Вчера был у «святого» Рувима. Он говорил мне о фантастичности нашей жизни (твоей и моей), о том, что мы проходим через жизнь и оставляем за собой неизгладимый след, что нас любят до боли, и это причиняет много боли и нам, и другим. Понял он это, когда был в Севастополе. Вот тебе – какие мы люди.
Спи спокойно, поуркивай. Не тревожься обо мне. Нину поцелуй за меня несколько раз. Привет дяде, маме крестной, Саше – Ал. Петровне.
Целую. Твой Кот
Был вчера на Пречистенке и зашел в Музей Зап.[адной] живописи Морозова. Это что-то сказочное, перед чем Щукин меркнет. Какой там Гоген, Матисс, Моне. Приедешь – сейчас же пойдем.
Е. С. ЗагорскойПаустовской в д. Екимовка Рязанской губернии (Москва, 23 июля 1923 года)
Крол, крохотный. У меня за эту неделю – куча новостей. Я только что возвратился из Петрограда. В Петроград меня командировал Союз моряков на праздник Балтийского госпароходства по случаю отправления в кругосветное плавание старинного, но прекрасного клиппера (парусного) «Лауристон». Ехало нас в Петроград четверо (в том числе и Иванов) в отдельном салон-вагоне. В Петрограде с вокзала авто помчал нас по безлюдным, широким, поросшим травою, но изумительно чистым проспектам, мимо чудесных дворцов, черно-синих каналов к широкой, ветреной, прозрачной Неве. Был теплый, солнечный день, и меня поразил цвет петроградского неба – бледно-голубой и словно лакированный, как на старинных олеографиях. И почему-то Петроград напомнил мне мертвый Брюгге: тишиной, пустынностью, бледным солнцем, чисто голландской чистотой и обилием каналов. Воздух над городом словно в Армении – хрустально прозрачный и прохладный.
Кролик, от тебя уже больше недели нет писем. Я очень боюсь. Может быть, ты больна? Напиши сейчас же. Твое последнее письмо было о покосах. И с тех пор ни слова.
Сейчас я много работаю и бываю только у Фраермана… Последние три дня, сегодня тоже, – выпускаю журнал и весь день сижу в типографии в Чернышевском. Сегодня не успею, а завтра вышлю тебе денег – я боюсь, что ты сидишь без копейки.
Я теперь спокоен, много работаю и мне о многом, о многом хочется поговорить и посоветоваться.
Недавно я перечел свои стихи. Помнишь, – «Мои туманы синие, в огнях…».
Все, что случилось в последнее время – моя жажда писать, твои письма, поездка в солнечный, мертвый Петроград, все это страшно обострило во мне все, сдуло налет обыденщены, и у меня теперь такое чувство, что вокруг меня разворачивается жизнь, как какая-то глубокая, значительная, странная повесть. Мне страшно хочется приехать хоть на три-четыре дня в екимовскую тишину. У меня теперь такое отвращение перед чахлыми, чиновными, хлипкими интеллигентами-говорунами (гнилые они какие-то.и такие нелепые, если их представить на фоне моря и полей), что я каждый день утром и вечером обливаюсь холодной водой, делаю гимнастику, сплю с открытыми окнами и потому не похудел, а даже как-то посвежел и окреп… Привет всем…
Целую. Твой Кот
М. Г. Паустовской в Киев (Москва, 1 7 декабря 1923 года)
Дорогая мама.
…Из Тифлиса мы проехали в рязанскую деревню, к родным Кати, – поправиться и отдохнуть. Только в Рязани нас окончательно бросила лихорадка.
Я уехал в Москву устраиваться. Первое время было довольно трудно. Теперь я работаю в двух журналах и газете, где редактирую общий и литературный отдел. Кроме того, работаю, но случайно, в нескольких других журналах.
За последние годы (Киев – Одесса – Тифлис) я довольно много написал чисто художественных вещей и решил этой зимой начать всерьез печататься. Сначала я отдал мелочь в журналы. На днях, между прочим, будет мой рассказ в «Кр. Н.» (я тебе пришлю и, кроме того, пришлю кое-что уже напечатанное в Москве и Тифлисе – надо собрать). На Рождество еду в Петроград для окончательных переговоров с издательством «Петроград» об издании больших вещей (вероятно выйдет 2-3 книги). Предварительные переговоры я уже веду
Часто приходится сталкиваться и поддерживать связь с новыми писателями (Пильняк, Яковлев, Мандельштам, Ал. Толстой и др.)… Все, кто читал мои вещи в рукописях, а также редакции, куда я сдаю их в печать, говорят, что помимо их «поразительного, красочного» стиля, помимо богатства образов они очень глубоки по содержанию. Наиболее смелые утверждают, что как содержание этих вещей (конечно, не пустяковых, которых у меня много, а крупных), так и моя манера письма – совершенно исключительны в русской литературе. Я не люблю говорить об этом и пишу это только тебе, чтобы ты поняла, чем отчасти вызваны скитания, и не сердилась на меня за то, что я живу, может быть, не так, как ты хотела бы.
Я смотрю на самого себя, быть может, немного странно с общепринятой точки зрения. Я думаю, что если мне правда дан талант (а это я чувствую), то я должен отдать ему в жертву все, – и себя, и всю свою жизнь, чтобы не зарыть его в землю, дать ему расцвести полным цветом и оставить после себя хотя бы и небольшой, но все же след в жизни. Поэтому теперь я много работаю, пишу, много скитался, изучал жизнь, входил в жизнь людей самых различных общественных слоев.
В этих скитаньях я физически не мог поддерживать связь с тобой, хотя это очень мучило и мучит и сейчас. Но теперь мне надо подождать, привести все в порядок, отстояться и, я думаю, очень скоро я смогу приехать в Киев…
Живу я сейчас в Пушкине, в 20 верстах от Москвы, в зимней даче. Вокруг лес, снега, тишина. Работать здесь прекрасно. Утомляют только поездки в город. В городе я не нашел комнаты. Кроме того, платить по 10 червонцев за комнату я не могу, а дешевле в Москве не найти.
‹…› Уже поздно, три часа ночи, надо кончать. Скоро опять напишу. Знаю, что тебе тяжело очень, но до сих пор и мне было немногим легче. Теперь все проясняется, и я смогу помочь тебе и, может быть, скоро избавить тебя и от этой проклятой зависимости от других, и от труда. Как Галя? Напиши все подробно, не сердись на меня и Катю. Целую крепко тебя и Галю. Катя целует.
Твой Котик
Мой адрес (городской): Москва, Солянка, 12, Дворец Труда, III-й этаж, комн. 172, редакция газеты «На вахте» – мне.
Е. С. Загорской-Паустовской в роддом им. Грауэрмана (7 августа 1925 года)
Крол, родной… Тревожишь ты меня температурой и тем, что у малыша расстройство. Напиши, как сегодня, лучше ли? Главное – будь спокойна, не таращ глаза и не зачитывайся особенно Жуком с его анекдотами.
Малыша я сегодня утром зарегистрировал. В твоем паспорте вписано – «сын Вадим Паустовский, родился 2-го августа 1925 г.». Заполнял тысячу вопросов в анкетах и давал подписку, что ребенок действительно наш и мы от него не откажемся. И все это стоило 3 копейки.
«Лихорадку» Мускат мне принесет сегодня, завтра пришлю. Можно будет купить в Сибкрайиздате несколько номеров.
Никак не соберусь написать тебе толковое подробное письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70