Кроме того, голоса звучали глуше. Оставалось предположить одно из двух: либо притупился их слух, либо воздух вдруг стал хуже проводить звук, чем раньше.
Но в эту минуту Сервадаку и Бен-Зуфу было не до изменений физических свойств природы; они направлялись прямо к Шелиффу по крутой тропинке между прибрежных скал.
Погода отличалась от вчерашней, сплошного тумана уже не было. Небо, окрашенное в какой-то странный цвет, вскоре обложило тяжелыми, низкими тучами, и уже нельзя было проследить за светоносным путем Солнца от одного горизонта до другого. Все предвещало ливень или сильную грозу. Но дождь все не шел: очевидно, водяные пары еще недостаточно сгустились.
Впервые море у этих берегов казалось совершенно пустынным; на сероватом фоне неба, сливавшегося с водой, — ни паруса, ни дымка парохода. А горизонт (или то был обман зрения?) необычайно сузился как со стороны моря, так и со стороны равнины. Исчезла бесконечность его далей, словно земной шар стал выпуклее.
Капитан Сервадак и Бен-Зуф шли быстро в полном молчании; вскоре они оказались неподалеку от места поединка, находившегося в пяти километрах от гурби. Оба почувствовали в это утро, что их организм изменился. Они еще не отдавали себе в этом полного отчета, но им словно легче стало нести свое тело, словно у них крылья выросли. И все же, если бы Бен-Зуф захотел облечь в слова свои ощущения, он наверное сказал бы, что ему «вроде как бы не по себе».
— А главное, мы позабыли заправиться, — ворчал он.
Такая забывчивость, бесспорно, не была свойственна нашему доблестному воину.
Вдруг слева от тропинки послышался визгливый лай; из чащи мастиковых деревьев выскочил шакал. Он принадлежал к особой разновидности африканских шакалов, у которых шкура пятнистая, а лапы с наружной стороны полосатые, причем полосы, как и пятна на шкуре, — черные.
Шакалы опасны только тогда, когда охотятся стаей. В одиночку это животное не страшнее собаки. Не такой человек был Бен-Зуф, чтобы испугаться шакала, но Бен-Зуф не терпел их породу потому, может статься, что она не представлена на Монмартре.
Выбравшись из зарослей, зверь забился в расщелину у подножья утеса высотой с добрых десять метров. Он посматривал на пришельцев с явной тревогой. Бен-Зуф сделал вид, что замахивается на него; угрожающее движение спугнуло зверя; к великому удивлению капитана и денщика, он подпрыгнул вверх и сразу очутился на вершине утеса.
— Вот так циркач! — воскликнул Бен-Зуф. — Подпрыгнул на целых тридцать футов!
— А ведь верно, черт возьми! — задумчиво сказал Сервадак. — Я в жизни не видывал такого прыжка!
Усевшись на скале поудобней, шакал наблюдал за путниками с ехидным видом. За это Бен-Зуф решил его проучить и схватил камень.
Камень был очень крупный, но показался денщику легким, как губка.
— Бесовское отродье, — сказал Бен-Зуф, глядя на шакала, — бросать в него таким камешком, все равно что сдобной булкой швыряться! Но почему камень хоть и велик, а ничего не весит?
За неимением ничего подходящего Бен-Зуф все-таки метнул в неприятеля «сдобной булкой».
Бен-Зуф промахнулся. Однако было ясно, что он питает к шакалу далеко не миролюбивые чувства; зверь благоразумно пустился наутек, перескакивая через изгороди и деревья, и скрылся из виду в несколько гигантских прыжков, на которые способен разве только кенгуру, да и то сделанный из резины.
А камень, не попав в живую мишень, описал длиннейшую дугу, перелетел через утес и упал в пятистах шагах от него.
— Ах ты племя бедуинское! — выругался потрясенный Бен-Зуф. — Этак я, пожалуй, переплюну самую мощную гаубицу!
Бен-Зуф находился в ту минуту немного впереди капитана, подле рва с водой шириною в десять футов, через который им предстояло перебраться. Бен-Зуф разбежался и прыгнул через ров с азартом завзятого гимнаста.
— Это еще что такое! Куда ты, Бен-3уф! Разобьешься, олух!
Эти-слова вырвались у капитана Сервадака, когда он увидел, что его денщик парит в воздухе, футах в сорока над землей.
Сообразив, какая опасность угрожает Бен-Зуфу при падении, Гектор Сервадак бросился за ним и тоже хотел перескочить ров; но мускульное напряжение, которое он при этом сделал, оказалось настолько сильным, что его подбросило вверх на высоту около тридцати футов. На лету он столкнулся с падавшим Бен-Зуфом. Затем, повинуясь в свою очередь закону тяготения, он и сам полетел вниз с возрастающей скоростью, однако, коснувшись земли, испытал толчок не больший, чем если бы спрыгнул с высоты четырех-пяти футов.
— Вот так так! — вскричал Бен-Зуф, покатываясь со смеху. — Да мы с вами клоунами сделались, господин капитан!
Несколько секунд Гектор Сервадак стоял в глубоком раздумье; затем подошел к денщику и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Не улетай, Бен-Зуф, пожалуйста, и посмотри на меня внимательно! Я, должно быть, еще не проснулся; разбуди же меня, ущипни хоть до крови, лишь бы помогло! С ума мы сошли, что ли, или грезим наяву?
— То-то и дело, господин капитан, — отвечал Бен-Зуф, — что наяву со мною такого не случалось, а только во сне, когда, бывало, привидится, будто я птичка и будто мне перемахнуть через Монмартр все равно, что через свою фуражку перешагнуть. Нет, все это чудно как-то. С нами что-то случилось; мало того, случилось такое, чего ни с кем еще не приключалось. А может, как раз на алжирском побережье такое и бывает?
Гектор Сервадак стоял, словно громом пораженный.
— С ума сойти можно! — воскликнул он. — Так это не сон, не бред!
Но Сервадак не принадлежал к числу людей, способных бесконечно ломать, себе голову над загадкой, которую в этих условиях было очень трудно разгадать.
— Что ж! Будь что будет, — сказал он, решив ничему больше не удивляться.
— Да, господин капитан, — ответил Бен-Зуф, — и прежде всего доведем до конца наше дельце с графом Тимашевым.
За рвом раскинулась лужайка, поросшая бархатистой травой и обрамленная чудесными деревьями, посаженными с полвека назад, — вечнозелеными дубами, пальмами, рожковыми деревьями, смоковницами, между ними росли кактусы и алоэ, а кое-где высились огромные эвкалипты.
Эта защищенная со всех сторон площадка и была выбрана для поединка.
Сервадак окинул беглым взглядом лужайку и, убедившись, что никого нет, сказал:
— Тьфу ты, пропасть! Мы все-таки пришли на наше свидание первыми!
— Или последними, — возразил Бен-Зуф.
— Как так, последними? Да ведь еще девяти нет, — ответил Сервадак, вынимая из кармана часы, которые перед уходом из гурби поставил по солнцу.
— Господин капитан, видите ли вы там, за облаками, этакий белесоватый шарик? — спросил денщик.
— Вижу, — ответил капитан, глядя на еле различимый в тумане диск, стоявший в зените.
— Так вот, — продолжал Бен-Зуф, — этот шарик и есть солнце либо его заместитель по должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Но в эту минуту Сервадаку и Бен-Зуфу было не до изменений физических свойств природы; они направлялись прямо к Шелиффу по крутой тропинке между прибрежных скал.
Погода отличалась от вчерашней, сплошного тумана уже не было. Небо, окрашенное в какой-то странный цвет, вскоре обложило тяжелыми, низкими тучами, и уже нельзя было проследить за светоносным путем Солнца от одного горизонта до другого. Все предвещало ливень или сильную грозу. Но дождь все не шел: очевидно, водяные пары еще недостаточно сгустились.
Впервые море у этих берегов казалось совершенно пустынным; на сероватом фоне неба, сливавшегося с водой, — ни паруса, ни дымка парохода. А горизонт (или то был обман зрения?) необычайно сузился как со стороны моря, так и со стороны равнины. Исчезла бесконечность его далей, словно земной шар стал выпуклее.
Капитан Сервадак и Бен-Зуф шли быстро в полном молчании; вскоре они оказались неподалеку от места поединка, находившегося в пяти километрах от гурби. Оба почувствовали в это утро, что их организм изменился. Они еще не отдавали себе в этом полного отчета, но им словно легче стало нести свое тело, словно у них крылья выросли. И все же, если бы Бен-Зуф захотел облечь в слова свои ощущения, он наверное сказал бы, что ему «вроде как бы не по себе».
— А главное, мы позабыли заправиться, — ворчал он.
Такая забывчивость, бесспорно, не была свойственна нашему доблестному воину.
Вдруг слева от тропинки послышался визгливый лай; из чащи мастиковых деревьев выскочил шакал. Он принадлежал к особой разновидности африканских шакалов, у которых шкура пятнистая, а лапы с наружной стороны полосатые, причем полосы, как и пятна на шкуре, — черные.
Шакалы опасны только тогда, когда охотятся стаей. В одиночку это животное не страшнее собаки. Не такой человек был Бен-Зуф, чтобы испугаться шакала, но Бен-Зуф не терпел их породу потому, может статься, что она не представлена на Монмартре.
Выбравшись из зарослей, зверь забился в расщелину у подножья утеса высотой с добрых десять метров. Он посматривал на пришельцев с явной тревогой. Бен-Зуф сделал вид, что замахивается на него; угрожающее движение спугнуло зверя; к великому удивлению капитана и денщика, он подпрыгнул вверх и сразу очутился на вершине утеса.
— Вот так циркач! — воскликнул Бен-Зуф. — Подпрыгнул на целых тридцать футов!
— А ведь верно, черт возьми! — задумчиво сказал Сервадак. — Я в жизни не видывал такого прыжка!
Усевшись на скале поудобней, шакал наблюдал за путниками с ехидным видом. За это Бен-Зуф решил его проучить и схватил камень.
Камень был очень крупный, но показался денщику легким, как губка.
— Бесовское отродье, — сказал Бен-Зуф, глядя на шакала, — бросать в него таким камешком, все равно что сдобной булкой швыряться! Но почему камень хоть и велик, а ничего не весит?
За неимением ничего подходящего Бен-Зуф все-таки метнул в неприятеля «сдобной булкой».
Бен-Зуф промахнулся. Однако было ясно, что он питает к шакалу далеко не миролюбивые чувства; зверь благоразумно пустился наутек, перескакивая через изгороди и деревья, и скрылся из виду в несколько гигантских прыжков, на которые способен разве только кенгуру, да и то сделанный из резины.
А камень, не попав в живую мишень, описал длиннейшую дугу, перелетел через утес и упал в пятистах шагах от него.
— Ах ты племя бедуинское! — выругался потрясенный Бен-Зуф. — Этак я, пожалуй, переплюну самую мощную гаубицу!
Бен-Зуф находился в ту минуту немного впереди капитана, подле рва с водой шириною в десять футов, через который им предстояло перебраться. Бен-Зуф разбежался и прыгнул через ров с азартом завзятого гимнаста.
— Это еще что такое! Куда ты, Бен-3уф! Разобьешься, олух!
Эти-слова вырвались у капитана Сервадака, когда он увидел, что его денщик парит в воздухе, футах в сорока над землей.
Сообразив, какая опасность угрожает Бен-Зуфу при падении, Гектор Сервадак бросился за ним и тоже хотел перескочить ров; но мускульное напряжение, которое он при этом сделал, оказалось настолько сильным, что его подбросило вверх на высоту около тридцати футов. На лету он столкнулся с падавшим Бен-Зуфом. Затем, повинуясь в свою очередь закону тяготения, он и сам полетел вниз с возрастающей скоростью, однако, коснувшись земли, испытал толчок не больший, чем если бы спрыгнул с высоты четырех-пяти футов.
— Вот так так! — вскричал Бен-Зуф, покатываясь со смеху. — Да мы с вами клоунами сделались, господин капитан!
Несколько секунд Гектор Сервадак стоял в глубоком раздумье; затем подошел к денщику и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Не улетай, Бен-Зуф, пожалуйста, и посмотри на меня внимательно! Я, должно быть, еще не проснулся; разбуди же меня, ущипни хоть до крови, лишь бы помогло! С ума мы сошли, что ли, или грезим наяву?
— То-то и дело, господин капитан, — отвечал Бен-Зуф, — что наяву со мною такого не случалось, а только во сне, когда, бывало, привидится, будто я птичка и будто мне перемахнуть через Монмартр все равно, что через свою фуражку перешагнуть. Нет, все это чудно как-то. С нами что-то случилось; мало того, случилось такое, чего ни с кем еще не приключалось. А может, как раз на алжирском побережье такое и бывает?
Гектор Сервадак стоял, словно громом пораженный.
— С ума сойти можно! — воскликнул он. — Так это не сон, не бред!
Но Сервадак не принадлежал к числу людей, способных бесконечно ломать, себе голову над загадкой, которую в этих условиях было очень трудно разгадать.
— Что ж! Будь что будет, — сказал он, решив ничему больше не удивляться.
— Да, господин капитан, — ответил Бен-Зуф, — и прежде всего доведем до конца наше дельце с графом Тимашевым.
За рвом раскинулась лужайка, поросшая бархатистой травой и обрамленная чудесными деревьями, посаженными с полвека назад, — вечнозелеными дубами, пальмами, рожковыми деревьями, смоковницами, между ними росли кактусы и алоэ, а кое-где высились огромные эвкалипты.
Эта защищенная со всех сторон площадка и была выбрана для поединка.
Сервадак окинул беглым взглядом лужайку и, убедившись, что никого нет, сказал:
— Тьфу ты, пропасть! Мы все-таки пришли на наше свидание первыми!
— Или последними, — возразил Бен-Зуф.
— Как так, последними? Да ведь еще девяти нет, — ответил Сервадак, вынимая из кармана часы, которые перед уходом из гурби поставил по солнцу.
— Господин капитан, видите ли вы там, за облаками, этакий белесоватый шарик? — спросил денщик.
— Вижу, — ответил капитан, глядя на еле различимый в тумане диск, стоявший в зените.
— Так вот, — продолжал Бен-Зуф, — этот шарик и есть солнце либо его заместитель по должности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100