Следовательно, пройденный шкуной путь составлял пятнадцать градусов. Прибавив к этому длину пролива, открывшегося в неизвестном материке, то есть приблизительно три с половиной градуса, затем расстояние от пролива до Гибралтара, то есть около четырех градусов, и наконец расстояние между Гибралтаром и островом Гурби, а именно семь градусов, лейтенант Прокофьев получил в итоге около двадцати девяти градусов.
Таким образом, выйдя со стоянки на острове Гурби, шкуна, по-видимому, шла все время по одной и той же параллели и вернулась к своей исходной точке, иначе говоря, описала окружность, покрыв расстояние в двадцать девять градусов.
А если принять величину градуса за восемьдесят километров, то все пройденное расстояние равно двум тысячам тремстам двадцати километрам.
Из того обстоятельства, что экспедиция наткнулась на Гибралтар там, где прежде находились Ионические острова и Корфу, следовало, что вся остальная поверхность земного шара, а именно триста тридцать один градус, исчезла полностью. Прежде, до катастрофы, чтобы попасть из Мальты в Гибралтар, держа курс на восток, нужно было пересечь всю восточную часть Средиземного моря, пройти Суэцкий канал. Красное море, Индийский океан, Зондский пролив, Тихий и Атлантический океаны. Теперь же вместо этого огромного пути шкуна прошла только шестьдесят километров новым проливом и очутилась в восьмидесяти лье от Гибралтара.
Таковы были расчеты лейтенанта Прокофьева, и, при всей их приблизительности, они позволяли сделать ряд выводов.
— Ну вот «Добрыня» и вернулся к своей исходной точке, — сказал Сервадак, — отсюда можно заключить, что окружность земного шара теперь равна всего лишь двум тысячам тремстам двадцати километрам!
— Да, — ответил лейтенант Прокофьев, — а это означает, что диаметр Земли сократился до семисот сорока километров, то есть примерно в шестнадцать раз, так как до катастрофы он был равен двенадцати тысячам семистам девяноста двум километрам. Сомнений нет: мы совершили кругосветное плавание вокруг того, что осталось от земного шара!
— Пожалуй, это объясняет множество необычайных явлений, которые нам довелось наблюдать, — сказал граф Тимашев. — Так на сфероиде, сократившемся до столь малых размеров, должен был значительно уменьшиться вес предметов, и теперь мне ясно, почему Земля вращается вокруг своей оси гораздо быстрее; поэтому и промежуток между двумя восходами Солнца, то есть сутки, равняется только двенадцати часам. Что же до новой орбиты, по которой сфероид движется вокруг Солнца…
Граф остановился, так как он не совсем ясно понимал, в какой связи находится эта орбита с его новым представлением о вселенной.
— Дальше, граф, — сказал капитан Сервадак, — так что же с новой орбитой?
— А каково твое мнение? — обратился граф к Прокофьеву.
— Есть только один способ объяснить изменение орбиты, — отвечал Прокофьев, — других быть не может.
— Какой же? — с волнением спросил Сервадак, словно предчувствуя, что скажет лейтенант.
— Надо предположить, что от Земли отделился осколок, а вместе с ним и часть земной атмосферы, — сказал Прокофьев, — и что этот осколок движется в пределах солнечной системы по новой орбите, уже не совпадающей с орбитой Земли.
Приведя это объяснение, казавшееся таким правдоподобным, лейтенант Прокофьев умолк. Молчали и его собеседники. Глубоко подавленные, они задумались над тем, какие неисчислимые последствия повлечет за собой эта мировая катастрофа. Если действительно от земного шара отделился огромный осколок, куда он стремится? Какова величина эллиптической орбиты, по которой он сейчас движется? На какое расстояние от Солнца он отдалится? Какова будет продолжительность его обращения вокруг центра притяжения? Умчится ли он, подобно кометам, на сотни миллионов лье в межпланетное пространство или же вскоре будет притянут обратно к всемирному источнику тепла и света? И, наконец, совпадает ли плоскость его орбиты с земной орбитой, можно ли надеяться, что когда-нибудь он снова встретится и соединится с Землей, от которой был отторгнут?
Первым прервал молчание капитан Сервадак, громко воскликнув:
— Ну нет, черт побери! Ваше объяснение, лейтенант, многое помогает понять, но оно неприемлемо!
— Почему же, капитан? — удивился Прокофьев. — Напротив, оно, как мне кажется, отвечает на все вопросы.
— В том-то и дело, что нет! Есть по меньшей мера одно возражение, и ваша гипотеза его не опровергает.
— А именно? — спросил Прокофьев.
— Что ж, — сказал Сервадак, — постараемся друг друга понять. Вы утверждаете, что осколок земного шара, превратившийся в некий новый астероид, движется по околосолнечному миру, унося с собою нас вместе с частью средиземноморского бассейна от Гибралтара до Мальты?
— Утверждаю.
— А как тогда вы объясните появление странного материка, замкнувшего со всех сторон море? И чем объясняется строение его берегов? Если бы от земного шара отделилась какая-то часть и унесла нас в мировое пространство, на ней, конечно, сохранилась бы земная кора — граниты, известняки; между тем поверхность нашего астероида покрыта какими-то сростками минерала, состав которого нам совершенно неизвестен!
Замечание капитана Сервадака являлось серьезным возражением против теории Прокофьева. В самом деле, можно было вообразить, что от земного шара отделился осколок, захватив с собой часть земной атмосферы я бассейна Средиземного моря; можно было даже допустить, что его вращение вокруг собственной оси и обращение вокруг Солнца не совпадают с движением Земли; но почему вместо цветущих берегов, окаймлявших Средиземное море на юге, западе и востоке, возникла эта голая и отвесная стена без всякой растительности, эта неведомая горная порода?
Возражение Сервадака поставило Прокофьева в тупик, и он ограничился тем, что сослался на будущее, которое, конечно, разрешит все неразрешенные вопросы. Тем не менее он не считал нужным пренебречь теорией, которая объясняла столько необъяснимых до сих пор явлений. Что же до первопричины космического переворота, то она по-прежнему оставалась тайной. Можно ли предположить, что от Земли отделилась такая огромная масса и умчалась в пространство в результате какого-то взрыва под земной корой? Почти невероятно! Сколько еще неизвестных в этом уравнении со многими неизвестными…
— В конце концов, — сказал в заключение Сервадак, — не все ли равно, на каком новом астероиде я лечу в околосолнечном мире, — была бы с нами Франция!
— Да, Франция… но и Россия! — добавил граф.
— И Россия! — повторил француз, с готовностью принимая законное желание графа.
Однако, если действительно осколок Земли двигался по новой орбите и имел форму сфероида, то при его милых размерах можно было опасаться, что часть Франции и во всяком случае большая часть Российской империи остались на Земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Таким образом, выйдя со стоянки на острове Гурби, шкуна, по-видимому, шла все время по одной и той же параллели и вернулась к своей исходной точке, иначе говоря, описала окружность, покрыв расстояние в двадцать девять градусов.
А если принять величину градуса за восемьдесят километров, то все пройденное расстояние равно двум тысячам тремстам двадцати километрам.
Из того обстоятельства, что экспедиция наткнулась на Гибралтар там, где прежде находились Ионические острова и Корфу, следовало, что вся остальная поверхность земного шара, а именно триста тридцать один градус, исчезла полностью. Прежде, до катастрофы, чтобы попасть из Мальты в Гибралтар, держа курс на восток, нужно было пересечь всю восточную часть Средиземного моря, пройти Суэцкий канал. Красное море, Индийский океан, Зондский пролив, Тихий и Атлантический океаны. Теперь же вместо этого огромного пути шкуна прошла только шестьдесят километров новым проливом и очутилась в восьмидесяти лье от Гибралтара.
Таковы были расчеты лейтенанта Прокофьева, и, при всей их приблизительности, они позволяли сделать ряд выводов.
— Ну вот «Добрыня» и вернулся к своей исходной точке, — сказал Сервадак, — отсюда можно заключить, что окружность земного шара теперь равна всего лишь двум тысячам тремстам двадцати километрам!
— Да, — ответил лейтенант Прокофьев, — а это означает, что диаметр Земли сократился до семисот сорока километров, то есть примерно в шестнадцать раз, так как до катастрофы он был равен двенадцати тысячам семистам девяноста двум километрам. Сомнений нет: мы совершили кругосветное плавание вокруг того, что осталось от земного шара!
— Пожалуй, это объясняет множество необычайных явлений, которые нам довелось наблюдать, — сказал граф Тимашев. — Так на сфероиде, сократившемся до столь малых размеров, должен был значительно уменьшиться вес предметов, и теперь мне ясно, почему Земля вращается вокруг своей оси гораздо быстрее; поэтому и промежуток между двумя восходами Солнца, то есть сутки, равняется только двенадцати часам. Что же до новой орбиты, по которой сфероид движется вокруг Солнца…
Граф остановился, так как он не совсем ясно понимал, в какой связи находится эта орбита с его новым представлением о вселенной.
— Дальше, граф, — сказал капитан Сервадак, — так что же с новой орбитой?
— А каково твое мнение? — обратился граф к Прокофьеву.
— Есть только один способ объяснить изменение орбиты, — отвечал Прокофьев, — других быть не может.
— Какой же? — с волнением спросил Сервадак, словно предчувствуя, что скажет лейтенант.
— Надо предположить, что от Земли отделился осколок, а вместе с ним и часть земной атмосферы, — сказал Прокофьев, — и что этот осколок движется в пределах солнечной системы по новой орбите, уже не совпадающей с орбитой Земли.
Приведя это объяснение, казавшееся таким правдоподобным, лейтенант Прокофьев умолк. Молчали и его собеседники. Глубоко подавленные, они задумались над тем, какие неисчислимые последствия повлечет за собой эта мировая катастрофа. Если действительно от земного шара отделился огромный осколок, куда он стремится? Какова величина эллиптической орбиты, по которой он сейчас движется? На какое расстояние от Солнца он отдалится? Какова будет продолжительность его обращения вокруг центра притяжения? Умчится ли он, подобно кометам, на сотни миллионов лье в межпланетное пространство или же вскоре будет притянут обратно к всемирному источнику тепла и света? И, наконец, совпадает ли плоскость его орбиты с земной орбитой, можно ли надеяться, что когда-нибудь он снова встретится и соединится с Землей, от которой был отторгнут?
Первым прервал молчание капитан Сервадак, громко воскликнув:
— Ну нет, черт побери! Ваше объяснение, лейтенант, многое помогает понять, но оно неприемлемо!
— Почему же, капитан? — удивился Прокофьев. — Напротив, оно, как мне кажется, отвечает на все вопросы.
— В том-то и дело, что нет! Есть по меньшей мера одно возражение, и ваша гипотеза его не опровергает.
— А именно? — спросил Прокофьев.
— Что ж, — сказал Сервадак, — постараемся друг друга понять. Вы утверждаете, что осколок земного шара, превратившийся в некий новый астероид, движется по околосолнечному миру, унося с собою нас вместе с частью средиземноморского бассейна от Гибралтара до Мальты?
— Утверждаю.
— А как тогда вы объясните появление странного материка, замкнувшего со всех сторон море? И чем объясняется строение его берегов? Если бы от земного шара отделилась какая-то часть и унесла нас в мировое пространство, на ней, конечно, сохранилась бы земная кора — граниты, известняки; между тем поверхность нашего астероида покрыта какими-то сростками минерала, состав которого нам совершенно неизвестен!
Замечание капитана Сервадака являлось серьезным возражением против теории Прокофьева. В самом деле, можно было вообразить, что от земного шара отделился осколок, захватив с собой часть земной атмосферы я бассейна Средиземного моря; можно было даже допустить, что его вращение вокруг собственной оси и обращение вокруг Солнца не совпадают с движением Земли; но почему вместо цветущих берегов, окаймлявших Средиземное море на юге, западе и востоке, возникла эта голая и отвесная стена без всякой растительности, эта неведомая горная порода?
Возражение Сервадака поставило Прокофьева в тупик, и он ограничился тем, что сослался на будущее, которое, конечно, разрешит все неразрешенные вопросы. Тем не менее он не считал нужным пренебречь теорией, которая объясняла столько необъяснимых до сих пор явлений. Что же до первопричины космического переворота, то она по-прежнему оставалась тайной. Можно ли предположить, что от Земли отделилась такая огромная масса и умчалась в пространство в результате какого-то взрыва под земной корой? Почти невероятно! Сколько еще неизвестных в этом уравнении со многими неизвестными…
— В конце концов, — сказал в заключение Сервадак, — не все ли равно, на каком новом астероиде я лечу в околосолнечном мире, — была бы с нами Франция!
— Да, Франция… но и Россия! — добавил граф.
— И Россия! — повторил француз, с готовностью принимая законное желание графа.
Однако, если действительно осколок Земли двигался по новой орбите и имел форму сфероида, то при его милых размерах можно было опасаться, что часть Франции и во всяком случае большая часть Российской империи остались на Земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100