Раскол между ними предоставил бы в руки врагов трона мощное оружие, и потому Оркид делал все, что только было в его власти, чтобы этого никогда не смогло произойти.
Канцлер неспешно обошел весь приемный зал, спокойно и с достоинством отвечая на льстивые речи и исподтишка рассматривая тех гостей, которые держались ближе всех к Ариве и Сендарусу. Незаметной тенью возле них стоял Деджанус, на лице которого играла его вечная полуулыбка, а глаза выражали полную готовность отразить любой выпад против королевы. На какой-то миг взгляды Оркида и Деджануса встретились, и канцлер почувствовал пробежавшие по спине мурашки – так холоден был взгляд Деджануса. Ну что ж, подумал он. Слишком много нам известно друг о друге для того, чтобы стать врагами, но и друзьями мы никогда стать не сможем. Это, по мнению Оркида, было даже к лучшему: намного труднее стало бы уничтожить друга.
Эта мысль возникла у него неожиданно, и на мгновение он испытал нерешительность. Тотчас же его окружила толпа льстецов. Приветливо улыбнувшись, он извинился и притворился слушающим, однако его сознание лихорадочно работало, отыскивая источник посетившей его мысли.
Невольно его взгляд устремился к собственным рукам, к тем самым рукам, которыми он сжимал руки Береймы в тот миг, когда Деджанус перерезал горло короля. Тогда Оркида ошеломило количество крови, залившей королевский кабинет. Тем не менее ни на секунду канцлер не ощутил сожаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
– Прости, сейчас у меня ничего для тебя нет, однако если ты поможешь мне и моему товарищу добраться до безопасного места, то обещаю тебе купить для тебя столько сладкого сена, сколько смогу.
Линан внимательно осмотрел все тело животного, покрытое десятками укусов, однако никаких чересчур серьезных ран не обнаружил, хотя и не удержался от мысли о том, не может ли помочь коню зелье Гудона. Он взял поводья и повел коня обратно в сторону реки. Поначалу конь шел за ним без всякого сопротивления, но по мере того, как запах речной воды становился более отчетливым, он стал тянуть поводья назад и в конце концов вовсе остановился. Линан попробовал сильнее потянуть за поводья, но его попытка закончилась тем, что они вырвались из его руки. Конь отступил на несколько шагов и замер на месте. До того места, где лежал Гудон, оставалось добрых полкилометра. Линан должен был дотащить его до коня. Под нос себе он пробормотал проклятие.
Оркида одновременно забавляло и удовлетворяло то обстоятельство, что Арива и Сендарус вместе появились перед обществом. Забавляло то, что они изо всех сил пытались сосредоточиться и проявить должное внимание к текущим проблемам, в данный момент заключавшимся в организации приема для ведущих коммерческих деятелей столицы, однако ни королева, ни принц были не в состоянии отвести глаза друг от друга больше, чем на минуту. Удовлетворение же канцлера было вызвано тем, что их взаимная любовь представляла собой то, к чему он стремился с тех самых пор, когда еще юношей начал работать в Кендре. Решение влюбленных объявить об их намерении вступить в брак в день коронации Аривы недолго оставалось тайной для всего королевства, и в то время, как Двадцать Домов испытывали плохо прикрытую враждебность по отношению к Сендарусу, все остальные члены двора, казалось, были вполне удовлетворены этой новостью, а поскольку и все горожане оставались вполне довольными, то для Оркида это стало единственным лучом света, прорвавшимся сквозь сплошную черноту нескольких последних недель.
Конечно, огромную роль в отношении окружающих к Сендарусу сыграли его личные достоинства, такие, к примеру, как благородство натуры. К нему было попросту невозможно относиться плохо, а те, кто, несмотря на это, был настроен против замужества королевы за пределами Двадцати Домов, постепенно становились страстными приверженцами союза. Такие люди, как Шант Тенор, чье предубеждение ни для кого не было секретом, не смог долго противостоять обаянию аманского принца и теперь льнул к нему, как льнут к скалам моллюски. Он даже начал говорить о выгодах и преимуществах предстоявшего более тесного союза между Кендрой и провинциями, что еще несколько недель тому назад считал неприемлемым.
Остальные же горожане, такие, к примеру, как Кселла Повис, относились к идее предстоявшей свадьбы с большей осторожностью, однако благоразумно держали свое мнение на этот счет при себе.
Кроме того, при дворе были и такие приближенные особы, как примас Гирос Нортем, который вот и сейчас беседовал с королевой и Сендарусом, и эти люди стали бы поддерживать Ариву абсолютно во всем. Оркид не сомневался в добродетелях почтенного Нортема, однако ему хватало мудрости, чтобы видеть, что королева теперь станет оказывать самую сильную поддержку его церкви. Несмотря на то, что бедные горожане никогда не перестали бы молиться, в таком королевстве, в котором вера всегда противостояла явной и демонстративной магии разного рода, что королевская поддержка дала бы толчок к развитию церкви и вселила бы уважение к ней со стороны аристократии к Богу Нортема. Отец Поул, правая рука Нортема, не внушал Оркиду достаточного доверия. Это был невысокий тщедушный человечек, всегда готовый приветливо заулыбаться, однако взгляд его серых стальных глаз оставался неизменно тяжелым. Недавно он сделался духовником Аривы, однако сама Ашарна говорила Оркиду о том, что Нортем не станет назначать Поула своим преемником. Оркид подозревал, что таково было желание Ашарны, которое Нортем обещал ей исполнить. По церковным правилам только сам Нортем и его названный преемник имели право знать истинное имя своего божества; надеялся ли отец Поул когда-нибудь услышать это имя, или ему было известно о том, что в качестве преемника Нортема он был отвергнут? Кто-то мог стать для Оркида еще одним рычагом, на который ему придется нажимать.
К королеве и ее собеседникам присоединился прелат магии Эдейтор Фэнхоу, обменявшийся с Нортемом церемониальным приветствием. Оркид всегда считал величайшим достижением Ашарны как королевы то, что церковь и теургии она сделала союзниками, а не противниками. С тех пор, как она приняла церковь под свое покровительство, не отказывая при этом в поддержке кабинету прелата, она жила в уверенности, что две эти могущественные силы станут опорой трона вместо того, чтобы вести перед его лицом вечную войну. Раскол между ними предоставил бы в руки врагов трона мощное оружие, и потому Оркид делал все, что только было в его власти, чтобы этого никогда не смогло произойти.
Канцлер неспешно обошел весь приемный зал, спокойно и с достоинством отвечая на льстивые речи и исподтишка рассматривая тех гостей, которые держались ближе всех к Ариве и Сендарусу. Незаметной тенью возле них стоял Деджанус, на лице которого играла его вечная полуулыбка, а глаза выражали полную готовность отразить любой выпад против королевы. На какой-то миг взгляды Оркида и Деджануса встретились, и канцлер почувствовал пробежавшие по спине мурашки – так холоден был взгляд Деджануса. Ну что ж, подумал он. Слишком много нам известно друг о друге для того, чтобы стать врагами, но и друзьями мы никогда стать не сможем. Это, по мнению Оркида, было даже к лучшему: намного труднее стало бы уничтожить друга.
Эта мысль возникла у него неожиданно, и на мгновение он испытал нерешительность. Тотчас же его окружила толпа льстецов. Приветливо улыбнувшись, он извинился и притворился слушающим, однако его сознание лихорадочно работало, отыскивая источник посетившей его мысли.
Невольно его взгляд устремился к собственным рукам, к тем самым рукам, которыми он сжимал руки Береймы в тот миг, когда Деджанус перерезал горло короля. Тогда Оркида ошеломило количество крови, залившей королевский кабинет. Тем не менее ни на секунду канцлер не ощутил сожаления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122