Во всяком случае, стрельба полностью прекратилась.
— Думается, — сказал Псмит, — мы теперь можем спуститься. Если у вас нет неотложных дел, товарищ Виндзор, я отвезу вас в «Никербокер» и сытно накормлю. Я попросил бы вас, товарищ Гуч, сделать мне честь, присоединившись к нам, если бы за столом не предстояло обсуждение редакционных дел, не предназначающееся для чужих ушей. Ну, как-нибудь в другой раз. Мы бесконечно вам обязаны за вашу сердечную помощь в этом пустячке. А теперь прощайте. Товарищ Виндзор, исчезаем.
22. Касательно мистера Уоринга
Псмит чуть отодвинул свой стул, вытянул ноги и закурил сигарету. Ресурсов отеля «Никербокер» достало, чтобы редакция «Уютных минуток» подкрепила силы превосходным обедом, и Псмит стоически отказывался говорить о делах, пока не подали кофе. Билли, которому не терпелось поделиться своим открытием, жестоко страдал, но ему было позволено только намекнуть, что это сенсация. Больше ничего Псмит слушать не пожелал.
— Мне страшно подумать, — сказал он, — сколько блестящих молодых карьер погибло из-за фатальной привычки говорить о делах за обедом. Но теперь, когда десерт съеден, можно и приступить. Так каким же именем товарищ Гуч столь охотно поделился с нами?
Билли возбужденно наклонился над столиком.
— Стюарт Уоринг, — шепнул он.
— Стюарт… кто? — переспросил Псмит. Билли выпучил на него глаза.
— Черт подери, — сказал он, — неужто вы не слышали о Стюарте Уоринге?
— Что-то туманно светит, как катион или Попокатепетль. Звучит знакомо, но ни о чем мне не говорит.
— Вы что — газет не читаете?
— По утрам я открываю мою «Америкэн», но мой интерес ограничивается практически лишь спортом, что, кстати, напомнило мне: товарищ Брейди через месяц встречается с неким Эдди Вудом. Как ни лестно, что наш сотрудник восходит к славе, это, боюсь, причинит нам некоторые неудобства. Товарищ Брейди будет вынужден на время покинуть редакцию ради тренировок, и мы лишаемся боевого редактора. Впрочем, теперь он нам, пожалуй, не нужен. «Уютные минутки» должны в ближайшее время сообщить миру благую весть, и нам можно будет слегка расслабиться. Что возвращает нас к теме. Кто такой Стюарт Уоринг?
— Стюарт Уоринг выставил свою кандидатуру в олдермены. Он один из самых больших людей в Нью-Йорке.
— В обхвате? Тогда он выбрал правильную карьеру.
— Он один из боссов. Одно время был главой строительной комиссии.
— Главой строительной комиссии? А что это ему давало конкретно?
— Возможность хорошо греть руки.
— Каким образом?
— Вступая в сговор с подрядчиками. Закрывал глаза и протягивал лапу, когда они возводили дома, которые опрокидывал легкий ветерок, с комнатами без вентиляции, вроде этого чулана на улице Приятной.
— Почему же он оставил такой пост? — осведомился Псмит. — По-моему, трудно себе вообразить что-нибудь столь же необременительное и доходное. Конечно, не синекура для человека с совестью на взводе, но, насколько я понял, товарищ Уоринг в эту категорию не входит. Так что же его укусило?
— Укусил его подрядчик, который построил мюзик-холл из материалов не прочней безе. Во время третьего представления мюзик-холл рухнул, и половина зрителей погибла.
— И тогда?
— Газеты подняли вой, подрядчику пришлось отвечать, и он выдал Уоринга, так что с ним на время было покончено.
— Но, казалось бы, такой превосходный результат должен сохранять свое действие, — задумчиво произнес Псмит. — Вы хотите сказать, что он всплыл после этого?
— Из комиссии, конечно, ему пришлось уйти и даже на время уехать из города, но жизнь тут течет так стремительно, что подобные истории скоро забываются. Он столько загреб на комиссии, что мог себе позволить затаиться на год-другой.
— И давно это произошло?
— Пять лет назад. Здесь никто не помнит того, что случилось так давно… если не напомнить.
Псмит закурил новую сигарету.
— Так мы напомним, — сказал он. Билли кивнул.
— Правда, — сказал он, — пара газет, которые против его кандидатуры, попробовали сделать это, но ничего не вышло. Другие газеты объявили, что позор — травить человека, жалеющего о прошлом, старающегося теперь творить добро, ну, они и бросили. Все же считали, что Уоринг сейчас действует честно и открыто. Последнее время он раскричался о филантропии и тому подобном. Сам-то он ничего не сделал, даже не угостил ужином десяток газетчиков, но речи произносил, а слова запоминаются, если все время долбить в одно место.
Псмит кивком подтвердил свое согласие с этой максимой.
— Ну и понятно, что разговоры об этих трущобах ему ни к чему. Как только они всплывут, его шансы на выборах упадут до нуля.
— А почему ему так хочется стать олдерменом? — спросил Псмит.
— Олдермену есть на чем погреть руки, — объяснил Билли.
— Так-так. Теперь понятно, почему несчастный джентльмен принимает столь энергичные меры. Каков наш следующий ход, товарищ Виндзор?
Билли посмотрел на него с недоумением.
— Опубликуем его фамилию, естественно.
— Но прежде? Как мы обеспечим охрану нашего доказательства? Этот листок бумаги знаменует нашу победу или поражение, потому что на нем стоит фамилия негодяя, написанная почерком его собственного сборщика, а это конкретное доказательство.
— Совершенно верно, — ответил Билли, поглаживая нагрудный карман. — И его у меня не отберет никто!
Псмит опустил руку в карман брюк.
— Товарищ Виндзор, — сказал он, выуживая листок бумаги, — так как нам быть?
Он откинулся на спинку стула, благодушно взирая на Билли сквозь монокль. А у того глаза вылезли на лоб. Он переводил взгляд с Псмита на листок и с листка на Псмита.
— Что… как… — бормотал он, — это же?… Псмит кивнул.
— Но как он к вам попал?
Псмит стряхнул колбаску пепла с сигареты.
— Товарищ Виндзор, — сказал он, — я не хочу язвить, пенять или читать нотации. Заметив мимоходом, что вы чуть было не посадили нас в большую лужу, сразу перейду к более приятным моментам. Вы не обратили внимания, что, когда мы направлялись сюда, за нами была слежка?
— Слежка?
— Ее осуществлял субъект в шляпе трубой, как выразился бы товарищ Малоней. Я засек его на ранней стадии где-то у Двадцать девятой улицы. Когда мы на углу Тридцать третьей улицы свернули на Шестую авеню, свернул ли он? Да, свернул. А когда мы вышли на Сорок вторую улицу, и он оказался там. Поверьте мне, товарищ Виндзор, в сравнении с этим трубошляпным типчиком репьи и пиявки — жалкие дилетанты.
— Ну и?
— Помните, у входа сюда вас толкнули?
— Да, там была большая толчея.
— Была, но не такая уж большая. При желании у субъекта было достаточно простора, чтобы обойти вас стороной. А он врезался в вас. Я ожидал подобного маневра, а потому сумел убедительно ухватить его запястье и повернуть. Листок был у него в кулаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Думается, — сказал Псмит, — мы теперь можем спуститься. Если у вас нет неотложных дел, товарищ Виндзор, я отвезу вас в «Никербокер» и сытно накормлю. Я попросил бы вас, товарищ Гуч, сделать мне честь, присоединившись к нам, если бы за столом не предстояло обсуждение редакционных дел, не предназначающееся для чужих ушей. Ну, как-нибудь в другой раз. Мы бесконечно вам обязаны за вашу сердечную помощь в этом пустячке. А теперь прощайте. Товарищ Виндзор, исчезаем.
22. Касательно мистера Уоринга
Псмит чуть отодвинул свой стул, вытянул ноги и закурил сигарету. Ресурсов отеля «Никербокер» достало, чтобы редакция «Уютных минуток» подкрепила силы превосходным обедом, и Псмит стоически отказывался говорить о делах, пока не подали кофе. Билли, которому не терпелось поделиться своим открытием, жестоко страдал, но ему было позволено только намекнуть, что это сенсация. Больше ничего Псмит слушать не пожелал.
— Мне страшно подумать, — сказал он, — сколько блестящих молодых карьер погибло из-за фатальной привычки говорить о делах за обедом. Но теперь, когда десерт съеден, можно и приступить. Так каким же именем товарищ Гуч столь охотно поделился с нами?
Билли возбужденно наклонился над столиком.
— Стюарт Уоринг, — шепнул он.
— Стюарт… кто? — переспросил Псмит. Билли выпучил на него глаза.
— Черт подери, — сказал он, — неужто вы не слышали о Стюарте Уоринге?
— Что-то туманно светит, как катион или Попокатепетль. Звучит знакомо, но ни о чем мне не говорит.
— Вы что — газет не читаете?
— По утрам я открываю мою «Америкэн», но мой интерес ограничивается практически лишь спортом, что, кстати, напомнило мне: товарищ Брейди через месяц встречается с неким Эдди Вудом. Как ни лестно, что наш сотрудник восходит к славе, это, боюсь, причинит нам некоторые неудобства. Товарищ Брейди будет вынужден на время покинуть редакцию ради тренировок, и мы лишаемся боевого редактора. Впрочем, теперь он нам, пожалуй, не нужен. «Уютные минутки» должны в ближайшее время сообщить миру благую весть, и нам можно будет слегка расслабиться. Что возвращает нас к теме. Кто такой Стюарт Уоринг?
— Стюарт Уоринг выставил свою кандидатуру в олдермены. Он один из самых больших людей в Нью-Йорке.
— В обхвате? Тогда он выбрал правильную карьеру.
— Он один из боссов. Одно время был главой строительной комиссии.
— Главой строительной комиссии? А что это ему давало конкретно?
— Возможность хорошо греть руки.
— Каким образом?
— Вступая в сговор с подрядчиками. Закрывал глаза и протягивал лапу, когда они возводили дома, которые опрокидывал легкий ветерок, с комнатами без вентиляции, вроде этого чулана на улице Приятной.
— Почему же он оставил такой пост? — осведомился Псмит. — По-моему, трудно себе вообразить что-нибудь столь же необременительное и доходное. Конечно, не синекура для человека с совестью на взводе, но, насколько я понял, товарищ Уоринг в эту категорию не входит. Так что же его укусило?
— Укусил его подрядчик, который построил мюзик-холл из материалов не прочней безе. Во время третьего представления мюзик-холл рухнул, и половина зрителей погибла.
— И тогда?
— Газеты подняли вой, подрядчику пришлось отвечать, и он выдал Уоринга, так что с ним на время было покончено.
— Но, казалось бы, такой превосходный результат должен сохранять свое действие, — задумчиво произнес Псмит. — Вы хотите сказать, что он всплыл после этого?
— Из комиссии, конечно, ему пришлось уйти и даже на время уехать из города, но жизнь тут течет так стремительно, что подобные истории скоро забываются. Он столько загреб на комиссии, что мог себе позволить затаиться на год-другой.
— И давно это произошло?
— Пять лет назад. Здесь никто не помнит того, что случилось так давно… если не напомнить.
Псмит закурил новую сигарету.
— Так мы напомним, — сказал он. Билли кивнул.
— Правда, — сказал он, — пара газет, которые против его кандидатуры, попробовали сделать это, но ничего не вышло. Другие газеты объявили, что позор — травить человека, жалеющего о прошлом, старающегося теперь творить добро, ну, они и бросили. Все же считали, что Уоринг сейчас действует честно и открыто. Последнее время он раскричался о филантропии и тому подобном. Сам-то он ничего не сделал, даже не угостил ужином десяток газетчиков, но речи произносил, а слова запоминаются, если все время долбить в одно место.
Псмит кивком подтвердил свое согласие с этой максимой.
— Ну и понятно, что разговоры об этих трущобах ему ни к чему. Как только они всплывут, его шансы на выборах упадут до нуля.
— А почему ему так хочется стать олдерменом? — спросил Псмит.
— Олдермену есть на чем погреть руки, — объяснил Билли.
— Так-так. Теперь понятно, почему несчастный джентльмен принимает столь энергичные меры. Каков наш следующий ход, товарищ Виндзор?
Билли посмотрел на него с недоумением.
— Опубликуем его фамилию, естественно.
— Но прежде? Как мы обеспечим охрану нашего доказательства? Этот листок бумаги знаменует нашу победу или поражение, потому что на нем стоит фамилия негодяя, написанная почерком его собственного сборщика, а это конкретное доказательство.
— Совершенно верно, — ответил Билли, поглаживая нагрудный карман. — И его у меня не отберет никто!
Псмит опустил руку в карман брюк.
— Товарищ Виндзор, — сказал он, выуживая листок бумаги, — так как нам быть?
Он откинулся на спинку стула, благодушно взирая на Билли сквозь монокль. А у того глаза вылезли на лоб. Он переводил взгляд с Псмита на листок и с листка на Псмита.
— Что… как… — бормотал он, — это же?… Псмит кивнул.
— Но как он к вам попал?
Псмит стряхнул колбаску пепла с сигареты.
— Товарищ Виндзор, — сказал он, — я не хочу язвить, пенять или читать нотации. Заметив мимоходом, что вы чуть было не посадили нас в большую лужу, сразу перейду к более приятным моментам. Вы не обратили внимания, что, когда мы направлялись сюда, за нами была слежка?
— Слежка?
— Ее осуществлял субъект в шляпе трубой, как выразился бы товарищ Малоней. Я засек его на ранней стадии где-то у Двадцать девятой улицы. Когда мы на углу Тридцать третьей улицы свернули на Шестую авеню, свернул ли он? Да, свернул. А когда мы вышли на Сорок вторую улицу, и он оказался там. Поверьте мне, товарищ Виндзор, в сравнении с этим трубошляпным типчиком репьи и пиявки — жалкие дилетанты.
— Ну и?
— Помните, у входа сюда вас толкнули?
— Да, там была большая толчея.
— Была, но не такая уж большая. При желании у субъекта было достаточно простора, чтобы обойти вас стороной. А он врезался в вас. Я ожидал подобного маневра, а потому сумел убедительно ухватить его запястье и повернуть. Листок был у него в кулаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46