– Прошлое гораздо больше настоящего.
Дядюшка Хосе покачал головой:
– Мануэль, у меня точно такое же ощущение, но поверь, дружок, это от нашего несовершенства. Человек не может считаться нормальным, если у него непропорционально велико либо настоящее, либо прошлое, либо будущее. Верно я говорю, Алеша?
– Мне кажется, верно. Кто слишком озабочен настоящим в ущерб будущему и прошлому, тот эгоист. Вообще, недалекий человек. Кто живет только прошлым, тот ограничен. Кто живет только будущим, – фантазер…
На ужин дядюшка Хосе раздал остатки рыбы и предупредил Мануэля и Марию о том, что разбудит их на самой заре – пришла пора подумать о новом улове…
АЛЕША УЗНАЕТ О ЗЛОКЛЮЧЕНИЯХ СВОИХ ДРУЗЕЙ
Всю ночь ливмя лил дождь – в пещеру задували порывы влажного, холодного ветра, приносили запахи океана.
Крепкий сон вернул силы Алеше. Конечно, катастрофа не выходила у него из головы, но он – по совету дядюшки Хосе – заставлял себя думать о насущных заботах людей, выброшенных судьбой на неведомый остров.
На рассвете он и Педро поднялись вслед за рыбаками и обежали весь песчаный мыс – искали то, что могло поддержать огонь. Им повезло: прилив выбросил на скалы верхний кусок мачты какого-то мелкого суденышка и деревянный ящик с ячейками для бутылок.
– Возможно, это ящик с самолета, – вздохнув, предположил Алеша.
– Но мачта определенно не наша, – засмеялся Педро. – На нашей не было клотика.
Желая отвлечь товарища от грустных раздумий, он принялся рассказывать, какую беду пришлось вытерпеть в море ему, Мануэлю, Марии и дядюшке.
«Накануне наша мама разговаривала с дядюшкой по телефону, и он пригласил всех приехать к нему на ранчо в Матансас. „Проведете конец недели в райском уголке, – пообещал он. – Выйдем в море порыбачить. Все заботы беру на себя и, если согласны, заранее куплю обратные билеты на автобус“. Мама согласилась: она хотела порадовать нас путешествием, но ее не отпустили с работы. Кто-то там заболел или уехал, короче, ей выпали подряд два дежурства. А мы, конечно, уже настроились на поездку. „Ну, ладно, дети, – сказала она. – Поезжайте сами. Ты, Педро, за старшего“. Она всегда считает меня старшим, хотя Мануэль появился на свет раньше меня на два года и семнадцать дней. „Поезжайте, а я приготовлю к вашему приезду чего-нибудь вкусненького“.
Ну, мы и поехали. Дядюшка встретил нас на остановке, хотя мы здорово опоздали, и очень огорчился, узнав, что не будет матери. У него появились свои неожиданные планы, знаешь, у этих художников всегда какие-нибудь сумасбродные планы, я не имею в виду только дядюшку, все его приятели – какие-то блаженные люди: вечно возбуждены, кого-то бранят, кем-то восхищаются, и вот это-то мне больше всего непонятно: бранят или восхищаются, пьют кофе и говорят-говорят, но, заметь, никогда не садятся за работу, чтобы посрамить одних и поддержать других. Так вот, дядюшке предложили как раз заменить его картину, которая была выставлена в Национальном музее изящных искусств. Уж не знаю, по какой причине заменить, но он очень расстроился. Но поскольку мы приехали, а он человек слова, этого у него не отнимешь, он плюнул на все дела и попросил у знакомого рыбака лодку. Скорее всего даже арендовал ее, потому что я сам видел, как он совал в карман рыбаку десять песо.
По замыслу дядюшки мы должны были выйти в море на лангустов с бывалым рыбаком, сам-то дядюшка не рыбак, и если бывал в море, то чаще всего не со снастью, а с альбомом или мольбертом. Короче, когда быть беде, нагромождаются всякие случайности. Рыбак оказался болен, а мы очутились в море, имея самые слабые навыки в управлении мотором и лодкой.
Никакая остерегающая мысль никому, разумеется, не пришла в голову: утром был штиль, и залив, в котором мы собрались порыбачить, более напоминал большой таз, чем уснувший свирепый океан.
Мануэль или я управлялись с мотором, а дядюшка забрасывал снасть, но все неудачно, все мы приуныли, разморенные жарой и сверканием бесконечных вод. Однообразие притупило здравый смысл, и когда небо затянули облака, мы даже обрадовались, тем более что у выхода из залива на крючок попалась первая добыча: серебристая рыба игла, этак фунтов на шесть-семь весом. Только дядюшка затащил ее в лодку, она сорвалась с крючка. Мануэль поднял деревянную дубинку, чтобы оглушить рыбу, но ударил слабо и неточно: рыба прянула в воздух, перелетела через борт и исчезла в волнах.
Все досадовали, но больше всех Мануэль.
Тогда дядюшка Хосе приладил леску к запястью, насадил наживку из крабьего мяса, поправил блесну и вновь закинул снасть, указав мне править к выходу из залива в открытое море. И вдруг лицо дядюшки исказилось страшной гримасой, он скорчился, хватаясь обеими руками за борт. Мы поняли, что на крючок попалась большая и сильная рыба.
Я убавил скорость, а потом и вовсе заглушил мотор. Все мы стали свидетелями рокового поединка: лодку легко тащила какая-то гигантская рыба. Временами она отпускала леску, но затем рывком бросалась в сторону, лодка дергалась, беспомощно разворачивалась, готовая вот-вот перевернуться.
Всеми нами овладел азарт. „Это, наверно, редкостный экземпляр тунца или меч-рыбы“, – повторял дядюшка Хосе: леска на его руке затянулась, рука посинела, я советовал закрепить как-либо леску на носу лодки и освободить руку.
Опасность мы почуяли, оказавшись в открытом море. „Посмотрите, какие волны, – изумленно закричала Мария. – Наверно будет шторм!“
Все стали озираться, оценивая обстановку, как раз в этот момент незримое морское чудовище резко потянуло вглубь, дядюшку Хосе сбило с ног, проволокло по палубе и ударило о мачту, за которую он уцепился почти инстинктивно. Он закричал от боли. Все решали мгновения. Леска могла или перерезать руку, или сбросить дядюшку в море – он наверняка погиб бы в морской пучине. Да и то, что лодка не перевернулась, а только накренилась бортом, было чудом, которое не могло больше повториться.
Скажу тебе, я остолбенел, представив все возможные последствия. Положение спас Мануэль. Ударом ножа он перерубил леску, а тут и я подоспел.
Дядюшка лежал в лодке скорчившись, лицо серо-белое – такое бывает у мертвецов. Мы освободили его руку. Возле запястья кожа была надрезана, будто бритвой, до самой кости. Удивительно, но кровь не шла, это, наверное, от шокового состояния. Честно говоря, было отчего испугаться.
„К берегу, скорее к берегу“, – очнувшись, произнес дядюшка, поглядел на меня мутным взглядом и подмигнул. Это я хорошо запомнил, может, это и удержало меня от паники, и я стал за руль, понимая, что теперь на меня легла вся ответственность.
Мотор никак не запускался. Мне пришлось на веслах держать лодку кормою к волне, пока Мануэль возился с мотором, ничего в нем не понимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Дядюшка Хосе покачал головой:
– Мануэль, у меня точно такое же ощущение, но поверь, дружок, это от нашего несовершенства. Человек не может считаться нормальным, если у него непропорционально велико либо настоящее, либо прошлое, либо будущее. Верно я говорю, Алеша?
– Мне кажется, верно. Кто слишком озабочен настоящим в ущерб будущему и прошлому, тот эгоист. Вообще, недалекий человек. Кто живет только прошлым, тот ограничен. Кто живет только будущим, – фантазер…
На ужин дядюшка Хосе раздал остатки рыбы и предупредил Мануэля и Марию о том, что разбудит их на самой заре – пришла пора подумать о новом улове…
АЛЕША УЗНАЕТ О ЗЛОКЛЮЧЕНИЯХ СВОИХ ДРУЗЕЙ
Всю ночь ливмя лил дождь – в пещеру задували порывы влажного, холодного ветра, приносили запахи океана.
Крепкий сон вернул силы Алеше. Конечно, катастрофа не выходила у него из головы, но он – по совету дядюшки Хосе – заставлял себя думать о насущных заботах людей, выброшенных судьбой на неведомый остров.
На рассвете он и Педро поднялись вслед за рыбаками и обежали весь песчаный мыс – искали то, что могло поддержать огонь. Им повезло: прилив выбросил на скалы верхний кусок мачты какого-то мелкого суденышка и деревянный ящик с ячейками для бутылок.
– Возможно, это ящик с самолета, – вздохнув, предположил Алеша.
– Но мачта определенно не наша, – засмеялся Педро. – На нашей не было клотика.
Желая отвлечь товарища от грустных раздумий, он принялся рассказывать, какую беду пришлось вытерпеть в море ему, Мануэлю, Марии и дядюшке.
«Накануне наша мама разговаривала с дядюшкой по телефону, и он пригласил всех приехать к нему на ранчо в Матансас. „Проведете конец недели в райском уголке, – пообещал он. – Выйдем в море порыбачить. Все заботы беру на себя и, если согласны, заранее куплю обратные билеты на автобус“. Мама согласилась: она хотела порадовать нас путешествием, но ее не отпустили с работы. Кто-то там заболел или уехал, короче, ей выпали подряд два дежурства. А мы, конечно, уже настроились на поездку. „Ну, ладно, дети, – сказала она. – Поезжайте сами. Ты, Педро, за старшего“. Она всегда считает меня старшим, хотя Мануэль появился на свет раньше меня на два года и семнадцать дней. „Поезжайте, а я приготовлю к вашему приезду чего-нибудь вкусненького“.
Ну, мы и поехали. Дядюшка встретил нас на остановке, хотя мы здорово опоздали, и очень огорчился, узнав, что не будет матери. У него появились свои неожиданные планы, знаешь, у этих художников всегда какие-нибудь сумасбродные планы, я не имею в виду только дядюшку, все его приятели – какие-то блаженные люди: вечно возбуждены, кого-то бранят, кем-то восхищаются, и вот это-то мне больше всего непонятно: бранят или восхищаются, пьют кофе и говорят-говорят, но, заметь, никогда не садятся за работу, чтобы посрамить одних и поддержать других. Так вот, дядюшке предложили как раз заменить его картину, которая была выставлена в Национальном музее изящных искусств. Уж не знаю, по какой причине заменить, но он очень расстроился. Но поскольку мы приехали, а он человек слова, этого у него не отнимешь, он плюнул на все дела и попросил у знакомого рыбака лодку. Скорее всего даже арендовал ее, потому что я сам видел, как он совал в карман рыбаку десять песо.
По замыслу дядюшки мы должны были выйти в море на лангустов с бывалым рыбаком, сам-то дядюшка не рыбак, и если бывал в море, то чаще всего не со снастью, а с альбомом или мольбертом. Короче, когда быть беде, нагромождаются всякие случайности. Рыбак оказался болен, а мы очутились в море, имея самые слабые навыки в управлении мотором и лодкой.
Никакая остерегающая мысль никому, разумеется, не пришла в голову: утром был штиль, и залив, в котором мы собрались порыбачить, более напоминал большой таз, чем уснувший свирепый океан.
Мануэль или я управлялись с мотором, а дядюшка забрасывал снасть, но все неудачно, все мы приуныли, разморенные жарой и сверканием бесконечных вод. Однообразие притупило здравый смысл, и когда небо затянули облака, мы даже обрадовались, тем более что у выхода из залива на крючок попалась первая добыча: серебристая рыба игла, этак фунтов на шесть-семь весом. Только дядюшка затащил ее в лодку, она сорвалась с крючка. Мануэль поднял деревянную дубинку, чтобы оглушить рыбу, но ударил слабо и неточно: рыба прянула в воздух, перелетела через борт и исчезла в волнах.
Все досадовали, но больше всех Мануэль.
Тогда дядюшка Хосе приладил леску к запястью, насадил наживку из крабьего мяса, поправил блесну и вновь закинул снасть, указав мне править к выходу из залива в открытое море. И вдруг лицо дядюшки исказилось страшной гримасой, он скорчился, хватаясь обеими руками за борт. Мы поняли, что на крючок попалась большая и сильная рыба.
Я убавил скорость, а потом и вовсе заглушил мотор. Все мы стали свидетелями рокового поединка: лодку легко тащила какая-то гигантская рыба. Временами она отпускала леску, но затем рывком бросалась в сторону, лодка дергалась, беспомощно разворачивалась, готовая вот-вот перевернуться.
Всеми нами овладел азарт. „Это, наверно, редкостный экземпляр тунца или меч-рыбы“, – повторял дядюшка Хосе: леска на его руке затянулась, рука посинела, я советовал закрепить как-либо леску на носу лодки и освободить руку.
Опасность мы почуяли, оказавшись в открытом море. „Посмотрите, какие волны, – изумленно закричала Мария. – Наверно будет шторм!“
Все стали озираться, оценивая обстановку, как раз в этот момент незримое морское чудовище резко потянуло вглубь, дядюшку Хосе сбило с ног, проволокло по палубе и ударило о мачту, за которую он уцепился почти инстинктивно. Он закричал от боли. Все решали мгновения. Леска могла или перерезать руку, или сбросить дядюшку в море – он наверняка погиб бы в морской пучине. Да и то, что лодка не перевернулась, а только накренилась бортом, было чудом, которое не могло больше повториться.
Скажу тебе, я остолбенел, представив все возможные последствия. Положение спас Мануэль. Ударом ножа он перерубил леску, а тут и я подоспел.
Дядюшка лежал в лодке скорчившись, лицо серо-белое – такое бывает у мертвецов. Мы освободили его руку. Возле запястья кожа была надрезана, будто бритвой, до самой кости. Удивительно, но кровь не шла, это, наверное, от шокового состояния. Честно говоря, было отчего испугаться.
„К берегу, скорее к берегу“, – очнувшись, произнес дядюшка, поглядел на меня мутным взглядом и подмигнул. Это я хорошо запомнил, может, это и удержало меня от паники, и я стал за руль, понимая, что теперь на меня легла вся ответственность.
Мотор никак не запускался. Мне пришлось на веслах держать лодку кормою к волне, пока Мануэль возился с мотором, ничего в нем не понимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45