Я сбросил сандалии и бесшумно, как кошка, двинулся к люку. Достав из-за пояса тонкий алдабрешский кинжал, я взялся за веревочную ручку люка, одним быстрым движением распахнул его и спрыгнул в каюту.
Я, несомненно, схватился бы с незваным гостем в темноте, но жалкий свечной огарок высветил девушку. Она была тощая, кожа да кости, глаза – как огромные синяки на бледном лице, немытые темные волосы крысиными хвостами разбросаны по узким плечам. Я все же схватил замарашку за горло. Эта гадина открыла мой мешок и разбросала по полу мои пожитки. Я поднял кинжал, чтобы девица могла видеть его, и грубо встряхнул ее.
– Даст тебя побери, чем это ты занимаешься?
Ее глаза с трудом сфокусировались на блестящем клинке, но лицо оставалось совершенно пустым, рот безвольно приоткрылся, дыхание было горькое от тассина. Я насупил брови и помахал туда-сюда ножом. Ее мутные, налитые кровью глаза завращались, пытаясь уследить за этим мельтешением, и я отпустил девицу. Что сотворил из всего этого ее пуганый ум, какие иллюзии рождало ее воображение? Надеюсь, она не решит внезапно, что я двухголовый пес, и не начнет кричать…
– Не бойся Репи, она безобидна. Она ищет тассин, тахн или жевательный лист, что-нибудь.
Голос Дэва испугал меня, и я сердито посмотрел в люк на его беззаботную физиономию.
– Ей не хватит мозгов, чтобы украсть у тебя что-то еще.
– Проклятие, Дэв, ты должен был меня предупредить: ведь я мог ее убить!
– Я не думал, что она так быстро проснется.
Съехав по трапу, Дэв щелкнул пальцами перед бессмысленным лицом девицы.
– В постель! – рявкнул он, распахнув дверь в главный трюм.
Примерно так же я когда-то обращался с непослушными псами.
Со второй попытки девица вошла в проем, неуклюже потирая руку, ушибленную о косяк. Дэв презрительно смотрел, как она брела по трюму и споткнулась о клубок одеял у дальней переборки.
– Кто она? Реклама для других твоих товаров?
– Что-то вроде того. – Дэв стащил с себя тунику и проворно забрался в гамак. – На спине она тоже неплоха, пока даешь ей живицу, чтобы малость разбудить. Пользуйся, если хочешь, она сделает все что угодно, если подумает, будто после этого ее ждет путешествие к теням.
Не находя слов от возмущения, я затолкал свои пожитки обратно в мешок, завязал его надежным узлом и повесил на высокий крюк моего гамака. Укладываясь спать, я заставил себя думать о том, что сие сомнительное судно по-прежнему моя единственная надежда как можно скорее покинуть эти чумные острова.
Мы подняли якорь, едва рассвело, и Дэв искусно провел нас через битком набитый пролив в более открытые воды. Что бы я ни думал о нем, моряк он был, вне всякого сомнения, опытный. Я работал со снастями, но когда понял, что любовь Дэва к острым приправам распространяется даже на самую простую еду, а Репи редко бывает в том состоянии, когда ей можно доверить открытый огонь, сам взялся за стряпню. Я скатал кольчугу и, надежно привязав внутри нее мои драгоценности, уложил на дно мешка. Одетый в простой хлопок, я держал голову опущенной и старался не бросаться в глаза, а медальон Шек Кула спрятал под тунику, чтобы не привлекать внимания: как бы Дэв не прибрал его к рукам раньше времени. Я был уверен, что и без напоминаний о соблазне он решил бы однажды ночью перерезать мне горло. Поэтому я всегда ждал, когда Дэв заснет, прежде чем заснуть самому, и просыпался рано по давней солдатской привычке.
Пробираясь на север по длинной цепи Архипелага, мы останавливались на различных якорных стоянках – в оживленных торговых проливах, вроде того, где я встретился с Дэвом, или в укромных бухточках среди скал, где какие-то люди в мелких гребных лодках подходили к нашему борту торговаться с Дэвом. Я ни во что не вмешивался, сходил на берег только поесть и в тех нередких случаях, когда Дэв приводил на борт одного или более мужчин, жаждущих отвести Репи под палубу и поразвлечься с ней.
В общем, я видел совсем иную картину жизни в Архипелаге по сравнению с той, что рисовала для меня Ляо. Впрочем, ее совет тоже оказался не слишком надежным. Время от времени я возвращался мыслями к покинутому владению Шек Кула: как там поживают Ляо и Гар, Мали и малыш. Прослужив мессиру больше десяти лет, я должен был привыкнуть к частым поездкам и новым друзьям, с которыми приходилось расставаться через сезон-другой, чтобы никогда больше их не увидеть. Однако я знал, что всегда буду вспоминать Ляо с нежностью, и не только за дары ее плоти и драгоценности. Я лениво подумал, имеет ли Ляо хоть какое-то представление о реальной стоимости подаренных мне безделушек. И хотя она придерживалась других убеждений, я решил, что сожгу благовоние в усыпальнице Дрианон для Ляо, чтобы она благополучно родила, и для Гривала с Сезарром тоже, хотя я еще не определил, Тримон или Талагрин будет самым подходящим божеством, дабы их охранять.
Я пускался в такие раздумья всякий раз, когда жизнь на суденышке Дэва становилась слишком противной, и твердо захлопывал дверь на любом побуждении защитить Репи. В иные дни это бывало гораздо труднее, особенно когда какой-то островитянин, заплативший за нее, демонстрировал склонность к насилию.
– Почему ты не дашь бедняжке выздороветь? – не выдержал я однажды.
Дэв стоял на коленях возле Репи, поднимая ее безвольную голову с лиловым синяком во всю щеку, чтобы вдуть дым ей в ноздри. Запах тлеющих листьев меня также раздражал и беспокоил: случайное его вдыхание могло снова высвободить голоса внутри моей головы. Мне и без того хватало неприятностей со все более живыми и яркими снами о молодом Д'Алсеннене. Будь я проклят, если снова впущу его в мой бодрствующий ум, как тогда во время сражения с эльетиммским жрецом. Будь у меня хоть какой-то шанс достать приличный клинок, я бы, наверное, бросил этот меч в море как-нибудь ночью, даже если бы пришлось отвечать перед сьером за такое оскорбление его дара. К несчастью, здравый смысл напомнил мне, что Архипелаг – не то место, где можно путешествовать без оружия.
Дэв рассердился и с тошнотворно-глухим стуком бросил голову Репи на палубу.
– Глупая курица, опять она смешивала тахн со спиртным. То-то Фул вышел из себя, это ж все равно что забавляться с тряпичной куклой.
Я решительно прикусил слова, которые стучались в мои зубы, и стал вглядываться в берег. Мы стояли на якоре в спокойной бухточке, где не было других кораблей, и я заметил, что деревья здесь растут не так густо и больше похожи на те, что я видел в Южной Каладрии. Если повезет и если мои грубые расчеты сколько-нибудь верны, то я покину этот корабль через несколько дней.
– Дымку? Я не могу разбудить Репи, и мне не нравится насаживать на вертел мертвое мясо, так почему бы нам тоже не отключиться? – Дэв подул на угли курильницы, добавил еще листьев и глубоко вдохнул, прежде чем протянуть мне металлическую чашечку в роговом держателе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Я, несомненно, схватился бы с незваным гостем в темноте, но жалкий свечной огарок высветил девушку. Она была тощая, кожа да кости, глаза – как огромные синяки на бледном лице, немытые темные волосы крысиными хвостами разбросаны по узким плечам. Я все же схватил замарашку за горло. Эта гадина открыла мой мешок и разбросала по полу мои пожитки. Я поднял кинжал, чтобы девица могла видеть его, и грубо встряхнул ее.
– Даст тебя побери, чем это ты занимаешься?
Ее глаза с трудом сфокусировались на блестящем клинке, но лицо оставалось совершенно пустым, рот безвольно приоткрылся, дыхание было горькое от тассина. Я насупил брови и помахал туда-сюда ножом. Ее мутные, налитые кровью глаза завращались, пытаясь уследить за этим мельтешением, и я отпустил девицу. Что сотворил из всего этого ее пуганый ум, какие иллюзии рождало ее воображение? Надеюсь, она не решит внезапно, что я двухголовый пес, и не начнет кричать…
– Не бойся Репи, она безобидна. Она ищет тассин, тахн или жевательный лист, что-нибудь.
Голос Дэва испугал меня, и я сердито посмотрел в люк на его беззаботную физиономию.
– Ей не хватит мозгов, чтобы украсть у тебя что-то еще.
– Проклятие, Дэв, ты должен был меня предупредить: ведь я мог ее убить!
– Я не думал, что она так быстро проснется.
Съехав по трапу, Дэв щелкнул пальцами перед бессмысленным лицом девицы.
– В постель! – рявкнул он, распахнув дверь в главный трюм.
Примерно так же я когда-то обращался с непослушными псами.
Со второй попытки девица вошла в проем, неуклюже потирая руку, ушибленную о косяк. Дэв презрительно смотрел, как она брела по трюму и споткнулась о клубок одеял у дальней переборки.
– Кто она? Реклама для других твоих товаров?
– Что-то вроде того. – Дэв стащил с себя тунику и проворно забрался в гамак. – На спине она тоже неплоха, пока даешь ей живицу, чтобы малость разбудить. Пользуйся, если хочешь, она сделает все что угодно, если подумает, будто после этого ее ждет путешествие к теням.
Не находя слов от возмущения, я затолкал свои пожитки обратно в мешок, завязал его надежным узлом и повесил на высокий крюк моего гамака. Укладываясь спать, я заставил себя думать о том, что сие сомнительное судно по-прежнему моя единственная надежда как можно скорее покинуть эти чумные острова.
Мы подняли якорь, едва рассвело, и Дэв искусно провел нас через битком набитый пролив в более открытые воды. Что бы я ни думал о нем, моряк он был, вне всякого сомнения, опытный. Я работал со снастями, но когда понял, что любовь Дэва к острым приправам распространяется даже на самую простую еду, а Репи редко бывает в том состоянии, когда ей можно доверить открытый огонь, сам взялся за стряпню. Я скатал кольчугу и, надежно привязав внутри нее мои драгоценности, уложил на дно мешка. Одетый в простой хлопок, я держал голову опущенной и старался не бросаться в глаза, а медальон Шек Кула спрятал под тунику, чтобы не привлекать внимания: как бы Дэв не прибрал его к рукам раньше времени. Я был уверен, что и без напоминаний о соблазне он решил бы однажды ночью перерезать мне горло. Поэтому я всегда ждал, когда Дэв заснет, прежде чем заснуть самому, и просыпался рано по давней солдатской привычке.
Пробираясь на север по длинной цепи Архипелага, мы останавливались на различных якорных стоянках – в оживленных торговых проливах, вроде того, где я встретился с Дэвом, или в укромных бухточках среди скал, где какие-то люди в мелких гребных лодках подходили к нашему борту торговаться с Дэвом. Я ни во что не вмешивался, сходил на берег только поесть и в тех нередких случаях, когда Дэв приводил на борт одного или более мужчин, жаждущих отвести Репи под палубу и поразвлечься с ней.
В общем, я видел совсем иную картину жизни в Архипелаге по сравнению с той, что рисовала для меня Ляо. Впрочем, ее совет тоже оказался не слишком надежным. Время от времени я возвращался мыслями к покинутому владению Шек Кула: как там поживают Ляо и Гар, Мали и малыш. Прослужив мессиру больше десяти лет, я должен был привыкнуть к частым поездкам и новым друзьям, с которыми приходилось расставаться через сезон-другой, чтобы никогда больше их не увидеть. Однако я знал, что всегда буду вспоминать Ляо с нежностью, и не только за дары ее плоти и драгоценности. Я лениво подумал, имеет ли Ляо хоть какое-то представление о реальной стоимости подаренных мне безделушек. И хотя она придерживалась других убеждений, я решил, что сожгу благовоние в усыпальнице Дрианон для Ляо, чтобы она благополучно родила, и для Гривала с Сезарром тоже, хотя я еще не определил, Тримон или Талагрин будет самым подходящим божеством, дабы их охранять.
Я пускался в такие раздумья всякий раз, когда жизнь на суденышке Дэва становилась слишком противной, и твердо захлопывал дверь на любом побуждении защитить Репи. В иные дни это бывало гораздо труднее, особенно когда какой-то островитянин, заплативший за нее, демонстрировал склонность к насилию.
– Почему ты не дашь бедняжке выздороветь? – не выдержал я однажды.
Дэв стоял на коленях возле Репи, поднимая ее безвольную голову с лиловым синяком во всю щеку, чтобы вдуть дым ей в ноздри. Запах тлеющих листьев меня также раздражал и беспокоил: случайное его вдыхание могло снова высвободить голоса внутри моей головы. Мне и без того хватало неприятностей со все более живыми и яркими снами о молодом Д'Алсеннене. Будь я проклят, если снова впущу его в мой бодрствующий ум, как тогда во время сражения с эльетиммским жрецом. Будь у меня хоть какой-то шанс достать приличный клинок, я бы, наверное, бросил этот меч в море как-нибудь ночью, даже если бы пришлось отвечать перед сьером за такое оскорбление его дара. К несчастью, здравый смысл напомнил мне, что Архипелаг – не то место, где можно путешествовать без оружия.
Дэв рассердился и с тошнотворно-глухим стуком бросил голову Репи на палубу.
– Глупая курица, опять она смешивала тахн со спиртным. То-то Фул вышел из себя, это ж все равно что забавляться с тряпичной куклой.
Я решительно прикусил слова, которые стучались в мои зубы, и стал вглядываться в берег. Мы стояли на якоре в спокойной бухточке, где не было других кораблей, и я заметил, что деревья здесь растут не так густо и больше похожи на те, что я видел в Южной Каладрии. Если повезет и если мои грубые расчеты сколько-нибудь верны, то я покину этот корабль через несколько дней.
– Дымку? Я не могу разбудить Репи, и мне не нравится насаживать на вертел мертвое мясо, так почему бы нам тоже не отключиться? – Дэв подул на угли курильницы, добавил еще листьев и глубоко вдохнул, прежде чем протянуть мне металлическую чашечку в роговом держателе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152