Все-таки немножко греет душу, — признал я, ибо мы, Вустеры, даже среди своих тягостных забот находим время порадоваться удаче друга. — Безусловно, счастливый конец Китекэтовых дел можно считать лучом света. Да еще, вы говорите, деревенские головорезы готовы поддержать мистера Хаддока на сегодняшнем концерте?
— В больших количествах, сэр.
— Итого два луча света, черт подери! А если вам удастся отговорить Гасси от глупостей, получится уже три. Неплохо. Ладно, Дживс, ступайте и возьмитесь за него, может, что и выйдет. Думаю, вы найдете его в доме священника.
— Очень хорошо, сэр.
— Да, и вот еще что, самое важное. Будете в доме священника, найдите юного Тоса и отберите у него тупое орудие в виде короткой палицы, налитой свинцом, он ее недавно раздобыл. Это разновидность полицейской дубинки, а вы не хуже моего знаете, как нежелательно, чтобы подобный предмет находился во владении юного Тоса. Перелистайте хоть всю телефонную книгу от А до Z, вы не найдете никого, кому было бы так же опасно доверить эту штуковину, как ему. Вы меня поймете, когда я скажу, что он открыто провозгласил намерение оглоушить ею полицейского Доббса. Так что вырвите эту свинчатку из его когтей во что бы то ни стало. Я не успокоюсь, пока не буду знать, что она уже у вас.
— Очень хорошо, сэр. Я этим займусь, — ответил Дживс, и мы расстались, обменявшись обычными любезностями, он отправился в дом викария, чтобы совершить очередное доброе деяние, а я потопал дальше в противоположном направлении.
Не протопал я и двухсот шагов, как вдруг из приятной задумчивости меня вывело зрелище, от которого кровь застыла в жилах и глаза, точно два небесных тела, покинули свои орбиты. Я увидел, как Гасси выходит из ворот живописного деревенского домика за зеленым палисадничком.
Кингс— Деверил -такая деревня, где живописных домиков пруд пруди, но этот живописный домик отличала от прочих вывеска над дверью в виде королевского герба и надписи: «Полицейский участок». И, не оставляя сомнений в подлинности этой надписи, Гасси Финк-Ноттла — не то чтобы буквально держа одной рукой за шиворот, а другой за сиденье штанов, но почти что так, в силу чего случайный прохожий, естественно, счел бы себя свидетелем ареста, — вел крепкий детина в синей униформе и каске, который не мог быть никем иным, кроме как полицейским Эрнестом Доббсом, собственной персоной.
ГЛАВА 21
Так я впервые удостоился чести увидеть своими глазами прославленного стража закона, о котором был наслышан и на которого даже в менее отчаянных обстоятельствах все равно бы остановился поглазеть, — уж очень у него, как у Силверсмита, была внушительная наружность, она привлекала внимание и в какой-то степени леденила душу.
Бессонный хранитель общественного спокойствия в деревне Кингс-Деверил принадлежал к разряду полицейских, скроенных прямолинейно и сшитых узловато. Как будто природа, взявшись его сколачивать, сказала себе: «Не поскуплюсь». И не поскупилась, разве что чуть недодала ему роста. Если не ошибаюсь, чтобы поступить на службу в полицию, требуется рост не ниже пяти футов девяти дюймов без башмаков, а Эрнест Доббс, на мой взгляд, мог бы, пожалуй пролезть под планкой, но этот небольшой перпендикулярный недобор только придавал его фигуре как бы дополнительную ширину и прочность. Такой человек, стоит ему захотеть, запросто мог бы заменить деревенского кузнеца, — с первого взгляда было видно, что его мускулистые ручищи прочны, как железные прутья. А теперь еще, увеличивая сходство, у него на лбу блестели капли трудового пота. Похоже, он только что пережил серьезное душевное потрясение — глаза горят, усы топорщатся, нос ходит туда-сюда.
— Грр! — промолвил он и сплюнул, ничего не прибавив. Сразу видно, человек немногословен и плюется мастерски.
Гасси, очутившись на открытом пространстве, робко улыбнулся. Он тоже, по-видимому, был охвачен душевным волнением. То же самое и я. Итого — взволнованных трое.
— Всего доброго, констебль, — сказал Гасси.
— Мое почтение, сэр, — кратко ответил тот, возвратился в здание и захлопнул за собой дверь. Я в тот же миг подскочил к Гасси.
— Что все это значит? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Но тут дверь снова распахивается, появляется Доббс. Он держит в руках совковую лопату, а в лопате — что-то похожее на живых лягушек. Я пригляделся: действительно, лягушки. Доббс размахнулся лопатой, и бессловесные братья наши взлетели в воздух, словно горсть конфетти, попадали на траву и разбрелись по своим делам. Полицейский постоял секунду, уничтожающе глядя на Гасси, еще раз сплюнул все с той же силой и меткостью и ушел, а Гасси снял шляпу и вытер лоб.
— Уйдем отсюда, — попросил он, и только когда мы отдалились от участка на добрых четверть мили, к нему вернулось некое подобие душевного равновесия. Он снял очки, протер стекла, снова водрузил на нос, и видно было, что ему полегчало. Дыхание стало ровнее.
— Это был полицейский Доббс, — пояснил он.
— Я так и догадался.
— По мундиру?
— Д-да. И по каске.
— Понятно, — сказал Гасси. — М-да. Понятно, понятно. М-да. Понятно. М-да.
Создавалось впечатление, что он будет продолжать в том же духе до бесконечности, однако, повторив еще шесть раз «понятно» и семь раз «м-да», он все же сумел остановиться.
— Берти, — обратился он ко мне, — тебе ведь много раз случалось попадать в лапы полиции, верно?
— Не много раз, а всего один.
— Это жуть как неприятно, ты согласен? Вся жизнь встает перед глазами. Эх, выпил бы я сейчас, ей-богу… апельсинового соку!
Я переждал, пока пройдет тошнота, а когда почувствовал себя лучше, спросил:
— А что случилось-то?
— В каком смысле?
— Что ты делал?
— Кто, я?
— Ну да, ты.
— Да просто разбрасывал лягушек, — ответил он и пожал плечами, словно речь шла о самом обычном для английского джентльмена деле.
У меня глаза полезли на лоб.
— Что, что?
— Лягушек разбрасывал. В спальне у полицейского Доббса. Идея викария.
— Викария?
— Ну, то есть он своей проповедью подсказал ее Тараторе, ненароком. Она, бедная девочка, все время размышляла о том, как дурно поступил Доббс по отношению к ее собаке, а викарий вчера как раз говорил про фараона и казни египетские, которые фараон на себя навлек за то, что не отпускал сынов Израиля. Ты, может быть, помнишь тот случай? Слова викария натолкнули Таратору на интересную мысль. Ей пришло в голову, что казнь лягушками может подействовать на Доббса и он отпустит Сэма Голдуина из плена. Ну, и она попросила меня заглянуть к Доббсу, устроить это дело. Сказала, что ей это будет приятно, а Доббсу полезно и отнимет у меня всего несколько минут. Вообще-то Таратора считала, что казнь вшами была бы еще действеннее, но она девушка трезвомыслящая и практичная, понимает, что вшей не напасешься, а лягушек сколько угодно под каждой изгородью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61